Спектакль «Коричневое утро» / фото: Михаил Мордасов
10. А ПОТОМ ОНИ ПРИШЛИ ЗА МНОЙ
Утро на фестивале «Царь-Сказка» начинается не с кофе. А с «Лектория», ставшего уже не менее увлекательной традицией, чем спектакли. Знаю, что фестивальные организаторы и пресс-центр перестают уже отличать день от ночи, в непрерывном режиме создавая все условия для идеального проведения событий. Но полные сил и энергии собираются, чтобы услышать, как театровед, специалист по театру кукол Алексей Гончаренко рассказывает о высоких технологиях, завоёвывающих пространство искусства.
Милые и жуткие автоматоны, андроиды, роботы и даже ИИ демонстрируют человеческую изобретательность и верно служат самым жестоким идеям художника. Чтобы мы стали добрее. И, сочувствуя измученной кукле или цифровому сознанию, делали верный моральный выбор.
Утро началось позднее. И даже «Коричневое утро», каким его сочинил Франк Павлофф, а театральную версию - Саша Золотовицкий с актерами РАМТа. Новелла, в иносказательной форме показывающая юным читателям (и зрителям) одну из сторон фашизма, результат покорности и молчания, предельно проста.
Художник Софья Шнырева создала идиллическую картинку, очень похожую на книжную иллюстрацию. Кафе с уличной верандой, венские стулья и столики под карнизом с лампочками – всё будто нарисовано акварелью, как на афишах Тулуз-Лотрека, чьи выцветшие репродукции украшают стену. И перейдет в контрапункт, когда герой Даниила Шперлинга столкнется с тираническим кошмаром, который творят местные власти, прикрываясь заботой о жителях.
Тревожное, пугающее настроение передается еще одной визуальной находкой. Темная стеклянная витрина кафе становится экраном телевизора, в котором возникает кокетливая и самоуверенная диктор (Яна Палецкая). Угрожающие изменения поддерживаются неоновыми полосками (художник по свету Анна Короткова), разрушая атмосферу старомодного кафе и приближая антиутопическое будущее.
По сюжету скромный и интеллигентный герой, рассказывающий зрителям эту историю, теряет легкомысленного друга Чарли (Николай Угрюмов), арестованного властями. А затем и сам оказывается наказанным за «проступок», поскольку закон имеет обратную силу. Стремление всех и всё сделать одинаковым по родовому признаку – коричневым, преследование за предпочтения и убеждения, для детей передается через довольно простые вещи. Но для взрослых они становятся фантасмагоричными и еще более страшными. Ведь чем нелепее запрет и жестче последствия его нарушения, тем сильнее осознание до каких пределов жесткости может доходить человек.
Спектакль получился камерный, неспешный по темпоритму. Немногочисленные сатирические вставки в исполнении Николая Угрюмова и Яны Палецкой вызывают легкое оживление. Но есть ощущение, что режиссер и актеры не нашли до конца убедительного способа существования, остановившись на интуитивной иллюстративности и простых эффектах, чтобы не нагружать юных зрителей сценическими изобретениями.
Утро на фестивале «Царь-Сказка» начинается не с кофе. А с «Лектория», ставшего уже не менее увлекательной традицией, чем спектакли. Знаю, что фестивальные организаторы и пресс-центр перестают уже отличать день от ночи, в непрерывном режиме создавая все условия для идеального проведения событий. Но полные сил и энергии собираются, чтобы услышать, как театровед, специалист по театру кукол Алексей Гончаренко рассказывает о высоких технологиях, завоёвывающих пространство искусства.
Милые и жуткие автоматоны, андроиды, роботы и даже ИИ демонстрируют человеческую изобретательность и верно служат самым жестоким идеям художника. Чтобы мы стали добрее. И, сочувствуя измученной кукле или цифровому сознанию, делали верный моральный выбор.
