ДА: Какую часть вашей жизни занимает театр?
- 85 процентов. Нет, наверное 70, остальное время — семья и друзья. Конечно, театр — это супер круто, но иногда я специально себя заставляю не говорить о театре дома. Мы приходим домой, и я не рассказываю, что я придумал, и Рита (супруга) не рассказывает, что было у нее на репетиции. Летом мы ездили отдыхать, и я полтора месяца вообще не думал про театр. Нет, думал конечно, этот процесс невозможно остановить. Но я купался, ходил по горам, загорал, читал книжки, смотрел сериалы. И мне кажется, это важно, не терять связи с реальностью, не терять связи с родителями, не терять связи с друзьями.
ДА: Когда Вы ставите спектакль, у Вас в голове уже есть готовый замысел?
- Да, конечно, это беда, если у тебя нет замысла, тебя артисты сожрут. К первой репетиции уже чаще всего придуманы с художником пространство, сценография, костюмы, какие-то отдельные сцены. Во всяком случае, я всегда стараюсь придумать начало и финал, и какие-то стилистические ощущения очень важны для меня.
Я всегда создаю плейлист, папочку с названием спектакля или эскиза и начинаю забрасывать туда музыку, слушаю, что-то новое ищу. Это огромная подборка. Я слушаю музыку и начинаю придумывать сцены под нее. Я сейчас еду в Красноярск на лабораторию, я придумал такой ход, который не всем может понравиться. Там детская пьеса, очень интересная тема лаборатории - как ребёнок воспринимает смерть, и как он переживает процесс, когда кто-то уходит из его близких. Но пьеса, которую мне дали, мне не очень нравится. Я ее вывернул наоборот, и возможно, это будет моя ошибка. Посмотрим через неделю, как это будет работать.
ДА: Актеры могут менять Ваш замысел?
- Конечно. Это диалог — работа с артистом, и всегда должна быть внутренняя воля, чтобы изменить первоначальный замысел. Но у меня есть право сказать — это будет так, и никак иначе. Великий режиссер Эймунтас Някрошюс говорил, что не нужно артистов убеждать. Да, режиссер — лох, если он убеждает. Может быть, когда-нибудь я перестану убеждать людей в чем бы то ни было вообще, мне кажется, это свойство возраста и какого-то внутреннего страха, что я покажусь лузером и что могут подумать, что я не умею делать то, что я по факту умею. Вроде как что-то получается, но всегда есть страх, что ты как будто тут случайно, синдром самозванца. Хотя внутри я думаю, что я потрясающе гениальный человек (смеется).
ДА: Вы когда-нибудь хотели снять свой фильм?
- Мне многие задают этот вопрос. Да, я хотел бы снимать кино, но я так люблю театр, именно делать. А кино я люблю смотреть, разбирать, общаться с людьми, читать и слушать рецензии. Я подписан на подкасты про кино, мой любимый - «Шум и яркость» от КиноПоиска, который посвящён саундтрекам, например, сейчас музыкальный критик Лев Ганкин разбирает, как строилась традиция музыки к фильмам про Джеймса Бонда во всех 25 фильмах. И я обожаю слушать и разбираться, понимать, как важна музыка в фильме и как круто, когда ее нет. Я хотел бы снять кино, но не сейчас.
ДА: А сняться в кино?
- Я снимался. Ну, по большому счёту, если это не какой-то интересный режиссёр, то это просто зарабатывание монет. Почему артист хочет сниматься в кино, потому что у всех ипотека, дети и кредит на стиралку. А в театре не всегда зарплаты большие, и при этом в театре большая занятость. Все отпрашиваются на съёмки.
ДА: Охарактеризуйте себя одним предложением.
- Сложно. Я непримиримый любитель нежностей и чувственности. Я просто очень сентиментальный. Я очень люблю, когда всё нежно, в любви и трепетно, это очень важно для меня.
ДА: А Вы задавали себе вопрос - кто я и зачем пришёл в этот мир?
- Каждый задает себе этот вопрос, и на каждом этапе у тебя разные ответы. А ещё классно, не формулировать это, потому что важно просто быть рядом с родными людьми — и всё. Make them happy. Ну я же всё равно умру, и все мы умрём. А классно, если ты делаешь в своей жизни кого-то счастливым. Если ты заставил своим спектаклем человека задуматься, и вот пока он идёт до метро, он думает: «что-то у меня там очистилась внутри, система очистки Борк». Это вообще супер. Значит, я не зря делаю спектакли и живу в этом мире. Какая-то такая простая штука.
