Я ходила в детский сад в начале 60-х гг. Осколки елочного репертуара застряли в памяти. С Дедом Морозом, как правило, что-то приключалось по дороге, Снегурочка беспокоилась. Появлялась, например, лиса:
– Я бежала, торопилась. Ох, сейчас я упаду!
– Что случилось? Что случилось?
– Дед Мороз попал в беду!
– У большой пушистой елки на него напали волки!.. и так далее.
Деда Мороза, разумеется, спасали с общим участием воспитанников детского сада.
Искала сейчас автора незабвенного текста и не нашла. Зато по запросу цитаты поисковик выдает серию методичек XXI века для детских учреждений городов и городков российской глубинки. «Составители» разные, а стихи – те же, что были на моих елках. «Цель: создание праздничного настроения, атмосферы радости и приближения новогоднего чуда. Задачи: – побуждать детей активно участвовать… развивать… закреплять… воспитывать».
У мироздания – океан времени. Это все равно, как если бы его не было вовсе. Штиль. Ни ветерка.
Но такое видение иллюзорно. На самом деле мы несемся без руля и без ветрил в бурном потоке времени. Мелькают странички календаря. И вот уже в культурных учреждениях начинают придумывать празднование следующего Нового года. Никто пока не знает, каким оно будет и какими мы к нему придем. Однако сегодняшний опыт показывает: чем жестче напирает архаика, тем звонче обновление.
Читаешь методичку какого-нибудь 2023 года со сценарием, которому, точно, не меньше семидесяти, и ощущаешь, что обветшали и обессмыслились гибридные Дед Мороз со Снегурочкой. Скучновато смотрятся вялые персонажи, сваянные в конце 30-гг. прошлого века советскими идеологами из элементов фольклора, Александра Островского с Римским-Корсаковым, святого Николая (Санта Клауса), языческих и рождественских обрядов.
– Я бежала, торопилась. Ох, сейчас я упаду!
– Что случилось? Что случилось?
– Дед Мороз попал в беду!
– У большой пушистой елки на него напали волки!.. и так далее.
Деда Мороза, разумеется, спасали с общим участием воспитанников детского сада.
Искала сейчас автора незабвенного текста и не нашла. Зато по запросу цитаты поисковик выдает серию методичек XXI века для детских учреждений городов и городков российской глубинки. «Составители» разные, а стихи – те же, что были на моих елках. «Цель: создание праздничного настроения, атмосферы радости и приближения новогоднего чуда. Задачи: – побуждать детей активно участвовать… развивать… закреплять… воспитывать».
У мироздания – океан времени. Это все равно, как если бы его не было вовсе. Штиль. Ни ветерка.
Но такое видение иллюзорно. На самом деле мы несемся без руля и без ветрил в бурном потоке времени. Мелькают странички календаря. И вот уже в культурных учреждениях начинают придумывать празднование следующего Нового года. Никто пока не знает, каким оно будет и какими мы к нему придем. Однако сегодняшний опыт показывает: чем жестче напирает архаика, тем звонче обновление.
Читаешь методичку какого-нибудь 2023 года со сценарием, которому, точно, не меньше семидесяти, и ощущаешь, что обветшали и обессмыслились гибридные Дед Мороз со Снегурочкой. Скучновато смотрятся вялые персонажи, сваянные в конце 30-гг. прошлого века советскими идеологами из элементов фольклора, Александра Островского с Римским-Корсаковым, святого Николая (Санта Клауса), языческих и рождественских обрядов.
И совершенно не смотрится дежурный елочный сюжет в пространстве бытования современного искусства. Команда Дома культуры ГЭС 2 позвала придумывать и ставить новогоднее представление театр перформанса «Пух и прах»: художницу и режиссера Этель Иошпу, художницу и артистку Алёну Смирницкую, артиста и режиссера Сергея Быстрова.
Команда «Пух и Прах» показала к тому времени публике несколько оригинальных иммерсивных постановок open-air, остроумных, безбашенно изобретательных и поэтичных одновременно. «Хорошее отношение к площадям», «Сон Татьяны. Гадание», «Колкий пух», «Цыганы» – представления «Пуха и Праха» проходили на площадях и бульварах Москвы, в Пушкинских горах, в Ясной Поляне, на Архстоянии в Никола-Ленивце, в залах Москонцерта на Пушечной.
Примерно в феврале прошлого года начали размышлять и обсуждать возможный сценарий. Дело пошло, когда вспомнили историю ГЭС 2, московской трамвайной электростанции. Появилась идея site-specific.
Замоскворечье… Знаменитое московское наводнение 1908 г., когда улицы вокруг Москвы-реки превратились в каналы. Знаковое для Москвы городское пространство. Несуразные скульптуры, втиснувшиеся в него уже на нашей памяти, растолкав городской пейзаж.
Стали все это вспоминать, и струна зазвенела.
Один за другим начали вырисовываться персонажи.
Московская бабушка по имени Фаина (Ирина Насырова), прожившая жизнь в Замоскворечье. Она проводит экскурсии по любимому кварталу, однако явно могла бы рассказать гораздо больше, если б ее расспросить. Жизнь однако несется вперед...
