Спектакль Дмитрия Крестьянкина «Бегущая строка» вырос из инклюзивной театральной лаборатории, проведённой Центром творческих проектов «Инклюзион». Репетиционный зал предоставлял Центр толерантности Еврейского музея, а показы проходили на малой сцене РАМТа. Областью исследования стали различные способы коммуникации, в том числе пластические – жестовый язык и танец. Помимо перевода большинства сцен на РЖЯ в спектакле есть субтитры – бегущей строкой над сценой.
Сколько потоков информации мы успеваем по-настоящему принять и понять в течение одного дня? Продолжаем ли мы слышать себя в этих потоках? Что может помешать преодолению языкового барьера? Что такое кукольный театр для кукольника? Почему в языке существуют табуированные зоны? Как любимые слова определяют тебя, помогают выстраивать идентичность? Что делает нашу коммуникацию с миром особенно сложной? Как увидеть новые возможности в том, что отделяет тебя от большинства? Каждый из этих вопросов станет поводом для высказывания – иногда откровенного, но чаще облечённого в игровую форму.
Действие состоит из очень разных по содержанию, почти никак не связанных между собой фрагментов. Такая структура прекрасно передаёт ритм и хаотичность информационного поля. Пёстрое полотно соткано, в основном, из текстов участников лаборатории, но литература как одна из форм коммуникации тоже представлена – в разные моменты в спектакле звучат стих Риммы Казаковой «Становлюсь я спокойной», начальные строки «Божественной комедии», и однажды девушка, рассуждая о счастливой жизни в будущем, обращается к словам Сони, которыми заканчивается «Дядя Ваня». Внутренняя драматургия спектакля построена на контрастах – за серьёзными монологами или эпизодами, где зрителю прямо предлагаются вопросы для размышлений, обычно следуют сцены, наполненные самоиронией, а иногда и откровенным озорством. И баланс настроения выдержан очень хорошо.
Сколько потоков информации мы успеваем по-настоящему принять и понять в течение одного дня? Продолжаем ли мы слышать себя в этих потоках? Что может помешать преодолению языкового барьера? Что такое кукольный театр для кукольника? Почему в языке существуют табуированные зоны? Как любимые слова определяют тебя, помогают выстраивать идентичность? Что делает нашу коммуникацию с миром особенно сложной? Как увидеть новые возможности в том, что отделяет тебя от большинства? Каждый из этих вопросов станет поводом для высказывания – иногда откровенного, но чаще облечённого в игровую форму.
Действие состоит из очень разных по содержанию, почти никак не связанных между собой фрагментов. Такая структура прекрасно передаёт ритм и хаотичность информационного поля. Пёстрое полотно соткано, в основном, из текстов участников лаборатории, но литература как одна из форм коммуникации тоже представлена – в разные моменты в спектакле звучат стих Риммы Казаковой «Становлюсь я спокойной», начальные строки «Божественной комедии», и однажды девушка, рассуждая о счастливой жизни в будущем, обращается к словам Сони, которыми заканчивается «Дядя Ваня». Внутренняя драматургия спектакля построена на контрастах – за серьёзными монологами или эпизодами, где зрителю прямо предлагаются вопросы для размышлений, обычно следуют сцены, наполненные самоиронией, а иногда и откровенным озорством. И баланс настроения выдержан очень хорошо.
Актёров от зрителей отделяют лишь небольшие ограждения, светящиеся синим неоновым светом. Это придаёт сценическому пространству сходство не только с технической бегущей строкой, но и с руслом реки – события плавно или бурно протекают мимо наблюдателей справа налево. В костюмах тоже преобладает синий цвет.
Танцевальных эпизодов в спектакле несколько, но самый выразительный из них первый, лирический. Молодой человек танцует один, под звучащий из динамиков монолог о любви, мечтах и страхах. Пластика его ног удивительно свободна и вызывает ощущение непрерывного течения, движения воды.