Утро началось позднее. И даже «Коричневое утро», каким его сочинил Франк Павлофф, а театральную версию - Саша Золотовицкий с актерами РАМТа. Новелла, в иносказательной форме показывающая юным читателям (и зрителям) одну из сторон фашизма, результат покорности и молчания, предельно проста.
Художник Софья Шнырева создала идиллическую картинку, очень похожую на книжную иллюстрацию. Кафе с уличной верандой, венские стулья и столики под карнизом с лампочками – всё будто нарисовано акварелью, как на афишах Тулуз-Лотрека, чьи выцветшие репродукции украшают стену. И перейдет в контрапункт, когда герой Даниила Шперлинга столкнется с тираническим кошмаром, который творят местные власти, прикрываясь заботой о жителях.
Тревожное, пугающее настроение передается еще одной визуальной находкой. Темная стеклянная витрина кафе становится экраном телевизора, в котором возникает кокетливая и самоуверенная диктор (Яна Палецкая). Угрожающие изменения поддерживаются неоновыми полосками (художник по свету Анна Короткова), разрушая атмосферу старомодного кафе и приближая антиутопическое будущее.
По сюжету скромный и интеллигентный герой, рассказывающий зрителям эту историю, теряет легкомысленного друга Чарли (Николай Угрюмов), арестованного властями. А затем и сам оказывается наказанным за «проступок», поскольку закон имеет обратную силу. Стремление всех и всё сделать одинаковым по родовому признаку – коричневым, преследование за предпочтения и убеждения, для детей передается через довольно простые вещи. Но для взрослых они становятся фантасмагоричными и еще более страшными. Ведь чем нелепее запрет и жестче последствия его нарушения, тем сильнее осознание до каких пределов жесткости может доходить человек.
Спектакль получился камерный, неспешный по темпоритму. Немногочисленные сатирические вставки в исполнении Николая Угрюмова и Яны Палецкой вызывают легкое оживление. Но есть ощущение, что режиссер и актеры не нашли до конца убедительного способа существования, остановившись на интуитивной иллюстративности и простых эффектах, чтобы не нагружать юных зрителей сценическими изобретениями.
Спектакль «45 минут» / фото: Михаил Мордасов
11. НЕДОЛГО НЕЖИЛ НАС ОБМАН
Недолго – всего 45 минут бешеного драйва от «Упсала-Цирка». Школа – как много в этом звуке… Униформа коричневого цвета (читатель ждет уж рифмы с «Коричневым утром» от РАМТа, но нет, не настолько же) на ребятах, что бегают по залу, как на обычной переменке, наводит на мысль о привычных буднях.
Но как только ученики уселись за импровизированные парты (а на самом деле цирковые снаряды) на сцене, то невыносимо скучный урок вылился в бунт. Против чего? Против рутины, бессмысленного потока учительских шаблонных фраз о «Пушкине – нашем любимом поэте», против избитых сарказмов о детской рассеянности и непоседливости. Закрыли рты, голову дома забыли и - грустно, и смешно.
Смелые, честные ребята взрывают школьный класс акробатической хореографией. Лариса Афанасьева и Ярослав Афанасьев оставили за цирком его природную суть, но не позабыли о драматургии и театральной выразительности. Парты – гимнастические снаряды, школьные рюкзаки – предметы для жонгляжа. Стулья – для эквилибра под самыми софитами без страховки (!), откуда, как заученный урок, школьники отвечают «К Чаадаеву».
Акробатика выражает и протест, и созидательную свободу. Световая партитура Насти Пономаревой и Гоши Салтыкова темновата, а саунд-дизайн Даниила Коронкевича агрессивен электронным ревом и искажениями, но сосредоточенные и ясные лица исполнителей вызывают радостный восторг. Можно даже говорить о художественных образах, ведь взаимоотношения школьников драматически сконструированы, рассчитаны, а точкой сборки становится выход за бытовые рамки.