Бабушка Фаина скучает по Внучке (Анастасия Пронина в составе с Алиной Рачковской), которую когда-то водила за руку на танцы и фигурное катание. Но Машенька выросла, стала взрослая, современная, самостоятельная; куда-то все время бежит, ничего не успевает.
Персонажами действа станут еще Ученый-ведущий (Сергей Аронин); сам себе Человек-Оркестр (Юрий Лапшинов); Кондуктор с несчастливыми билетами, очень похожий на Хармса (Дмитрий Зарудный, выразительный бас); Физик-лыжник (Иван Василевский), несущийся на лыжах неизвестно куда; Поэт-электрик (Герман Лукомников), утверждающий, что стихи и электричество – едва ли не одно и то же.
Команда «Пух и Прах» показала к тому времени публике несколько оригинальных иммерсивных постановок open-air, остроумных, безбашенно изобретательных и поэтичных одновременно. «Хорошее отношение к площадям», «Сон Татьяны. Гадание», «Колкий пух», «Цыганы» – представления «Пуха и Праха» проходили на площадях и бульварах Москвы, в Пушкинских горах, в Ясной Поляне, на Архстоянии в Никола-Ленивце, в залах Москонцерта на Пушечной.
Примерно в феврале прошлого года начали размышлять и обсуждать возможный сценарий. Дело пошло, когда вспомнили историю ГЭС 2, московской трамвайной электростанции. Появилась идея site-specific.
Замоскворечье… Знаменитое московское наводнение 1908 г., когда улицы вокруг Москвы-реки превратились в каналы. Знаковое для Москвы городское пространство. Несуразные скульптуры, втиснувшиеся в него уже на нашей памяти, растолкав городской пейзаж.
Стали все это вспоминать, и струна зазвенела.
Один за другим начали вырисовываться персонажи.
Московская бабушка по имени Фаина (Ирина Насырова), прожившая жизнь в Замоскворечье. Она проводит экскурсии по любимому кварталу, однако явно могла бы рассказать гораздо больше, если б ее расспросить. Жизнь однако несется вперед...
Бабушка Фаина скучает по Внучке (Анастасия Пронина в составе с Алиной Рачковской), которую когда-то водила за руку на танцы и фигурное катание. Но Машенька выросла, стала взрослая, современная, самостоятельная; куда-то все время бежит, ничего не успевает.
Персонажами действа станут еще Ученый-ведущий (Сергей Аронин); сам себе Человек-Оркестр (Юрий Лапшинов); Кондуктор с несчастливыми билетами, очень похожий на Хармса (Дмитрий Зарудный, выразительный бас); Физик-лыжник (Иван Василевский), несущийся на лыжах неизвестно куда; Поэт-электрик (Герман Лукомников), утверждающий, что стихи и электричество – едва ли не одно и то же.
Неожиданно оживут огромный обиженный Петр I Зураба Церетели – на ходулях – и стеснительная Большая глина № 4 Урса Фишера. Их сыграют артисты-вокалисты Павел Глядешин и Владислава Закревская.
Фаина будет подкармливать московских голубей, а они будут ее любить.
Голуби станут чем-то вроде символа всего представления: голубку и пятерых ее друзей полюбят дети, зрители будут публиковать их в соцсетях. Это артисты Анастасия Россохина, Карлен Кардашян, Антон Крайний, Павел Мальцев, Александр Хитев, Андрей Чеботарев.
Потихоньку в коллективном творчестве, когда трудно разобрать, кто что приносит и кто за что отвечает, начнут складываться сюжет и его театральные контуры. Быть может, Этель Иошпа больше занималась общей формой, сценографией, Алёна Смирницкая – обликом персонажей, Сергей Быстров – драматическим воплощением. Для оформления сценария привлекли драматурга Полину Коротыч.
Примерно так дело организации ни на что не похожего новогоднего праздника на ГЭС 2 постепенно двигалось прошлой весной. Тем не менее тот факт, что смелый масштабный проект завершился ярким успехом, в каком-то смысле удивителен.
Вполне могло ничего не получиться.
Основанный исключительно на горизонтальных, дружеских связях Театр «Пух и прах» – объединение, практикующее независимое свободное искусство. Свои запоминающиеся проекты он до сих пор придумывал и осуществлял на внезапно вспыхивающем энтузиазме, спонтанно, заражая энергией многочисленных коллег, смотрящих в одном с организаторами направлении. Дух дышит, где хочет… Вот его и услышала куратор ГЭС 2 Полина Зотова, уловившая настоятельную потребность подлинного праздника новогоднего преображения мира, которого не дождешься от Деда Мороза и Снегурочки.
Однако Дом культуры ГЭС 2 – институция вертикальная, структурированная, технологичная и жестко вписанная в рамки установленных правил, регламентов, рекомендаций. Охрана труда, пожарная безопасность, нормативы и сроки, отчетность, наконец, смыслы и интонации…
Кураторам, видимо, было нелегко; художники приобретали новый опыт. Счастье, что путь удалось пройти. Спектакль вышел 29 декабря, и после первых же показов по Москве полетел слух, что в ГЭС 2 творится что-то необыкновенное. Люди бросались регистрироваться, но мест на каждое представление было досадно мало. На «Море времени» стали стремиться специалисты по театру, журналисты, блогеры. Успели не все. Спектакль показали всего 16 раз.