Пожалуй, важнейшей сквозной темой спектакля становятся «серые зоны» в языке. Чтобы тебя поняли, нужно не только произнести сообщение, но и использовать ту «сигнальную систему», которая известна твоему собеседнику. Одна девушка рассказывает историю о том, как мама порвала её комикс с матерными словами, когда ей было десять лет. Тогда рассказчица решила выучить японские ругательства, чтобы обойти таким образом языковое табу. Другая актриса, Диана, играет иностранку. Почти во всех эпизодах с её участием Диана говорит на латышском языке, пытается спросить что-то у окружающих, но её никто не понимает. Однажды собеседник пытается перевести её речь, на первых двух, самых простых фразах, вроде бы, совпадая с исходным сообщением, а дальше уже как в голову взбредёт. Другие участники сцены при этом предлагают зрителю вопрос: «Что если переводчик интерпретирует?» Позже, почти в самом финале спектакля, Диана всё же расскажет на русском, что она столь настойчиво пыталась узнать.
Танцевальных эпизодов в спектакле несколько, но самый выразительный из них первый, лирический. Молодой человек танцует один, под звучащий из динамиков монолог о любви, мечтах и страхах. Пластика его ног удивительно свободна и вызывает ощущение непрерывного течения, движения воды.
Пожалуй, важнейшей сквозной темой спектакля становятся «серые зоны» в языке. Чтобы тебя поняли, нужно не только произнести сообщение, но и использовать ту «сигнальную систему», которая известна твоему собеседнику. Одна девушка рассказывает историю о том, как мама порвала её комикс с матерными словами, когда ей было десять лет. Тогда рассказчица решила выучить японские ругательства, чтобы обойти таким образом языковое табу. Другая актриса, Диана, играет иностранку. Почти во всех эпизодах с её участием Диана говорит на латышском языке, пытается спросить что-то у окружающих, но её никто не понимает. Однажды собеседник пытается перевести её речь, на первых двух, самых простых фразах, вроде бы, совпадая с исходным сообщением, а дальше уже как в голову взбредёт. Другие участники сцены при этом предлагают зрителю вопрос: «Что если переводчик интерпретирует?» Позже, почти в самом финале спектакля, Диана всё же расскажет на русском, что она столь настойчиво пыталась узнать.
Но в одном из эпизодов боль отсутствия нормального контакта с миром тесно граничит с криком. Это монолог Анны Сливко «Руководство по эксплуатации панической атаки». Рассказ о том, как нужно каждое утро уговаривать себя доехать на автобусе до метро. А когда спускаешься под землю, и из вагона уже не выйти, воздух перестаёт попадать в лёгкие, звуки вдруг уходят из мира, будто человек находится под невидимым колпаком. Руки синеют и дрожат, но тело продолжает жить – до самого прихода на работу, когда объятия друга вновь позволяют начать дышать нормально. Девушка, ставшая донором этой истории, сама её рассказывает. Спокойно, соблюдая дистанцию, будто действительно зачитывает выдержку из какого-то руководства. Но сама откровенность высказывания такова, что отстранённость воздействует сильнее любой эмоции. Смелость этого эпизода заставляет всматриваться глубже во все вопросы, которые спектакль предложил ранее. Иногда стремление быть в контакте с миром оборачивается испытанием, требующим ежедневного, осознанного преодоления.
Другой эпизод, который тоже подталкивает зрителя к активному размышлению о природе коммуникации и её неочевидных возможностях – это монолог переводчика на русский жестовый язык. Он ребёнок глухих родителей. И, рассказывая о своём опыте жизни в двух мирах – мире глухих и мире слышащих – Тимофей, в частности, произносит такую фразу: «Вне семьи я всегда где-то между». За вполне конкретным личным смыслом этого предложения слышится что-то очень важное о человеческой жизни вообще. Каждый из нас в каком-то возрасте попадает в пространство между двух миров – того, что дали нам родители, и другого, с которым нам приходится сталкиваться впоследствии. Без навыков общения построить мосты между мирами и найти своё место не представляется возможным. В случае Тимофея эти различия обретают особую очевидность и остроту. Но в его словах важно другое – умение видеть в глухоте не проблему, а возможность. Глухие всегда могут поговорить, не мешая другим. И если что-то забыл сказать, а поезд уже отходит – можно завершить разговор даже через закрытую дверь, стекло не проблема. Заметить дополнительные преимущества там, где другие видят лишь ограничения – ценный опыт, значительно расширяющий границы восприятия.