А ведь рамок очень много. Теснясь внутри парт-кубов, принимая причудливые гимнастические позы, ребята напоминают, что уравнивать и ограничивать несложно. Только затем, поднявшись на высоту, с нее также легко упасть, исчезнуть, потерять себя. Эти мысли вызваны трюком, заставляющим сжиматься сердце – бесстрашные и отчаянные падения спиной в пустоту, маскировка удара о мат громкой музыкой. Another brick in the Wall так и просится в музыкальный ряд…
Помнят постановщики, что проблема не только в скучной системе. Есть в спектакле эпизод с буллингом, когда школьники избивают своего одноклассника рюкзаками. Удары достаются парте, в которой он спрятался. Но от этого не менее страшно и больно.
Номер «качели» – выход за пределы класса, мечта о море. Командная ловкость, а местами даже суровость отменяет романтичность, когда сакральная пушкинская ода в финале звучит уже от юного чистого ума и сердца. Подростки взрослеют и становятся людьми завтрашнего дня, готовые вписывать свои имена в историю. И вот фестивальная рифма снова отсылает нас к «Онегину» Надежды Алексеевой.
Командность постановки «45 минут» заключена не просто в спортивной необходимости. А в единении мировоззрения, поддержке, осмысленности самовыражения. Несколько номеров на изобретательный ритм не менее эффектны и действенны, чем скоростная акробатика. Матвей Муринов, Маша Калинина, Мавада Афеф, Василиса Калинина, Мирослав Митрофанов, Ваня Савин, Тимур Прощалыгин, Юра Воробьев, Света Гашко, Наташа Буксеева опрокинули штамп об угловатости и неловкости подростков, загнанных в рамки обессмысливающих самих себя правил и наставлений.
Недолго – всего 45 минут бешеного драйва от «Упсала-Цирка». Школа – как много в этом звуке… Униформа коричневого цвета (читатель ждет уж рифмы с «Коричневым утром» от РАМТа, но нет, не настолько же) на ребятах, что бегают по залу, как на обычной переменке, наводит на мысль о привычных буднях.
Но как только ученики уселись за импровизированные парты (а на самом деле цирковые снаряды) на сцене, то невыносимо скучный урок вылился в бунт. Против чего? Против рутины, бессмысленного потока учительских шаблонных фраз о «Пушкине – нашем любимом поэте», против избитых сарказмов о детской рассеянности и непоседливости. Закрыли рты, голову дома забыли и - грустно, и смешно.
Смелые, честные ребята взрывают школьный класс акробатической хореографией. Лариса Афанасьева и Ярослав Афанасьев оставили за цирком его природную суть, но не позабыли о драматургии и театральной выразительности. Парты – гимнастические снаряды, школьные рюкзаки – предметы для жонгляжа. Стулья – для эквилибра под самыми софитами без страховки (!), откуда, как заученный урок, школьники отвечают «К Чаадаеву».
Акробатика выражает и протест, и созидательную свободу. Световая партитура Насти Пономаревой и Гоши Салтыкова темновата, а саунд-дизайн Даниила Коронкевича агрессивен электронным ревом и искажениями, но сосредоточенные и ясные лица исполнителей вызывают радостный восторг. Можно даже говорить о художественных образах, ведь взаимоотношения школьников драматически сконструированы, рассчитаны, а точкой сборки становится выход за бытовые рамки.
А ведь рамок очень много. Теснясь внутри парт-кубов, принимая причудливые гимнастические позы, ребята напоминают, что уравнивать и ограничивать несложно. Только затем, поднявшись на высоту, с нее также легко упасть, исчезнуть, потерять себя. Эти мысли вызваны трюком, заставляющим сжиматься сердце – бесстрашные и отчаянные падения спиной в пустоту, маскировка удара о мат громкой музыкой. Another brick in the Wall так и просится в музыкальный ряд…
Помнят постановщики, что проблема не только в скучной системе. Есть в спектакле эпизод с буллингом, когда школьники избивают своего одноклассника рюкзаками. Удары достаются парте, в которой он спрятался. Но от этого не менее страшно и больно.