«Море времени» утекло за одиннадцать дней и превратилось в легенду. Остались фотографии, записи и воспоминания.
И теперь можно рассказывать, что там происходило.
Фаина будет подкармливать московских голубей, а они будут ее любить.
Голуби станут чем-то вроде символа всего представления: голубку и пятерых ее друзей полюбят дети, зрители будут публиковать их в соцсетях. Это артисты Анастасия Россохина, Карлен Кардашян, Антон Крайний, Павел Мальцев, Александр Хитев, Андрей Чеботарев.
Потихоньку в коллективном творчестве, когда трудно разобрать, кто что приносит и кто за что отвечает, начнут складываться сюжет и его театральные контуры. Быть может, Этель Иошпа больше занималась общей формой, сценографией, Алёна Смирницкая – обликом персонажей, Сергей Быстров – драматическим воплощением. Для оформления сценария привлекли драматурга Полину Коротыч.
Примерно так дело организации ни на что не похожего новогоднего праздника на ГЭС 2 постепенно двигалось прошлой весной. Тем не менее тот факт, что смелый масштабный проект завершился ярким успехом, в каком-то смысле удивителен.
Вполне могло ничего не получиться.
Основанный исключительно на горизонтальных, дружеских связях Театр «Пух и прах» – объединение, практикующее независимое свободное искусство. Свои запоминающиеся проекты он до сих пор придумывал и осуществлял на внезапно вспыхивающем энтузиазме, спонтанно, заражая энергией многочисленных коллег, смотрящих в одном с организаторами направлении. Дух дышит, где хочет… Вот его и услышала куратор ГЭС 2 Полина Зотова, уловившая настоятельную потребность подлинного праздника новогоднего преображения мира, которого не дождешься от Деда Мороза и Снегурочки.
Однако Дом культуры ГЭС 2 – институция вертикальная, структурированная, технологичная и жестко вписанная в рамки установленных правил, регламентов, рекомендаций. Охрана труда, пожарная безопасность, нормативы и сроки, отчетность, наконец, смыслы и интонации…
Кураторам, видимо, было нелегко; художники приобретали новый опыт. Счастье, что путь удалось пройти. Спектакль вышел 29 декабря, и после первых же показов по Москве полетел слух, что в ГЭС 2 творится что-то необыкновенное. Люди бросались регистрироваться, но мест на каждое представление было досадно мало. На «Море времени» стали стремиться специалисты по театру, журналисты, блогеры. Успели не все. Спектакль показали всего 16 раз.
«Море времени» утекло за одиннадцать дней и превратилось в легенду. Остались фотографии, записи и воспоминания.
И теперь можно рассказывать, что там происходило.
х х х
Представление начиналось в фойе, где постепенно собирались зрители. Вводную часть, как и впечатляющее шествие по проспекту ГЭС 2, мог видеть каждый. Однако после вступления счастливых обладателей наклейки-билета приглашали в небольшой театральный зал, где усаживали в кресла. Им показывали спектакль, в котором участвовали все главные герои и без которого шествие теряло, конечно, большую часть своей содержательности.
Так вот в фойе среди хаотично подтягивавшейся публики появлялась остановка трамвая; вокруг нее возникали герои. Резвились и путались под ногами голуби, Ученый-ведущий пытался выяснить у кого-то секрет хорошего настроения. Размахивал палками лыжник, музицировал Человек-оркестр. Кондуктор раздавал свои несчастливые билетики. Появлялись колоритный Поэт-электрик и встревоженная бабушка Фаина с решеткой для яиц на голове. Наткнувшись на меня, она, например, немедленно спросила, не видела ли я трамвай. Этому виду транспорта принадлежала немаловажная роль в истории ГЭС 2, в спектакле и в жизни Фаины. Когда-то давно героиня чуть не стала артисткой, но трамваи не ходили, когда надо было ехать на конкурс…
Персонажи разогревались и разогревали публику, однако не покидало ощущение, что все эти герои – будто потерялись: не то в шумном пространстве, не то во времени.
Зрители направлялись в зал и видели на сцене разбитую квартиру с дырявой слегка поехавшей крышей. Наполовину она была скрыта огромным полотнищем в стиле абстрактного экспрессионизма. То ли свалившийся занавес, то ли ремонт тут уже начался и съехал чехол, заляпанный краской. Или это голубиный абстракционистский триппинг…
На авансцене появлялись, нежно курлыкая, голуби. Застывали в своих выразительных формах. И вдруг раздавался шелестящий звук клавесина. Голуби танцевали (хореограф спектакля Албертс Альбертс) – одновременно забавно и поэтично. Помахивали крыльями, важно вышагивали, рассыпали перья по триппингу. Скрывали от зрителей какую-то свою голубиную тайну. От неожиданной интродукции захватывало дух, и, конечно, именно в этот момент московские голуби покоряли сердца.
