Как большая усталость от сложности мира рождает зомби-апокалипсисы? Почему космическая ракета — это ваш сценарий для будущего произведения? И как создать действительно серьезный конфликт, который заставит любого творца спорить с самим собой? Ответы на эти вопросы можно было узнать у Алексея Олейникова. В рамках 18 Международного театрального фестиваля «Царь-Сказка» он провел мастер-класс для новгородских школьников на тему «Космос будущего и мы». Вместе с писателем они учились создавать истории в стиле Джона Толкиена из космического мусора, новостей про полеты поп-звезд в космос и вопроса «а что, если?».
Алексей Олейников — писатель, журналист и учитель. Главный редактор журнала о детской литературе «Переплет». Лауреат премий «Заветная мечта», «Новая детская книга» и Международной детской литературной премии им. Крапивина. Его перу принадлежат фантастические повести, поэмы о школьной жизни, пьесы, аудиосериалы, детские и взрослые детективы, графические путеводители по классике русской литературы.
А что, если на Марсе уже есть многопоколенные колонии? А что, если большие корпорации сделают космос массовым развлечением для всех землян? А что, если ученые заключат договор с инопланетянами и создадут смертельный вирус, чтобы взять под контроль все правящие элиты на двух соседних планетах? А что, если при всем этом все участники конфликта — бессмертны?
Что для вас космос? Это бесконечность и звездочки? Астрономия и технологии? А может это черные дыры и инопланетные существа? Для Алексея Олейникова космос — это идеальный инструмент для создания своего писательского или игрового фантастического мира. Опишите актуальные космические тренды и вот — затравка для сюжета готова.
Для поиска убедительного и, что немаловажно, интересного конфликта писатель предложил школьникам обратиться к «четырём незаменимым всадникам фантастического апокалипсиса» — к физике, политике, экономике и социуму. По словам Алексея, это факторы, которые всегда будут влиять на любого героя. И именно из этих факторов рождаются ограничения, которые и помогают писателям выстроить границы истории или персонажа.
Алексей Олейников — писатель, журналист и учитель. Главный редактор журнала о детской литературе «Переплет». Лауреат премий «Заветная мечта», «Новая детская книга» и Международной детской литературной премии им. Крапивина. Его перу принадлежат фантастические повести, поэмы о школьной жизни, пьесы, аудиосериалы, детские и взрослые детективы, графические путеводители по классике русской литературы.
А что, если на Марсе уже есть многопоколенные колонии? А что, если большие корпорации сделают космос массовым развлечением для всех землян? А что, если ученые заключат договор с инопланетянами и создадут смертельный вирус, чтобы взять под контроль все правящие элиты на двух соседних планетах? А что, если при всем этом все участники конфликта — бессмертны?
Что для вас космос? Это бесконечность и звездочки? Астрономия и технологии? А может это черные дыры и инопланетные существа? Для Алексея Олейникова космос — это идеальный инструмент для создания своего писательского или игрового фантастического мира. Опишите актуальные космические тренды и вот — затравка для сюжета готова.
Для поиска убедительного и, что немаловажно, интересного конфликта писатель предложил школьникам обратиться к «четырём незаменимым всадникам фантастического апокалипсиса» — к физике, политике, экономике и социуму. По словам Алексея, это факторы, которые всегда будут влиять на любого героя. И именно из этих факторов рождаются ограничения, которые и помогают писателям выстроить границы истории или персонажа.
«Вам нужно сталкивать героев с вызовами. Вызовы создают готовые сюжетные точки. Они создают источники конфликта».
А дальше всё просто: объясните себе, для чего человечество внезапно может решить полететь в космос, добавьте туда фактор «Х», который сломает картину мира, и наслаждайтесь!
Закончился мастер-класс интерактивной ролевой игрой, в которой школьники разделились на четыре команды: учёные, земляне, марсиане и корпорации. Каждый хочет извлечь из ситуации выгоду, но не у всех это получится, если на месте «Х» внезапно окажется бессмертие.
После мастер-класса пресс-центр фестиваля поговорил с Алексеем Олейниковым о том, какое место сейчас занимают графические романы в литературе, как обстоят дела с современной фантастикой и откуда у человека появилась необъяснимая любовь к зомби и НЛО.