Номер «качели» – выход за пределы класса, мечта о море. Командная ловкость, а местами даже суровость отменяет романтичность, когда сакральная пушкинская ода в финале звучит уже от юного чистого ума и сердца. Подростки взрослеют и становятся людьми завтрашнего дня, готовые вписывать свои имена в историю. И вот фестивальная рифма снова отсылает нас к «Онегину» Надежды Алексеевой.
Командность постановки «45 минут» заключена не просто в спортивной необходимости. А в единении мировоззрения, поддержке, осмысленности самовыражения. Несколько номеров на изобретательный ритм не менее эффектны и действенны, чем скоростная акробатика. Матвей Муринов, Маша Калинина, Мавада Афеф, Василиса Калинина, Мирослав Митрофанов, Ваня Савин, Тимур Прощалыгин, Юра Воробьев, Света Гашко, Наташа Буксеева опрокинули штамп об угловатости и неловкости подростков, загнанных в рамки обессмысливающих самих себя правил и наставлений.
Спектакль «Семь сов» / фото: Марина Воробьева
12. СОВЫ ТОЛЬКО КАЖУТСЯ
Когда видишь упоминание сов, то трудно удержаться, чтобы не пошутить – «совы не то, чем кажутся». Авторы спектакля «Семь сов» в Национальном театре Карелии так и сделали. Пошутили целым зонгом и даже подтвердили, что имеют в виду бессмертное творение Дэвида Линча.
Ведь совы в постановке все-таки есть. Или нет, потому что киносценарий Владимира Геллера, положенный в основу, заявлен как притча. А семейство сов, живущих на чердаке мельницы – аллегория на странноватых, не от мира сего людей, вступающих в конфликт с хозяевами. За ним мы наблюдали на фестивале «Царь-Сказка» в Великом Новгороде.
Режиссер Юлия Беляева, разрабатывая новый для театра материал, признаться, очень странный и рыхловатый, действительно пытается найти в нем простые и логичные истины. И прибегает к аллюзиям на брехтовский театр. Вместе с художником Любовью Мелехиной она в костюмах и прическах делает намек на западноевропейские 1940-е годы. А по структуре музыкального спектакля (композитор Николай Бабич) – это кабаре, с непеременными вокальным микрофоном на стойке и освежеванным фортепиано. Тон задает Конферансье – комментатор, чтец ремарок, напрямую обращающийся к зрителям. Персонаж Ксении Коган в неряшливом костюме, богемно подведенными глазами, будто вышел из немецкого кабачка, чтобы нести юродивую мудрость и свободу. А для пущей убедительности цитируя «Малый органон» для театра» Бертольда Брехта.
Сюжет же разворачивается сразу по нескольким линиям. С одной стороны – распад семьи мельника. Глеб Германов играет Гюнтера на разрыв, отчаяние погружающегося в безумие от своих несправедливых поступков мужчины. Градус его экспрессии столь высок, что ему мало тесной комнаты. Со страстью он отдается разрушению всего вокруг, будто Макбет, не способный остановиться после того, как запятнал себя предательством.
Если продолжить поиск шекспировских мотивов, то в Альме, его кокетливой и соблазнительной супруге, можно увидеть леди Макбет, подначивающей мужа на неблаговидные поступки. Анастасия Айтман органически чувствует стиль, по-взрослому сексуально. Альма маниакально мечтает разбогатеть, с легкостью изменяет мужу с пришлым Летчиком (Эмиль Сагдиев), но, «упав на землю», возвращается к «разбитому корыту».
Есть тут и «ведьмы». Это загадочный злодей Весельчак. В исполнении Владимира Сотникова он похож на гангстера, ибсеновского Пуговичника, со своей неприглядной и циничной философией. И, будто восточный джин, истолковывает желание Гюнтера ему же во вред.