ДА: У Вас есть неосуществленные детские мечты?
- Да, у меня нет дачи. Дома своего частного. Я бы очень хотел. Вот в своём детстве я бывал у прабабушки в доме. Мне очень нравится деревня. Не в смысле, что там пахнет навозом, ты ходишь по давленным абрикосам. Нравится просто выключаться. Мне очень важно смотреть на сосны, или ты пришёл на кухню, а там уютный абажур, выпил чаю, приехали к тебе друзья, вы посмотрели кино на проекторе, или просто дети играют, ты пошел с ними в лес гулять. У меня правда нет детей, но это не за горами, надеюсь. Это моя какая-то детская мечта - дача. Ещё я в детстве очень хотел быть футболистом, но я никогда не стану футболистом. Это грустно. Мне уже 33 года, а в 33 все заканчивают карьеру, уже поздно начинать. Но я люблю футбол, играю, люблю смотреть.
ДА: А дом в планах есть?
- Я не знаю, я не умею откладывать. Я очень хотел бы выработать в себе такое качество, и когда у тебя есть несколько свободных дней, поехать, допустим, когда откроют границы, на 3 дня в Берлин. Но надо заплатить за квартиру, нужно что-то купить, и все. Надо просто больше зарабатывать. Но как сказал мой друг, режиссёр, театр — это не то место, где зарабатывают монеты, к сожалению. Какой бы у тебя ни был гонорар, ты не можешь поставить больше спектаклей, ты просто начинаешь повторяться или устаёшь физически. Вот я выпустил спектакль, и был как раздавленный огурец.
ДА: У вас есть принципы от которых Вы никогда не отступись?
- Да, конечно. Нельзя обижать родных людей. Нельзя предавать родных людей, есть обычные евангельские принципы. Мне кажется, следуя им, всё будет отлично, то есть они очень простые. Ещё очень не хочется продаваться за монетки. Делать какую-то ерунду, всё равно любой спектакль - это небольшой компромисс в чём-то, с артистом ли, с театром ли, с политикой. Не хочется, чтобы сказали, что «чувак, ты продался за бабки, и делаешь какую-то шляпу». Даже если есть какой-то компромисс, всё равно нужно не предавать себя, не предавать свои принципы, связанные с пониманием того, что важно для тебя, с пониманием театра и так далее.
ДА: А принципы в работе с актёрами?
- Важны принципы команды, важно, что мы все делаем одно дело, что мы все внутри друзья, что мы все понимаем, ради чего это. Хотелось бы всегда думать, что это не просто спектакль, что это какой-то опыт, это какая-то жизнь, на месяц-два мы становимся родственниками, соседями, друзьями, отцами, матерями, жёнами. Этот принцип важен для меня, что мы все собираемся вокруг одной затеи и начинаем в неё верить.
ДА: Вы взрослый человек. Почему Вас интересуют проблемы переходного возраста?
- Может быть, потому что в моем переходном возрасте было все гладко. Я как будто жил в шаре прекрасностей. Конечно, были притирки с одноклассниками, но я чувствовал себя супер комфортно. Я занимался танцами, английским и т. д. Мне важно, что думают подростки. Это будет банально звучать, но вы же — наше будущее. Если мы теряем эту связь с вами, мы закрываемся, и нет диалога. А мне очень важен диалог. В преподавании мне интересно, как человек развивается, как он избавляется от зажимов и страхов. В подростках какой-то предел чувственности, предел искренности. Если я тебя ненавижу - ты мне больше не друг, и через неделю все прощается. Есть какие-то эмоциональные качели в подростковом возрасте, которые меня привлекают, потому что это честно, потому что дальше на человека наслаивается много всякого мусора или проблем или убеждений. А здесь есть какое-то чистое восприятие, как считать это чистое восприятие, как быть с ним в диалоге, как быть честными. Вот это важно.
ДА: Согласны ли Вы с мнением, что современное поколение подростков чувствительнее, чем подростки Вашего поколения?
- Мне кажется, для моего поколения 30-35-летних людей есть важная тема, они росли в 90-х. Родители были заняты зарабатыванием денег. Потом, когда они выросли, они поняли, что зарабатывать деньги — это не так уж сложно, сейчас есть возможность зарабатывать деньги. Эта некая ценность перестала быть для них интересной. И в целом, они между, они вроде бы в бутерброде, но они, с другой стороны, ни сыр, ни колбаса. У них нет никаких ориентиров, потому что родители их не давали, они были заняты тем, чтобы тебе было что есть завтра, и работали на четырех работах. А современное поколение проще воспринимает эту реальность. Мои знакомые, которым по 20 лет, они вообще на лайте, и это классно. Это не значит, что они менее эмпатичны. А поколение ваше - 13,14,15-летних, вы очень чувственные. Не зря же возникает понятие метамодернизма в культуре. Новая искренность. Вам не нужны контексты, происходит реструктуризация восприятия.