- Сейчас на мастер-классе вы с ребятами нашли много ответов на вопрос «А что, если?». У меня к вам как раз подобный вопрос: А что, если всё это случится? Как это, по вашему мнению, повлияет на культуру и искусство?
Ой, а это, кстати, вещь, которую ребята сегодня не затронули. На самом деле, очень сильно. Как любое меняющее реальность явление эта ситуация, мне кажется, отразится и в прозе и в поэзии. Но, скорее всего, возникнет вообще абсолютно новый вид искусства. Как в ХХ-м веке, допустим, появился терменвокс, так, я думаю, и в фантастическом будущем тоже появится что-то новое, уникальное и более актуальное для той обстановки.
- Есть мнение, что сейчас того самого позитивного взгляда на фантастическое будущее в литературе стало намного меньше, чем было в текстах середины и второй половины ХХ века. Будто сейчас, если будущее — то это восстание машин или зомби. Никаких автоматических шнуровок и летающих скейтов. Как, по вашему мнению, обстоят дела на самом деле?
Ну, на летающем скейте никто не мешает от зомби удирать — это вообще не проблема! То, что вы перечислили — это так называемая фантастика ближнего прицела. Как в советское время было: давайте напишем роман про летающий трактор и это будет фантастика. Но на самом деле это не фантастика. Это производственный роман про летающий трактор.
Фантастика — это такая штука, которая меняет общество. Это история, в которой появляется какой-то возможный в будущем, но ещё не существующий, абстракт или явление, которое меняет общество и порождает новый конфликт. В фантастике мы смотрим на то, как развивается человеческая природа на фоне каких-то непривычных ей условий. В этом смысле здесь идёт соединение нового мира и старых конфликтов: эмоции у человека всё равно остаются одни и те же.
А дальше всё просто: объясните себе, для чего человечество внезапно может решить полететь в космос, добавьте туда фактор «Х», который сломает картину мира, и наслаждайтесь!
Закончился мастер-класс интерактивной ролевой игрой, в которой школьники разделились на четыре команды: учёные, земляне, марсиане и корпорации. Каждый хочет извлечь из ситуации выгоду, но не у всех это получится, если на месте «Х» внезапно окажется бессмертие.
После мастер-класса пресс-центр фестиваля поговорил с Алексеем Олейниковым о том, какое место сейчас занимают графические романы в литературе, как обстоят дела с современной фантастикой и откуда у человека появилась необъяснимая любовь к зомби и НЛО.
- Сейчас на мастер-классе вы с ребятами нашли много ответов на вопрос «А что, если?». У меня к вам как раз подобный вопрос: А что, если всё это случится? Как это, по вашему мнению, повлияет на культуру и искусство?
Ой, а это, кстати, вещь, которую ребята сегодня не затронули. На самом деле, очень сильно. Как любое меняющее реальность явление эта ситуация, мне кажется, отразится и в прозе и в поэзии. Но, скорее всего, возникнет вообще абсолютно новый вид искусства. Как в ХХ-м веке, допустим, появился терменвокс, так, я думаю, и в фантастическом будущем тоже появится что-то новое, уникальное и более актуальное для той обстановки.
- Есть мнение, что сейчас того самого позитивного взгляда на фантастическое будущее в литературе стало намного меньше, чем было в текстах середины и второй половины ХХ века. Будто сейчас, если будущее — то это восстание машин или зомби. Никаких автоматических шнуровок и летающих скейтов. Как, по вашему мнению, обстоят дела на самом деле?
Ну, на летающем скейте никто не мешает от зомби удирать — это вообще не проблема! То, что вы перечислили — это так называемая фантастика ближнего прицела. Как в советское время было: давайте напишем роман про летающий трактор и это будет фантастика. Но на самом деле это не фантастика. Это производственный роман про летающий трактор.
Фантастика — это такая штука, которая меняет общество. Это история, в которой появляется какой-то возможный в будущем, но ещё не существующий, абстракт или явление, которое меняет общество и порождает новый конфликт. В фантастике мы смотрим на то, как развивается человеческая природа на фоне каких-то непривычных ей условий. В этом смысле здесь идёт соединение нового мира и старых конфликтов: эмоции у человека всё равно остаются одни и те же.
- А что насчет зомби?