Вторая линия – семейство сов. И это пространство почти детской сказки. Шерстяные костюмы, шапочки и очки выполнены в выразительной и наивной манере. Людмила Исакова, Алексей Белов, Эмиль Сагдиев, совсем юные Ирэна Жемгулите и Степан Белов так их и играют – с характерной пластикой, утрированными голосами. Многие годы совы живут на мельнице, защищая ее от мышей. Но их милая возня и привычки мешают любовным утехам людей. И тогда Гюнтер с помощью Весельчака решает выгнать сов из своего дома. Детская умильность заканчивается. Недвусмысленно читается, что Весельчак отправляет семью на верную гибель, как это случилось с миллионами «не таких» и «вредных» в годы фашизма.
Спектакль стилистически составлен из разных подходов, пытается найти применение всем сценарным странностям, но, безусловно, очень сильный по своему содержанию и актерской харизме. Подробный в деталях, без рутины, он заставляет повзрослеть и помнить, насколько зло быстро овладевает душами, приводя к непоправимым трагедиям.
Когда видишь упоминание сов, то трудно удержаться, чтобы не пошутить – «совы не то, чем кажутся». Авторы спектакля «Семь сов» в Национальном театре Карелии так и сделали. Пошутили целым зонгом и даже подтвердили, что имеют в виду бессмертное творение Дэвида Линча.
Ведь совы в постановке все-таки есть. Или нет, потому что киносценарий Владимира Геллера, положенный в основу, заявлен как притча. А семейство сов, живущих на чердаке мельницы – аллегория на странноватых, не от мира сего людей, вступающих в конфликт с хозяевами. За ним мы наблюдали на фестивале «Царь-Сказка» в Великом Новгороде.
Режиссер Юлия Беляева, разрабатывая новый для театра материал, признаться, очень странный и рыхловатый, действительно пытается найти в нем простые и логичные истины. И прибегает к аллюзиям на брехтовский театр. Вместе с художником Любовью Мелехиной она в костюмах и прическах делает намек на западноевропейские 1940-е годы. А по структуре музыкального спектакля (композитор Николай Бабич) – это кабаре, с непеременными вокальным микрофоном на стойке и освежеванным фортепиано. Тон задает Конферансье – комментатор, чтец ремарок, напрямую обращающийся к зрителям. Персонаж Ксении Коган в неряшливом костюме, богемно подведенными глазами, будто вышел из немецкого кабачка, чтобы нести юродивую мудрость и свободу. А для пущей убедительности цитируя «Малый органон» для театра» Бертольда Брехта.
Сюжет же разворачивается сразу по нескольким линиям. С одной стороны – распад семьи мельника. Глеб Германов играет Гюнтера на разрыв, отчаяние погружающегося в безумие от своих несправедливых поступков мужчины. Градус его экспрессии столь высок, что ему мало тесной комнаты. Со страстью он отдается разрушению всего вокруг, будто Макбет, не способный остановиться после того, как запятнал себя предательством.
Если продолжить поиск шекспировских мотивов, то в Альме, его кокетливой и соблазнительной супруге, можно увидеть леди Макбет, подначивающей мужа на неблаговидные поступки. Анастасия Айтман органически чувствует стиль, по-взрослому сексуально. Альма маниакально мечтает разбогатеть, с легкостью изменяет мужу с пришлым Летчиком (Эмиль Сагдиев), но, «упав на землю», возвращается к «разбитому корыту».
Есть тут и «ведьмы». Это загадочный злодей Весельчак. В исполнении Владимира Сотникова он похож на гангстера, ибсеновского Пуговичника, со своей неприглядной и циничной философией. И, будто восточный джин, истолковывает желание Гюнтера ему же во вред.
Вторая линия – семейство сов. И это пространство почти детской сказки. Шерстяные костюмы, шапочки и очки выполнены в выразительной и наивной манере. Людмила Исакова, Алексей Белов, Эмиль Сагдиев, совсем юные Ирэна Жемгулите и Степан Белов так их и играют – с характерной пластикой, утрированными голосами. Многие годы совы живут на мельнице, защищая ее от мышей. Но их милая возня и привычки мешают любовным утехам людей. И тогда Гюнтер с помощью Весельчака решает выгнать сов из своего дома. Детская умильность заканчивается. Недвусмысленно читается, что Весельчак отправляет семью на верную гибель, как это случилось с миллионами «не таких» и «вредных» в годы фашизма.