Представление начиналось в фойе, где постепенно собирались зрители. Вводную часть, как и впечатляющее шествие по проспекту ГЭС 2, мог видеть каждый. Однако после вступления счастливых обладателей наклейки-билета приглашали в небольшой театральный зал, где усаживали в кресла. Им показывали спектакль, в котором участвовали все главные герои и без которого шествие теряло, конечно, большую часть своей содержательности.
Так вот в фойе среди хаотично подтягивавшейся публики появлялась остановка трамвая; вокруг нее возникали герои. Резвились и путались под ногами голуби, Ученый-ведущий пытался выяснить у кого-то секрет хорошего настроения. Размахивал палками лыжник, музицировал Человек-оркестр. Кондуктор раздавал свои несчастливые билетики. Появлялись колоритный Поэт-электрик и встревоженная бабушка Фаина с решеткой для яиц на голове. Наткнувшись на меня, она, например, немедленно спросила, не видела ли я трамвай. Этому виду транспорта принадлежала немаловажная роль в истории ГЭС 2, в спектакле и в жизни Фаины. Когда-то давно героиня чуть не стала артисткой, но трамваи не ходили, когда надо было ехать на конкурс…
Персонажи разогревались и разогревали публику, однако не покидало ощущение, что все эти герои – будто потерялись: не то в шумном пространстве, не то во времени.
Зрители направлялись в зал и видели на сцене разбитую квартиру с дырявой слегка поехавшей крышей. Наполовину она была скрыта огромным полотнищем в стиле абстрактного экспрессионизма. То ли свалившийся занавес, то ли ремонт тут уже начался и съехал чехол, заляпанный краской. Или это голубиный абстракционистский триппинг…
На авансцене появлялись, нежно курлыкая, голуби. Застывали в своих выразительных формах. И вдруг раздавался шелестящий звук клавесина. Голуби танцевали (хореограф спектакля Албертс Альбертс) – одновременно забавно и поэтично. Помахивали крыльями, важно вышагивали, рассыпали перья по триппингу. Скрывали от зрителей какую-то свою голубиную тайну. От неожиданной интродукции захватывало дух, и, конечно, именно в этот момент московские голуби покоряли сердца.
Приходит время сказать еще об одном поистине бесценном авторе «Моря времени». Музыку к спектаклю сочинил композитор Антон Светличный, в частности, – трепетную мелодию голубиного танца. В ней смешиваются аллюзии основополагающего Баха и творения Таривердиева из какого-нибудь кино. И все это – специально; так и должно было быть.
Из моря времени все время выпрыгивали на поверхность разные мотивы – мифологические, литературные, исторические, пластические, музыкальные. Что-то зритель успевал поймать, что-то тонуло мгновенно, мелькнув смутной аллюзией.
Антон Светличный, подключившийся к работе команды только осенью, сочинил феерично яркую оригинальную музыку, определившую звуковой колорит действа. При этом наравне с текстом и пластикой, мелодика остроумно намекала, где надо, на конкретный стиль или даже произведение. По мере развития сюжета то включался приятный бодрый вальсок, то нарастала драма в духе Курёхина, то взлетала мужественная романтика Цоя.
Одна только старая «Голубка» испанца Себастьяна Ирадьера в переводе С. Болотина и Т. Сикорской являлась в спектакле самою собой, став чем-то вроде лейтмотива Фаины.
После танца следовала ироничная и забавная голубиная интермедия о судьбах человечества. – Что-то случится! – анонсировали они классический новогодний кризис. И заранее жалели Фаину.
Она появлялась, сдергивала постепенно чехол-занавес, открывая покосившуюся квартирку и фортепьяно с Чайковским и клавиатурой, пошедшей волнами. Забегала на минутку ничего не успевающая «обесточенная» внучка с огромной распухшей головой – приносила в подарок телевизор. Он немедленно перегорал, вырубалось электричество, и начинало происходить что-то сказочное.
Один за другим приходили гости; каждый – со своими пунктирно намеченными выразительными странностями. Никого из них не наделили разработанной последовательной биографией. Скорее персонажи выглядели символами живущих в памяти образов. Лыжник напоминал интеллигентного москвича из молодости Фаины, Кондуктор буквально проходил через портрет Хармса, Электрик-поэт Герман Лукомников оставался сказкой нашего времени. Новогоднее представление будто обретало новых героев.
Легко себе представить ряд ассоциаций, которые могли возникнуть при появлении в квартире оживших Петра I и Большой глины. Эксцентричные степенные статуи заводили свои жалобы, спорили, кто из них более не понят публикой и замечательно воплощали противоречивую эклектику современной культуры.
Суматошные события в квартире Фаины являли собой что-то вроде остроумного наброска неважно устроенной, но колоритной и самобытной московской жизни – в пространстве и во времени. И, кроме того, в предновогодней суете маленького спектакля в спектакле содержалась завязка сюжета.