ДА: Согласны Вы с мнением, что современное поколение - потерянное? Многие думают, что подростки мало интересуются культурой, историей.
- Нет. Мне кажется, про каждое поколение думали: они мало интересуются культурой, историей. Потом люди вырастали и что-то делали. Это абсолютно нормально. Ну да, много в телефоне, но это абсолютно другое восприятие, и это нормально. Если ты будешь сидеть на берегу моря и видеть красивый закат, тебя же это впечатлит?
ДА: Да.
- А если обижают, буллят твою одноклассницу, ты же скажешь: что за хрень?
ДА: Да.
- Потерянное поколение было после второй мировой войны. Есть легендарное, великое кино «Застава Ильича» Марлена Хуциева, и там герой, которому двадцать с лишним, встречает во сне отца, который погиб на войне, и говорит: «Пап, как жить?» Отец отвечает: «я сам не знаю, я умер и мне меньше лет, чем тебе». Это потерянное поколение. И люди, которые создавали культуру 60-х, они нашли что-то новое ровно потому, что они были потерянные. Страна изменилась, был культ личности Сталина, они были детьми, когда шла война. С одной стороны — потерянное поколение, с другой стороны — поколение, которое сделало нашу культуру. У Ремарка есть потерянное поколение. Потерянное поколение возникает, когда есть какие-то глобальные изменения в истории. Человек теряет какие-то маяки и думает, а куда теперь мне плыть? Вот мое поколение можно назвать отчасти потерянным. В современной российской драматургии есть такое понятие «новые вялые». Это 30-37-летние, когда люди сидят дома, смотрят кино, пьют вино и они не хотят детей, они живут для себя, и при этом они вялые.
ДА: Сейчас век инстаграма и тик-тока? У Вас есть интсаграм?
- Да, инстаграм есть.
ДА: А тик-ток?
- Тик-тока нет. Мне кажется, я начну залипать. А инсту я очень люблю. Я стал реже постить, стал чаще делать сторис, что-то интересное, смешное, мемы. Сейчас век мемов. Когда человек не знает, как отреагировать на какой-то треш, он присылает мем, чтобы отрефлексировать его как-то. И это неплохо. Это как раз поколение 25-летних, они на лайте, они не хотят включаться. «Мы со стороны», такая позиция отстранения.
ДА: Сейчас есть тик-ток и инстаграм. Как Вы думаете, что будет, через 10, 15, 20 лет?
- Я помню, когда я учился в школе, у меня был очень медленный модем, фильм скачивался всю ночь или полдня. Все что приходит, оно классное, все плохое уйдет. Время перемелет.
ДА: Как Вы считаете, до какой степени можно менять классические произведения?
- Мне кажется, что если ты делаешь «Мертвые души» - «Селифан надел зипун», ты как режиссер можешь найти артиста, который не приклеит, а отрастит бороду, как у Селифана, и сшить ему такой вот зипун. И это уже будет интерпретацией, мое режиссерское видение. Мне кажется, это всегда взаимодействие человека, который ставит спектакль или фильм, с текстом, это его мир. Это диалог с автором или спор с автором, это его произведение. Спектакль Андрея Могучего по пьесе «Гроза». Это не пьеса «Гроза», это всего лишь текст для размышления. Кстати Могучий сделал гениальный ход — поставил спектакль стиле масочного балаганного театра, как играли его в Малом театре в 1881 году, он делал его по фотографиям, но при этом это дико современный спектакль.
ДА: Можно поменять декорации и костюмы, а есть что-то, что менять нельзя? Где эта граница?
- Каждый для себя устанавливает эту грань. И нужна ли эта грань? Есть спектакль по произведению Платонова «Река Потудань» режиссера Сергея Чехова. В рассказе говорится про любовь двух молодых людей, парень приходит с войны, влюбляется, но боится этого чувства. И есть пожилой отец, который его не понимает, который сам когда-то упустил такую любовь. А в итоге декорация - дом престарелых, в которой три пожилых артиста перемещаются, у них просто партитура физических действий, совершенно не связанных с «Рекой Потудань», но я слышу, как эти же артисты, маститые старые артисты, читают «Реку Потудань», как если бы ее записали как аудиокнигу 50 лет назад. И где-то это иронично, а где-то нет. И я понимаю, что это спектакль не по произведению Платонова. Оно — это лишь повод для того, чтобы порассуждать о неминуемости смерти, об уходящей молодости. И ты дальше отключаешься от спектакля, слушаешь только текст или воспринимаешь текст в диалоге с тем, что происходит в спектакле.