Спектакль стилистически составлен из разных подходов, пытается найти применение всем сценарным странностям, но, безусловно, очень сильный по своему содержанию и актерской харизме. Подробный в деталях, без рутины, он заставляет повзрослеть и помнить, насколько зло быстро овладевает душами, приводя к непоправимым трагедиям.
Спектакль «Витя+рыба» / фото: Михаил Мордасов
13. КАК СТАТЬ ЗВЕЗДОЙ
В театрально-буфетных беседах родился тезис о том, что 18-я «Царь-Сказка» показала много грустных историй, где герои становились жертвами собственных ошибок или обстоятельств. Время такое, что даже от сказки не ждешь счастливого финала. Но финал фестиваля вышел всё же очень оптимистичным. Закрыл программу Архангельский театр драмы им. М.В. Ломоносова совсем свежим и юным спектаклем «Витя+Рыба».
Анна Морозова стала и режиссером, и художником, и композитором, и текстовиком. Но для драматургической стройности Дмитрий Тарасов пофантазировал на темы биографии Виктора Цоя, приводя протагониста к успеху через подростковые «обломы». Получился задорный ликбез о творческой атмосфере 1970-х и универсальный миф о парне из обычной семьи, ставшем кумиром.
Замысел шуточных диалогов и иронично стилизованных песен крутится вокруг инструкции, которую ребята сочиняют для зрителей, сидя в маленькой квартирке. Стенка с ободранными обоями, увешанная детскими фотографиями, тесная кухонька и кресло с торшером ненавязчиво, но узнаваемо создают домашнюю атмосферу любого десятилетия, где еще не вмешался современный «евроремонт». Каждый пункт инструкции о том, как стать звездой – эпизод из жизни обычного советского мальчика Вити с корейской фамилией Цой. Затем появляется и Рыба – первый друг, соавтор и биограф Алексей Рыбин.
Ни Артур Чемакин, ни Константин Мокров не стремятся к какому бы то ни было внешнему сходству со своими прототипами. Это современные молодые люди, которые играют в музыкантов. Разве только Артур Чемакин нет-нет и попадет в фирменный бас и манеру Цоя – и тогда дрогнет сердечко. Только зал не сможет подпевать, потому что даже кульминационная песня на выступлении в Ленинградском рок-клубе – остроумный пастиш из культовых строчек группы «Кино».
В типажность и карикатурность также играют Николай Варенцов и Екатерина Калинина. Чопорный и нелепый отец, безмолвная мать поддерживают общий ироничный миф о пути героя, сталкивающегося с препятствиями и непониманием. У обоих актеров есть еще персонажи, доведенные до уморительной гиперболы. Панк Свин с изобретательной грелкой-курицей на голове вместе «ирокеза» и бабуля со среднеазиатскими интонациями – первые учителя Вити свободы и владения инструментами. Они как волшебные помощники, яркими и развязными вспышками показывают герою дорогу к первому успеху.
Шальных придумок, балансирующих на грани комического и лирического, в постановке немало. В театральность упаковывается юношеская мечта о славе, а приложенный рецепт не обещает легких приемов и случайностей. Он транслируется нарочито в современной парадигме, чем вызывает полное понимание юной аудитории и завоевывает ее там, где ностальгические аллюзии могут остаться без реакции.
Не хочется бросать тень на сочинение ребят, безусловно, искреннее и заразительное, но один момент продемонстрировал, что они сами уже далеки от культурно-исторических реалий своего спектакля. Когда художественный руководитель фестиваля Надежда Алексеева для красоты финала попросила актеров спеть что-то еще из репертуара «Кино», ребята не смогли ничего большего, чем повторить «Это не любовь», служащей прологом.