Из моря времени все время выпрыгивали на поверхность разные мотивы – мифологические, литературные, исторические, пластические, музыкальные. Что-то зритель успевал поймать, что-то тонуло мгновенно, мелькнув смутной аллюзией.
Антон Светличный, подключившийся к работе команды только осенью, сочинил феерично яркую оригинальную музыку, определившую звуковой колорит действа. При этом наравне с текстом и пластикой, мелодика остроумно намекала, где надо, на конкретный стиль или даже произведение. По мере развития сюжета то включался приятный бодрый вальсок, то нарастала драма в духе Курёхина, то взлетала мужественная романтика Цоя.
Одна только старая «Голубка» испанца Себастьяна Ирадьера в переводе С. Болотина и Т. Сикорской являлась в спектакле самою собой, став чем-то вроде лейтмотива Фаины.
После танца следовала ироничная и забавная голубиная интермедия о судьбах человечества. – Что-то случится! – анонсировали они классический новогодний кризис. И заранее жалели Фаину.
Она появлялась, сдергивала постепенно чехол-занавес, открывая покосившуюся квартирку и фортепьяно с Чайковским и клавиатурой, пошедшей волнами. Забегала на минутку ничего не успевающая «обесточенная» внучка с огромной распухшей головой – приносила в подарок телевизор. Он немедленно перегорал, вырубалось электричество, и начинало происходить что-то сказочное.
Один за другим приходили гости; каждый – со своими пунктирно намеченными выразительными странностями. Никого из них не наделили разработанной последовательной биографией. Скорее персонажи выглядели символами живущих в памяти образов. Лыжник напоминал интеллигентного москвича из молодости Фаины, Кондуктор буквально проходил через портрет Хармса, Электрик-поэт Герман Лукомников оставался сказкой нашего времени. Новогоднее представление будто обретало новых героев.
Легко себе представить ряд ассоциаций, которые могли возникнуть при появлении в квартире оживших Петра I и Большой глины. Эксцентричные степенные статуи заводили свои жалобы, спорили, кто из них более не понят публикой и замечательно воплощали противоречивую эклектику современной культуры.
Суматошные события в квартире Фаины являли собой что-то вроде остроумного наброска неважно устроенной, но колоритной и самобытной московской жизни – в пространстве и во времени. И, кроме того, в предновогодней суете маленького спектакля в спектакле содержалась завязка сюжета.
Неожиданно снова влетала внучка. Затем вторая, третья… шестая… Шесть одинаковых девиц с солнцеподобными головами, вытаращенными глазами и раскрытыми ртами. Запутавшаяся в приоритетах и дедлайнах Машенька развалилась, разделилась на шесть, потеряла себя.
И тут наступала катастрофа. Ученый-ведущий из злосчастного развалюхи- телевизора объявлял: трамвайная электростанция отключилась, трамваи перестали ходить по городу и уплотнять землю. И девонское море, залегающее глубоко-глубоко под городом, вышло из под земли. Начиналось наводнение.
Море заволновалось прямо в квартире, куда вплыли огромные рыбы. Они таращили свои рыбьи глаза, интересовались, хотели экскурсии по Замоскворечью. Разрозненные мотивы одиноких персонажей сливались в один. Их всех вместе с публикой выносило из зала на большой проспект ГЭС 2.
«У нас море времени», разносилось над ним. И, значит, «времени больше нет». Выражения лиц зрителей, ошеломленных эффектным зрелищем, уже напоминали круглые физиономии внучек. Дети были в упоении. У многих взрослых мелькали ассоциации.
х х х
Публика выплывала на проспект, занимая места по бокам и на галерее сверху. Мимо под красивую тревожную музыку плыли герои. Внучки радовались: в «море времени» все можно успеть. Движение прекрасных волн с юмором изображал духовой оркестр, напоминая, как это было в оперной классике. По воде шли кораблики – на веревочках или на головах артистов.
Неожиданно торжествующие рыбы запевали легкий прелестный вальс. «Как же ты похорошела Москва» – «за сто шестнадцать лет».
«Москва предоставляет удобство и уют!
Здесь моют тротуары и улицы метут!
И Храм Христа Спасителя сияет как стекло.
Наверное, с ним за целый век ничего не произошло».
Уже не говоря о транспорте!
«МЦК, МЦД, БКЛ, монорельс –
Удивительный транспортный рай! (И вайфай!)
Самокат, электробус, каршеринг, такси –
Только не попади под трамвай! (А не то масло разольют.)»
В общем, если соблюдать правила, то –замри мгновенье! Пусть не наступает Новый год!
Вместе с веселыми рыбами на волнах качались знаменитые окрестные здания – Дом на набережной, кондитерская фабрика «Красный Октябрь», кинотеатр Ударник и ГЭС 2.
И тут наступала катастрофа. Ученый-ведущий из злосчастного развалюхи- телевизора объявлял: трамвайная электростанция отключилась, трамваи перестали ходить по городу и уплотнять землю. И девонское море, залегающее глубоко-глубоко под городом, вышло из под земли. Начиналось наводнение.