Фантастикой движет новизна. Конечно, война с чем-то инопланетным всегда привлекает. Да и зомби — очень устойчивый образ. Он имеет под собой, на мой взгляд, чисто психоаналитические причины — это большая усталость от сложности мира. Не нужно платить ипотеку, когда всех вокруг жрут зомби. Бери молоток, бей по голове и выживай. В одной руке — красавица, в другой — бензопила. Но на самом деле — это желание возврата к корням, желание освоения, желание обнуления всей сложности мира. Убрать всю культурную усталость, вернуться к корням, где у тебя ещё есть шанс просто потому, что ты ещё жив. В этом смысле мир зомби близок к мирам пост-апокалипсиса. Но только то, что ни в том, ни в другом мире нам никак уж точно хорошо не будет — мы игнорируем.
Стремление к динамике и острым конфликтам, конечно, немножечко придушило более мирную спокойную фантастику. Но я бы не сказал, что её нет сейчас совсем. Хотя, я согласен. Всем нам хочется каких-то новых мирных историй в духе Кира Булычева.
В последнее время на полках книжных магазинов появляется всё больше и больше не просто комиксов, а именно графических романов. С чем это связано?
Мне кажется, просто народ привыкает к этому способу рассказывания историй, к этому нарративу. До этого у нас его развитие было искусственно ограничено: в советские времена комиксов было мало. Люди просто не привыкли. Но, в целом, мне кажется от того, что сначала в стали появляться хорошие западные комиксы, — а мы после 1991 года получили доступ к огромной визуальной библиотеке всего мира, — мы стали выходить из этой ямы.
Конечно, знакомство с новым жанром рождало все больший и больший спрос. Не нужно бояться, что все перейдут на комиксы — это далеко не всем интересный формат. Они просто, наконец-то, начинают занимать то место, которое существует для них в культуре. И, как мы видим, у читателя есть потребность в иллюстративных историях.
Более того, есть тип историй, которые можно только визуально рассказать. Я их не могу пересказать. Их нужно показать и тогда вы поймете, что я имею в виду: истории с разломом четвертой стены и другие. Истории, где само визуальное полотно работает как другой способ говорить.
А можете поделиться — что это за истории?
Примеры, конечно же есть. Но говорю — их нужно показать. Посмотрите стрипы — это комиксы из 4 маленьких квадратиков.
Это невозможно рассказать текстом. Да, я могу последовательно пересказать содержание четырех картинок. Но тогда для того, на что вы могли бы потратить несколько секунд, просто посмотрев на картинку, я потратил бы несколько минут просто чтобы пересказать содержание. Некоторые виды искусства работают только в определенном формате. И у комиксов, как раз, есть эта особенность визуального восприятия.
Есть комиксы вообще без слов. Например, «Прибытие» Шона Тана. Он создан без слов, но там и без них вся история в картинках очень понятна.
Фантастикой движет новизна. Конечно, война с чем-то инопланетным всегда привлекает. Да и зомби — очень устойчивый образ. Он имеет под собой, на мой взгляд, чисто психоаналитические причины — это большая усталость от сложности мира. Не нужно платить ипотеку, когда всех вокруг жрут зомби. Бери молоток, бей по голове и выживай. В одной руке — красавица, в другой — бензопила. Но на самом деле — это желание возврата к корням, желание освоения, желание обнуления всей сложности мира. Убрать всю культурную усталость, вернуться к корням, где у тебя ещё есть шанс просто потому, что ты ещё жив. В этом смысле мир зомби близок к мирам пост-апокалипсиса. Но только то, что ни в том, ни в другом мире нам никак уж точно хорошо не будет — мы игнорируем.
Стремление к динамике и острым конфликтам, конечно, немножечко придушило более мирную спокойную фантастику. Но я бы не сказал, что её нет сейчас совсем. Хотя, я согласен. Всем нам хочется каких-то новых мирных историй в духе Кира Булычева.
В последнее время на полках книжных магазинов появляется всё больше и больше не просто комиксов, а именно графических романов. С чем это связано?