И тем не менее, спектакль способен объединять поколения. Тех, для кого Цой жил, жив и будет жить. И тех, кто мечтает стать новым музыкальным кумиром.
Фестиваль завершен. Да здравствует следующий фестиваль. Времена не выбирают. Но мы можем выбрать, во что верить, о чем помнить и каких героев выводить на сцену.
В театрально-буфетных беседах родился тезис о том, что 18-я «Царь-Сказка» показала много грустных историй, где герои становились жертвами собственных ошибок или обстоятельств. Время такое, что даже от сказки не ждешь счастливого финала. Но финал фестиваля вышел всё же очень оптимистичным. Закрыл программу Архангельский театр драмы им. М.В. Ломоносова совсем свежим и юным спектаклем «Витя+Рыба».
Анна Морозова стала и режиссером, и художником, и композитором, и текстовиком. Но для драматургической стройности Дмитрий Тарасов пофантазировал на темы биографии Виктора Цоя, приводя протагониста к успеху через подростковые «обломы». Получился задорный ликбез о творческой атмосфере 1970-х и универсальный миф о парне из обычной семьи, ставшем кумиром.
Замысел шуточных диалогов и иронично стилизованных песен крутится вокруг инструкции, которую ребята сочиняют для зрителей, сидя в маленькой квартирке. Стенка с ободранными обоями, увешанная детскими фотографиями, тесная кухонька и кресло с торшером ненавязчиво, но узнаваемо создают домашнюю атмосферу любого десятилетия, где еще не вмешался современный «евроремонт». Каждый пункт инструкции о том, как стать звездой – эпизод из жизни обычного советского мальчика Вити с корейской фамилией Цой. Затем появляется и Рыба – первый друг, соавтор и биограф Алексей Рыбин.
Ни Артур Чемакин, ни Константин Мокров не стремятся к какому бы то ни было внешнему сходству со своими прототипами. Это современные молодые люди, которые играют в музыкантов. Разве только Артур Чемакин нет-нет и попадет в фирменный бас и манеру Цоя – и тогда дрогнет сердечко. Только зал не сможет подпевать, потому что даже кульминационная песня на выступлении в Ленинградском рок-клубе – остроумный пастиш из культовых строчек группы «Кино».
В типажность и карикатурность также играют Николай Варенцов и Екатерина Калинина. Чопорный и нелепый отец, безмолвная мать поддерживают общий ироничный миф о пути героя, сталкивающегося с препятствиями и непониманием. У обоих актеров есть еще персонажи, доведенные до уморительной гиперболы. Панк Свин с изобретательной грелкой-курицей на голове вместе «ирокеза» и бабуля со среднеазиатскими интонациями – первые учителя Вити свободы и владения инструментами. Они как волшебные помощники, яркими и развязными вспышками показывают герою дорогу к первому успеху.
Шальных придумок, балансирующих на грани комического и лирического, в постановке немало. В театральность упаковывается юношеская мечта о славе, а приложенный рецепт не обещает легких приемов и случайностей. Он транслируется нарочито в современной парадигме, чем вызывает полное понимание юной аудитории и завоевывает ее там, где ностальгические аллюзии могут остаться без реакции.
Не хочется бросать тень на сочинение ребят, безусловно, искреннее и заразительное, но один момент продемонстрировал, что они сами уже далеки от культурно-исторических реалий своего спектакля. Когда художественный руководитель фестиваля Надежда Алексеева для красоты финала попросила актеров спеть что-то еще из репертуара «Кино», ребята не смогли ничего большего, чем повторить «Это не любовь», служащей прологом.
И тем не менее, спектакль способен объединять поколения. Тех, для кого Цой жил, жив и будет жить. И тех, кто мечтает стать новым музыкальным кумиром.
Фестиваль завершен. Да здравствует следующий фестиваль. Времена не выбирают. Но мы можем выбрать, во что верить, о чем помнить и каких героев выводить на сцену.