ВОЙНА МУЖЧИН И ЖЕНЩИН
Пути античного мифа в мировом искусстве извилисты, но нескончаемы. Базовые сюжеты прошли через все направления и стили, пережили деконструкцию и метаиронию. Но всё так же остро и болезненно отзываются в бездне человеческих пороков, страстей и противоречий. Сразу несколько откликов обнаруживаются в «Медее» Надежды Алексеевой на сцене Новгородского театра для детей и молодежи «Малый». Эта работа стала логическим продолжением многолетних поисков режиссера по актуализации древнегреческой мифологии в современном театре. И составляет почти дилогию с «Ифигенией-жертвой». Почти – потому что десятилетие, которое разделяет эти два спектакля, выражается и в режиссерском почерке, и в отношении к власти мифа над повседневностью.
Общее – это переводы Вланеса трагедий Еврипида. Новый текст очищен от многих стилевых примет Серебряного века, когда были созданы канонические переводы. Вланес убирает витиеватую архаику, уточняет лексику и ритм стиха. Именно Еврипид в его исполнении становится более человечным, злободневным, даже провокационным. Но Надежда Алексеева одним Еврипидом не ограничивается. В тексте спектакля использована «Медея» Жана Ануя, которая спускает события еще на один уровень ниже по сравнению с мифом. Получается непрочная, подвижная конструкция из диффузии двух пластов, которые в чем-то могут даже соперничать. Под большим давлением трагедия и экзистенциальная драма сжимаются, отбрасывая рефлексы на ключевой вопрос о сущности семьи – союза или схватки?
Носителями трагической, мифологической стороны выступают Любовь Злобина и Олег Зверев. Возраст актеров как бы отражает иное поколение, существующее в торжественной архаике, выражающее страсти через поэтический этос. Декламация стиха оживлена, снабжена эмоциональной пластичностью, но все же статуарна и благородна. Спор Медеи и Ясона – это столкновение масштабных личностей, у каждой из которых своя твердая позиция. Собственно, у Ясона – Олега Зверева только один основательный монолог, в котором он бранит и проклинает Медею за убийства. Актер не оправдывает своего персонажа, но в его экспрессии есть достоинство. Хотя перевес силы на стороне Медеи. Исключительное внутреннее напряжение, с которым Любовь Злобина ведет роль, придает этому образу черты полубожественного могущества. Любой из поступков Медеи уже правомерен, поскольку она живет по законам, установленным богами. Предательство родных – за любовь к мужу. Убийство – за измену. Медея не опускается до исступления, до импульсивности – каждое решение, движение мысли продиктовано логикой, ужасающей и находящейся за пределами человеческой ограниченности.
А в центре композиции – ануевская ссора Медеи и Ясона, сыгранная Мариной Вихровой и Алексеем Коршуновым. Молодые актеры – это уже другое поколение, другой язык и способ переживания кризиса. Точнее, испытание распадом личности во время кризиса отношений мужчины и женщины. Взаимные упреки, оскорбления, манипуляции, борцовский рисунок и почти пограничная степень откровенности, по сути, передает иную суть конфликта. Стремительная, отчаянная, импульсивная Медея скорее берет верх над сомневающимся, испуганным Ясоном. Трагический исход этого уровня обусловлен не логикой возмездия, а неспособностью справиться с травмой, психопатическая неопределенность. Диалог обрисовывает зависимость и созависимость людей в любовных отношениях степень доверия и агрессии, которые могут позволить себе люди, знающие друг о друге самые интимные подробности. Эти люди с трудом слышат друг друга, бегут под воздействием эмоций от себя, от своих страхов, эгоистично требуя сочувствия.
Из этих двух пластов складывается общая фабула, местами заполняющая сюжетные опоры, а где-то рассчитывающая на подготовленного зрителя (хотя бы в отношении похода аргонавтов за Золотым Руном). Но дискретность действия заставляет размышлять более о сменяющихся нравственных и ценностных ориентирах во времени, чем о тезисе, изложенном то ли иронично, то ли нравоучительно в финале. Убитые дети Медеи (их также играют Марина Вихрова и Алексей Коршунов) нараспев читают слова кормилицы: «Как это хорошо, как это превосходно, когда жена ни в чём супругу не перечит! Но в дом пришла война!» С одной стороны – катарсис от ужаса, до какой степени разрушительными могут быть преданные отношения. С другой – терапевтический эффект от наблюдения за ролевой моделью кризисной пары.
Психическая и философская содержательность постановки подкрепляется и визуальными решениями. О другом времени и пространстве напоминают стилизованные костюмы и головные уборы старших героев, проекции античных руин (что дополнительно усиливает атмосферу распада), созданные Анастасией Алексеевой. На молодых героях – модная походная одежда с оттенком милитари, в реквизите рюкзаки, пистолет, психоделический абстракционизм в проекциях, популярная и утяжеленная музыка. Впрочем, стили не обособлены и не противопоставлены. Медея Любови Злобиной «улетает» на колеснице, запряженной драконом, обозначенной гулом вертолета. А молодая пара пьет воду из стаканов, которые вполне могли бы сойти за античное стекло. Для всех есть общее пространство из грубого профнастила – скупой и неуютный образ отсутствия домашнего уюта, заставленный кадками с безжизненно позолоченными папоротниками. Воплощая художественные задачи режиссера, художник-оформитель Оксана Немолочнова добивается узнаваемого современного стиля, играющего визуальными кодами древней цивилизации.
В этой новой работе отшлифованные режиссерские приемы работы с мифом сохраняют свою возвышенность и структурное изящество. Но по-новому проявляется внимание к точности психологического рисунка, появляется разреженное метафорическое сочинительство. Древняя трагедия спускается с котурнов, снимает хитон величия. Но цветастые платья и лонгсливы могут рассказать историю не менее раздирающе.
Фото: Михаил Мадрасов