Море заволновалось прямо в квартире, куда вплыли огромные рыбы. Они таращили свои рыбьи глаза, интересовались, хотели экскурсии по Замоскворечью. Разрозненные мотивы одиноких персонажей сливались в один. Их всех вместе с публикой выносило из зала на большой проспект ГЭС 2.
«У нас море времени», разносилось над ним. И, значит, «времени больше нет». Выражения лиц зрителей, ошеломленных эффектным зрелищем, уже напоминали круглые физиономии внучек. Дети были в упоении. У многих взрослых мелькали ассоциации.
х х х
Публика выплывала на проспект, занимая места по бокам и на галерее сверху. Мимо под красивую тревожную музыку плыли герои. Внучки радовались: в «море времени» все можно успеть. Движение прекрасных волн с юмором изображал духовой оркестр, напоминая, как это было в оперной классике. По воде шли кораблики – на веревочках или на головах артистов.
Неожиданно торжествующие рыбы запевали легкий прелестный вальс. «Как же ты похорошела Москва» – «за сто шестнадцать лет».
«Москва предоставляет удобство и уют!
Здесь моют тротуары и улицы метут!
И Храм Христа Спасителя сияет как стекло.
Наверное, с ним за целый век ничего не произошло».
Уже не говоря о транспорте!
«МЦК, МЦД, БКЛ, монорельс –
Удивительный транспортный рай! (И вайфай!)
Самокат, электробус, каршеринг, такси –
Только не попади под трамвай! (А не то масло разольют.)»
В общем, если соблюдать правила, то –замри мгновенье! Пусть не наступает Новый год!
Вместе с веселыми рыбами на волнах качались знаменитые окрестные здания – Дом на набережной, кондитерская фабрика «Красный Октябрь», кинотеатр Ударник и ГЭС 2.
Стихи для «Моря времени» сочинили Полина Коротыч, композитор Антон Светличный; Герман Лукомников читал свои, звучал Мандельштам, много чего цитировалось мельком. Тексты очень интересно было расслышивать, хотя, конечно, публика, особенно юная, широко пользовалась возможностью не вникать, а просто по-праздничному радоваться колоритному зрелищу.
После песенки про Москву на поверхности моря появлялись огромные льдины; от них уворачивалась лодочка деда Мазая, в которой жались испуганные зайцы. В доброго деда Мазая превратился на время Поэт-Электрик Герман Лукомников в красной шапочке дедушки новогоднего.
Герои – каждый со своей темой, со своими жалобами, со своим одиночеством выглядели потрясенными происшедшим, растерянными. Пётр и Глина, Кондуктор заблудившегося трамвая, передвигавшийся по морю на двух табуретках, Лыжник-энтузиаст, даже впавший в эйфорию голубь, как будто пытались что-то понять в наступившем безвременье, философствовали, ища опоры в странном изменившемся мире. Забавно ассоциировались с какими-нибудь спикерами, экспертами, комментаторами.
Балетным шагом, одетый в строгий черный костюм и белую пачку лебедя выступал прямо в телевизоре Ученый-Ведущий.
– Посмотрим, как жители типовых квартир района Замоскворечья справляются с внезапным наводнением и временным (ударение на ы) коллапсом…
Музыка напоминала о лебедином озере, запутывала мотивы и растворялась в тревоге. По волнам неслись тесные квартирки с дырявыми крышами. Кто-то читал газету рядом с любимой кошкой; кто-то купал ребенка и готовил ужин; кто-то съежился около нарядной елки; кто-то музицировал и гипнотизировал себя... Качались люстры, абажуры, игрушки на елке, на стене болтался оторопевший таракан. Жители Москвы в растерянности вертели головами. На их уютные и неуютные мирки обрушилась угроза, жизнь треснула, закачалась и поплыла в неизвестность. В море времени.
Уже раздавались звуки «Оды хаосу» – драматической кульминации действа на великолепную музыку Антона Светличного.
«Формы нет и не будет!
Смысла нет и не будет!
Света нет и не будет!
Счастья нет и не будет!
Выхода нет и не будет!
Времени нет и не будет!
Новый год не наступит!»
Как хотели.
Новый год – это портал в неизведанное; ответ на потребность в обновлении. Это самый архетипический праздник, пронизанный подспудными мотивами преодоления мрака и зла. Скрытые опасности, угрозы, мифическая хтонь как будто поднимаются на поверхность из-под земли – это их час. А, значит, – неизбежно опасное приключение. Не просто так волки нападают в лесу на доброго Деда Мороза.
А что если они его съедят? Что если космос и гармония мироздания сменятся страшным хаосом?
После песенки про Москву на поверхности моря появлялись огромные льдины; от них уворачивалась лодочка деда Мазая, в которой жались испуганные зайцы. В доброго деда Мазая превратился на время Поэт-Электрик Герман Лукомников в красной шапочке дедушки новогоднего.
Герои – каждый со своей темой, со своими жалобами, со своим одиночеством выглядели потрясенными происшедшим, растерянными. Пётр и Глина, Кондуктор заблудившегося трамвая, передвигавшийся по морю на двух табуретках, Лыжник-энтузиаст, даже впавший в эйфорию голубь, как будто пытались что-то понять в наступившем безвременье, философствовали, ища опоры в странном изменившемся мире. Забавно ассоциировались с какими-нибудь спикерами, экспертами, комментаторами.