Мне кажется, просто народ привыкает к этому способу рассказывания историй, к этому нарративу. До этого у нас его развитие было искусственно ограничено: в советские времена комиксов было мало. Люди просто не привыкли. Но, в целом, мне кажется от того, что сначала в стали появляться хорошие западные комиксы, — а мы после 1991 года получили доступ к огромной визуальной библиотеке всего мира, — мы стали выходить из этой ямы.
Конечно, знакомство с новым жанром рождало все больший и больший спрос. Не нужно бояться, что все перейдут на комиксы — это далеко не всем интересный формат. Они просто, наконец-то, начинают занимать то место, которое существует для них в культуре. И, как мы видим, у читателя есть потребность в иллюстративных историях.
Более того, есть тип историй, которые можно только визуально рассказать. Я их не могу пересказать. Их нужно показать и тогда вы поймете, что я имею в виду: истории с разломом четвертой стены и другие. Истории, где само визуальное полотно работает как другой способ говорить.
А можете поделиться — что это за истории?
Примеры, конечно же есть. Но говорю — их нужно показать. Посмотрите стрипы — это комиксы из 4 маленьких квадратиков.
Это невозможно рассказать текстом. Да, я могу последовательно пересказать содержание четырех картинок. Но тогда для того, на что вы могли бы потратить несколько секунд, просто посмотрев на картинку, я потратил бы несколько минут просто чтобы пересказать содержание. Некоторые виды искусства работают только в определенном формате. И у комиксов, как раз, есть эта особенность визуального восприятия.
Есть комиксы вообще без слов. Например, «Прибытие» Шона Тана. Он создан без слов, но там и без них вся история в картинках очень понятна.
В сравнении с другими странами в России комикс — это относительно новый способ рассказывать что-то аудитории. Как вы думаете, куда он движется?
Это вам нужно у специалистов по комиксов спрашивать, а не у меня! Но, если очень примитивно рассуждать, то сейчас, во-первых, веб комиксов довольно много. Стал активно развиваться авторский комикс. Существует вообще устойчивый комикс-рынок, в котором есть довольно яркие явления вроде студии Bubble с их серией про Майора Грома. Существует переводной рынок: у нас достаточно много активных читателей той же японской манги. А как он будет развиваться — я понятия не имею. Как мы выяснили сегодня с ребятами: всё зависит от «Х» фактора.
Откуда у вас возникла идея создать такие графические путеводители по классике?
Пришла ко мне Наташа Яскина (прим. художник-иллюстратор). Говорит: «давай сделаем путеводитель по классике? Я хочу Онегина нарисовать». А я никогда не делал путеводители. Говорю: «а давай».
А потом мы начали думать. Я смотрел, как бедные мои ученики и студенты страдают, бьются головой о кафель, сталкиваясь с Пушкинским «Онегиным». И из этого уже возник план идти не по литературным, а по историко-культурным комментариям. Наша главная задача была дать контекст эпохи, а не разобрать подробно «Онегина». Там не так много литературного, сколько говорящего о быте, о людях, об этикете.
- «Онегин», «Горе от ума», а кто следующий?
«Мертвые души».
Это вам нужно у специалистов по комиксов спрашивать, а не у меня! Но, если очень примитивно рассуждать, то сейчас, во-первых, веб комиксов довольно много. Стал активно развиваться авторский комикс. Существует вообще устойчивый комикс-рынок, в котором есть довольно яркие явления вроде студии Bubble с их серией про Майора Грома. Существует переводной рынок: у нас достаточно много активных читателей той же японской манги. А как он будет развиваться — я понятия не имею. Как мы выяснили сегодня с ребятами: всё зависит от «Х» фактора.
Откуда у вас возникла идея создать такие графические путеводители по классике?
Пришла ко мне Наташа Яскина (прим. художник-иллюстратор). Говорит: «давай сделаем путеводитель по классике? Я хочу Онегина нарисовать». А я никогда не делал путеводители. Говорю: «а давай».
А потом мы начали думать. Я смотрел, как бедные мои ученики и студенты страдают, бьются головой о кафель, сталкиваясь с Пушкинским «Онегиным». И из этого уже возник план идти не по литературным, а по историко-культурным комментариям. Наша главная задача была дать контекст эпохи, а не разобрать подробно «Онегина». Там не так много литературного, сколько говорящего о быте, о людях, об этикете.
- «Онегин», «Горе от ума», а кто следующий?
«Мертвые души».