ДА: Очень обсуждаемый сейчас вопрос. Нужно ли подросткам читать классическую литературу?
- Сейчас есть огромное количество крутой детской литературы, кроме школьной классики. Но и в школьной классике есть топовые вещи. Помню, читал «Мертвые души» в школе, и мне очень нравилось. Я прочитал «Войну и мир», для меня это был челендж, я не то чтобы кайфовал. Мне нравились батальные сцены, а не сцены в салоне Анны Павловны Шерер. Я не знаю, мне кажется, нужно найти баланс. Надо ли читать в школе Паустовского, не знаю. Например, Достоевского можно читать, потому что это супер крутой детективный сюжет, кроме рассуждений Достоевского о Боге, о том, что позволено в этой жизни и так далее. Можно читать, можно не читать. А что Вы читали и что вам зашло из школьной программы?
ДА: «Капитанская дочка».
- Ну это же очень скучно.
ДА: «Евгений Онегин».
- «Евгений Онегин» - это круто! Это драйв, это хулиганство, и при этом очень легкий стих, который хорошо усваивается.
ДА: «Песочный человек» Гофмана.
- Да, это крутое произведение для вас, для подростков. Сейчас много классной современной литературы, которую можно почитать: «Вратарь и море» Марии Парр или «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?» Ульфа Старка или Анну Красильщикову.
ДА: Есть ли у театра будущее на живой сцене? Или все перенесется в виртуальную реальность?
- Нет, никогда не перенесется. Театр существует века, и существует благодаря тому, что есть живой контакт между зрителем и человеком. Он может видоизменяться, но не исчезнет.
ДА: Можно ли о вечном вопросе отцов и детей говорить с помощью текстов Тургенева?
- Можно. «Отцы и дети» - это очень жесткая книжка. В Гоголь-центре есть невероятно прекрасный спектакль Серебренникова «Обыкновенная история» по Гончарову. Мне кажется, это удивительно современный текст. Есть очень много классных подростковых пьес, которые можно взять, помимо Тургенева.
ДА: В «Василисе» Вы обращаетесь к сказочным персонажам. Считаете ли вы, что так проще достучаться до подростка?
- Драматург Мария Малухина написала пьесу, и она интересна тем, что работает со сказочным архитипом. Внутри спектакля нет ничего похожего на кокошники и русские песнопения. Если выйдут богатыри, одетые как богатыри, вы скажете: «где они нашли этот нафталин, почему у них накладные бороды? Это ложь, это неправда». Интересно было найти эстетический6 визуальный эквивалент этому тексту, потому что темы в пьесе заложены потрясающие, и текст очень ироничен и терпит какую-то интерпретацию.
ДА: Какой совет дадите Вы тем, кто хочет реализоваться в профессии режиссёра или актера?
- Не идите в профессию актера, потому что эта профессия очень созависимая. Ты можешь быть отличным артистом, но не попасть в театр или не попасть в струю съемок, а ты ничего другого не умеешь. А в режиссуру? Если ты думаешь, что тебе интересно создавать миры, то надо идти в режиссуру. Если тебе интересна психология человека, как он поступает в той или иной ситуации под действием каких-то страстей или чего-то еще, стоит идти в режиссуру. Это удивительный мир. Актерский мир тоже прекрасен, но есть свои реалии. Мне тоже говорили про эти реалии, но я пошел и поступил. У каждого свой путь. Если человек не поступил с первого раза, надо пробовать еще раз и еще раз. Есть отличные артисты, которые поступали с пятого раза. Надо не бояться и делать. И классно, когда есть родители, которые умеют слышать тебя, может быть даже подтолкнуть к тому, чего ты боишься или тебе неловко, а ты хочешь. Когда они могут тебя направить мягко, и это будет твой опыт.
ДА: Три вещи, которые Вас мотивируют?
- Кино, красота окружающего мира и гордыня моя. Надо всем что-то доказать, хотя это абсолютная глупость.
Детская редакция — выпускники Школы театрального блогинга Лаборатории современной оперы «КоOPERAция».