Балетным шагом, одетый в строгий черный костюм и белую пачку лебедя выступал прямо в телевизоре Ученый-Ведущий.
– Посмотрим, как жители типовых квартир района Замоскворечья справляются с внезапным наводнением и временным (ударение на ы) коллапсом…
Музыка напоминала о лебедином озере, запутывала мотивы и растворялась в тревоге. По волнам неслись тесные квартирки с дырявыми крышами. Кто-то читал газету рядом с любимой кошкой; кто-то купал ребенка и готовил ужин; кто-то съежился около нарядной елки; кто-то музицировал и гипнотизировал себя... Качались люстры, абажуры, игрушки на елке, на стене болтался оторопевший таракан. Жители Москвы в растерянности вертели головами. На их уютные и неуютные мирки обрушилась угроза, жизнь треснула, закачалась и поплыла в неизвестность. В море времени.
Уже раздавались звуки «Оды хаосу» – драматической кульминации действа на великолепную музыку Антона Светличного.
«Формы нет и не будет!
Смысла нет и не будет!
Света нет и не будет!
Счастья нет и не будет!
Выхода нет и не будет!
Времени нет и не будет!
Новый год не наступит!»
Как хотели.
Новый год – это портал в неизведанное; ответ на потребность в обновлении. Это самый архетипический праздник, пронизанный подспудными мотивами преодоления мрака и зла. Скрытые опасности, угрозы, мифическая хтонь как будто поднимаются на поверхность из-под земли – это их час. А, значит, – неизбежно опасное приключение. Не просто так волки нападают в лесу на доброго Деда Мороза.
А что если они его съедят? Что если космос и гармония мироздания сменятся страшным хаосом?
Новый год – испытание, которое нужно выдержать Такие праздники и придуманы людьми давным-давно именно для того, чтобы собраться, аккумулировать всю солнечную и человеческую энергию. Открыть дверь надеждам, стремлениям, упованиям. Стать волшебниками, которые могут все. И победить.
Время застыло навсегда – напряженно пел хор. К тому же оставшаяся в одиночестве Фаина тонула в заполоняющем все море времени. Тонула и жаловалась: – Почему люди не летают так, как птицы?!
– Что делать?
– Кто виноват?! Холодно, холодно, холодно…
Смышленые московские голуби от ужаса выразительно теряли дар речи.
Но голубка нашла уже ветвь с померанцами. А Кондуктор – потерянный трамвай, то есть спасительный ковчег. Требовалась только искра, чтобы по проводам побежал электрический ток.
Все герои и участники шествия собирались вместе. Внучку очевидно сильно потрепало на волнах моря. Ее голова становилась человеческой. Маша осознавала, что движуха колдовской болтанки во времени – все равно, что безжизненное небытие. Важно не успеть все и овладеть всем на свете, а прожить свою собственную жизнь.
– Бабушка, прости меня, пожалуйста, я тебя очень люблю. – И я тебя очень люблю.
Вот она искра!
Жизнь возвращалась на круги своя. Люди погрузились в море времени, чуть не утонули. Но оно счастливо схлынуло. Персонажи прошли через волшебный новогодний портал и зарядились волшебным электричеством.
Бабушка в конце превращалась в некую волшебницу Замоскворечья и уплывала по волнам времени. Каждый понимал и обретал что-то важное. Лыжник и внучка находили друг друга. Одиночество растворялось в финальном празднестве.
х х х
Вот и все – история оказалась очень простой и справедливой, как положено сказке. Она была про любовь, про поэзию, про уникальную ценность и красоту жизни, которая у каждого одна. Осталось сказать несколько слов о феномене огромного успеха «Моря времени».
Прежде всего, это было феерическое представление. Наверное, команда «Пуха и Праха» создала свое самое масштабное действо. Зрители наслаждались эффектными визуальными образами, чудесной музыкой, вокалом, пластикой. Изобретательность, остроумие, богатство деталей всех компонентов спектакля были просто ошеломляющи. А для эфемерных новогодних празднований все это беспрецедентно.
«Море времени» обладало мистериальным духом, к которому приобщались все присутствующие. События развивались как бы спонтанно. У актеров, музыкантов волонтеров, даже публики на самом деле было поле для импровизации. Возможно, чаще, чем обычно, случались незапланированные неожиданности, с которыми интересно было играть. Чуть ли не каждое представление у творческой группы возникали новые идеи, которые пробовались.
Время застыло навсегда – напряженно пел хор. К тому же оставшаяся в одиночестве Фаина тонула в заполоняющем все море времени. Тонула и жаловалась: – Почему люди не летают так, как птицы?!
– Что делать?
– Кто виноват?! Холодно, холодно, холодно…
Смышленые московские голуби от ужаса выразительно теряли дар речи.
Но голубка нашла уже ветвь с померанцами. А Кондуктор – потерянный трамвай, то есть спасительный ковчег. Требовалась только искра, чтобы по проводам побежал электрический ток.