Другой эпизод, который тоже подталкивает зрителя к активному размышлению о природе коммуникации и её неочевидных возможностях – это монолог переводчика на русский жестовый язык. Он ребёнок глухих родителей. И, рассказывая о своём опыте жизни в двух мирах – мире глухих и мире слышащих – Тимофей, в частности, произносит такую фразу: «Вне семьи я всегда где-то между». За вполне конкретным личным смыслом этого предложения слышится что-то очень важное о человеческой жизни вообще. Каждый из нас в каком-то возрасте попадает в пространство между двух миров – того, что дали нам родители, и другого, с которым нам приходится сталкиваться впоследствии. Без навыков общения построить мосты между мирами и найти своё место не представляется возможным. В случае Тимофея эти различия обретают особую очевидность и остроту. Но в его словах важно другое – умение видеть в глухоте не проблему, а возможность. Глухие всегда могут поговорить, не мешая другим. И если что-то забыл сказать, а поезд уже отходит – можно завершить разговор даже через закрытую дверь, стекло не проблема. Заметить дополнительные преимущества там, где другие видят лишь ограничения – ценный опыт, значительно расширяющий границы восприятия.
И всё же в «Бегущей строке» преобладает игровое начало – желание увидеть за стремительностью жизни источник радости. Чего стоит один только безумный танец в костюмах динозавров – абсурд, открыто врывающийся в действительность, ломающий привычную картину мира. Но без абсурда невозможно появление чего-то нового, настоящее развитие и движение. Хаос не стремится разрушить систему, он лишь даёт ей творческий импульс. В другом эпизоде девушка, сидя в тележке из супермаркета рассуждает о том, каким может быть бунт, приходит к выводу, что одна из форм бунта – это стрелять со сцены драматического театра из водяного пистолета, и в самом деле начинает поливать зрителей.
Поначалу я сомневался, стоит ли описывать сцены, главная сила воздействия которых состоит в эффекте неожиданности? Но дело в том, что судьба спектакля пока не определена. Сложно собрать команду: тридцать участников лаборатории – люди из разных городов нашей страны, в том числе из Владивостока. Неизвестно, сможет ли РАМТ и дальше предоставлять свою малую сцену для этой постановки. На сегодняшний день было лишь три показа, и новые пока не планируются. Поэтому захотелось оставить свои впечатления как свидетельство – и так тоже можно. Можно хулиганить на сцене академического театра, можно сочинить спектакль о человеческом взаимопонимании, в котором смешное и странное, искреннее и серьёзное будут спокойно соседствовать друг с другом, передавая оглушительную полифоничность современного мира. Пробуя говорить на самые разные темы с каждым зрителем близким и понятным именно ему способом, «Бегущая строка» честно предупреждает, что ни один из способов передачи информации не является совершенным. Каждый из нас уязвим перед трудностями перевода и бегом времени, обладает уникальным порогом восприимчивости. Готовность откровенно говорить о хрупкости контакта и человека, обо всех препятствиях и скрытых возможностях общения делает спектакль необходимым сейчас, когда общество расколото множеством конфликтных линий. Искренность того рода, что присутствует в «Бегущей строке», всегда целительна и помогает ясно мыслить.
Фото: РАМТ
Поначалу я сомневался, стоит ли описывать сцены, главная сила воздействия которых состоит в эффекте неожиданности? Но дело в том, что судьба спектакля пока не определена. Сложно собрать команду: тридцать участников лаборатории – люди из разных городов нашей страны, в том числе из Владивостока. Неизвестно, сможет ли РАМТ и дальше предоставлять свою малую сцену для этой постановки. На сегодняшний день было лишь три показа, и новые пока не планируются. Поэтому захотелось оставить свои впечатления как свидетельство – и так тоже можно. Можно хулиганить на сцене академического театра, можно сочинить спектакль о человеческом взаимопонимании, в котором смешное и странное, искреннее и серьёзное будут спокойно соседствовать друг с другом, передавая оглушительную полифоничность современного мира. Пробуя говорить на самые разные темы с каждым зрителем близким и понятным именно ему способом, «Бегущая строка» честно предупреждает, что ни один из способов передачи информации не является совершенным. Каждый из нас уязвим перед трудностями перевода и бегом времени, обладает уникальным порогом восприимчивости. Готовность откровенно говорить о хрупкости контакта и человека, обо всех препятствиях и скрытых возможностях общения делает спектакль необходимым сейчас, когда общество расколото множеством конфликтных линий. Искренность того рода, что присутствует в «Бегущей строке», всегда целительна и помогает ясно мыслить.
Фото: РАМТ