Все герои и участники шествия собирались вместе. Внучку очевидно сильно потрепало на волнах моря. Ее голова становилась человеческой. Маша осознавала, что движуха колдовской болтанки во времени – все равно, что безжизненное небытие. Важно не успеть все и овладеть всем на свете, а прожить свою собственную жизнь.
– Бабушка, прости меня, пожалуйста, я тебя очень люблю. – И я тебя очень люблю.
Вот она искра!
Жизнь возвращалась на круги своя. Люди погрузились в море времени, чуть не утонули. Но оно счастливо схлынуло. Персонажи прошли через волшебный новогодний портал и зарядились волшебным электричеством.
Бабушка в конце превращалась в некую волшебницу Замоскворечья и уплывала по волнам времени. Каждый понимал и обретал что-то важное. Лыжник и внучка находили друг друга. Одиночество растворялось в финальном празднестве.
х х х
Вот и все – история оказалась очень простой и справедливой, как положено сказке. Она была про любовь, про поэзию, про уникальную ценность и красоту жизни, которая у каждого одна. Осталось сказать несколько слов о феномене огромного успеха «Моря времени».
Прежде всего, это было феерическое представление. Наверное, команда «Пуха и Праха» создала свое самое масштабное действо. Зрители наслаждались эффектными визуальными образами, чудесной музыкой, вокалом, пластикой. Изобретательность, остроумие, богатство деталей всех компонентов спектакля были просто ошеломляющи. А для эфемерных новогодних празднований все это беспрецедентно.
«Море времени» обладало мистериальным духом, к которому приобщались все присутствующие. События развивались как бы спонтанно. У актеров, музыкантов волонтеров, даже публики на самом деле было поле для импровизации. Возможно, чаще, чем обычно, случались незапланированные неожиданности, с которыми интересно было играть. Чуть ли не каждое представление у творческой группы возникали новые идеи, которые пробовались.
Подчас сложное устройство целого порождало несогласованность и суету. Не всегда все получалось у артистов: они, вероятно, так и не успели до конца вжиться в роли и раскрыться в них – для этого, как правило, нужно поиграть спектакль подольше.
Но все это не имело значения.
Публика с восторгом погружалась в сказку, разворачивавшуюся в непосредственном соприкосновении с ней. Притом она была совершенно новая и рождалась буквально на глазах. Сумасшедшая, романтическая, наполненная прекрасным абсурдом, наивная, детская. Понятная каждому.
Однако этим дело не ограничивалось. Яркое зрелище, как всегда у «Пуха и Праха», опиралась на культурные, художественные исторические и сегодняшние мотивы и аллюзии. Море переливалось чудесными красками, подмигивало, подсмеивалось, иронизировало.
И все это было про нас. Про то, как что-то прорвалось и сломалось в наших жизнях, про бури, разбушевавшиеся над нашими головами, про потоки, которые куда-то нас всех повлекли. И про нашу надежду, которую не стоит терять, особенно, если держишь за руку ребенка.
Море времени пронеслось над Москвой и схлынуло, ознаменовав собой рождение настоящего живого новогоднего праздника. Он опирался на традицию, но все в нем творилось по-своему и было ни на что не похоже. Это море смывало и застоявшуюся муть, и хтонь, и отчаяние…
«Море времени» несло в себе предвидение обновления и возрождения «обесточенного» человеческого мира.
Елена Лебедева
Я бесконечно благодарна Этель Иошпе, Алёне Смирницкой, Сергею Быстрову, Антону Светличному, содержательно ответившим на мои вопросы и приоткрывшим тайны сказочного путешествии по морю времени.
Но все это не имело значения.
Публика с восторгом погружалась в сказку, разворачивавшуюся в непосредственном соприкосновении с ней. Притом она была совершенно новая и рождалась буквально на глазах. Сумасшедшая, романтическая, наполненная прекрасным абсурдом, наивная, детская. Понятная каждому.
Однако этим дело не ограничивалось. Яркое зрелище, как всегда у «Пуха и Праха», опиралась на культурные, художественные исторические и сегодняшние мотивы и аллюзии. Море переливалось чудесными красками, подмигивало, подсмеивалось, иронизировало.
И все это было про нас. Про то, как что-то прорвалось и сломалось в наших жизнях, про бури, разбушевавшиеся над нашими головами, про потоки, которые куда-то нас всех повлекли. И про нашу надежду, которую не стоит терять, особенно, если держишь за руку ребенка.
Море времени пронеслось над Москвой и схлынуло, ознаменовав собой рождение настоящего живого новогоднего праздника. Он опирался на традицию, но все в нем творилось по-своему и было ни на что не похоже. Это море смывало и застоявшуюся муть, и хтонь, и отчаяние…
«Море времени» несло в себе предвидение обновления и возрождения «обесточенного» человеческого мира.
Елена Лебедева
Я бесконечно благодарна Этель Иошпе, Алёне Смирницкой, Сергею Быстрову, Антону Светличному, содержательно ответившим на мои вопросы и приоткрывшим тайны сказочного путешествии по морю времени.