Представить состоявшуюся программу фестиваля лучше всего сравнениями-диалогами. Современное искусство – всегда дискуссия. Традиционного и актуального, продвинутого зрителя и неофита, театра и музея, ребенка и взрослого, человека театра и представителя благотворительности. Этот диалог – не всегда взаимное согласие, не всегда он очный и часто невербальный.
Часть 1. Театральные дуэты
Спектакли «Мы – мончичи» французской компании Wang Ramirez и «Джинжик» Театральной лаборатории Яны Туминой похожи. Это дуэты, в которых авторы откликаются на актуальные вопросы, это непродолжительные миниатюры. Это два персонажа, которые не должны были встретиться, но встретились. Это уверенное мастерство в первом случае исполнителей современного танца, во втором кукольников. Кстати, не случайно эти два вида театра сегодня сравнивают все чаще.
Границы – сегодня понятие трудно формулируемое. Можно поменять место жительства, получить новое образование, но неизменным останется происхождение, которое так или иначе продолжит в любом случае влиять на восприятие социального статуса человека в обществе. Танцоры – идеальный пример. Хонцзи Ван и Себастьян Рамирес меняли страны, и этот их опыт возможно передать не только движением, но и на словах, актеры произносят текст, не от неубедительности жеста, а на контрапункте. Жанровые границы сегодня столько же условны, сколько их размытость осуждаема представителями традиционных взглядов. Впрочем, это касается не только жанров.
Лирика притяжения двух одиночеств, обеспокоенность экологической повесткой и неожиданные театральные технологии одинаково нужны и важны в спектакле Яны Туминой. В основе сюжета в исполнении Анны Сомкиной и Александра Балсанова – реальная история, в которой бразильский житель стал настоящим другом спасенному в масляном пятне пингвину. Кстати, тот же актерский дуэт играл все роли в спектакле «Колино сочинение». «Джинжик» – из тех спектаклей, в которых хочется разобраться, как он технически устроен, но совершенно не хочется рассказывать это другим. Разве что вместе удивиться, что Балсанов большую часть спектакля держит голову своего Старика зубами и не может взглядом контролировать все сценическое пространство. Оно в свою очередь мгновенной сменяемостью оттеняет не статику, а необходимую и убедительную для старого человека малоподвижность.
Часть 2. Драматургия: право голоса
Совместный проект фестиваля, РАМТа и благотворительного фонда «Дорога жизни» подразумевал читки пьес с последующим обсуждением, в котором акцент делался на теме, проблеме. Самое активное участие принимали в дискуссии сотрудники фонда – психологи и педиатры. Собственно, в этих специалистах нуждались персонажи всех трех текстов. Главное действующее лицо в них – ребенок с особыми потребностями и его окружение.
Молчащий по разным причинам ребенок получает в выбранных пьесах право голоса. Елена Юсупова в «Дневнике моей мамы» (режиссер Андрей Маник) говорит о родителях, вернее об одной маме, которая одна налаживает насколько это возможный комфортный быт для сына со сложным диагнозом. Мальчик Лев во снах и только зрителям слышных монологах выглядит самым здравым действующим лицом. И здесь слово «действующее» имеет особый смысл, внутренний монолог никак нельзя назвать словами обиженного, остановившегося человека.
«Замыкание» Марии Малухиной – о семье в том ее состоянии, когда, пытаясь сохранить видимость нормальных отношений, трещина в них превращается в пропасть, и никто уже не замечает, что 13-летний Тема давно не произносит ни слова. Режиссер Нелли Уварова подчеркивает, что основные диалоги ведутся в чатах. В пьесе «Я – кулак, Я А-Н-Н-А» Марты Райцес (режиссерка Женя Беркович) Дарья Семенова и Сергей Печенкин сыграли неслышащую героиню и ее внутренний голос, а вместе с ними и перечисленных одноклассников и взрослых, и самое интересное случалось во время актерских оценок и пауз.
Часть 3. Белый куб
Реникса (renyxa) – знаменитое слово, знаковое, цитата из «Трех сестер». Выставка «PLAYMMOMA 2.0» реально представляла чепуху, она буквально отсылала к старой детской игре, в которой кто-то где-то что-то делает, и из этого получается что-то парадоксальное и смешное. Не так ли в современном искусстве? Скорее всего, не так. Выставка оказалась логичной.
Чепуха должна стать для начинающих зрителей просто названием веселой игры, а не синонимом современного искусства. Реальность начинает казаться выдумкой, а фантазия конкретной и осязаемой, надежной.
Пространство нового искусства было представлено уже не новыми работами Франциско Инфанте и Нонны Горюновой, которые до сих пор концептуальны и удивительны. В них нет человека, а есть геометрические фигуры, вписанные в природные ландшафты, и новому поколению интересно объяснять, что это необработанная фотография «обработанного» пространства, что объекты были созданы в реальности и зафиксированы на камеру.
В blackbox’ах Марины Алексеевой «Они внутри» в центр внимания попадал человек, повторяющий обычные действия. Нюанс в том, что персонаж оказывался в привычной для себя среде в непривычном для зрителя пространстве – маленькой коробочке, в окошко можно было подсматривать.
Не остаются без внимания документации прошедших перфомансов. Андрей Кузькин рассказывает о своем опыте «Шарики и гвозди» 2015 года, в котором зрителю отдана максимально активная роль. Что можно сделать с шариком в руках, который вместе с гвоздем протянул тебе художник, сидящий у входа на ВДНХ? Самое простое – проткнуть. Но возможны варианты.
Дуэт ЕлиКука (Олег Елисеев и Евгений Куковеров) представил работу 2021 года «Курсы караоке-крика» – специальная комната, где можно и нужно пронзительно кричать. Борьба ли это со стрессом или просто радостное хулиганство – зависит от возраста, в любом случае разность мотиваций не будет разрушать слаженность ансамбля одновременно кричащих, к примеру, всей семьей.
Проект «Дым»
«Дым» – проект между театром и музеем. Наверное, место его представления влияет на восприятие. Владислав Тутак поставил в тюменском Молодежном театральном центре «Космос» спектакль-инсталляцию по мотивам графического романа Ольги Лаврентьевой «Сурвило». В Москве он был представлен в ММОМА на Гоголевском. Говорить о суровой эпохе в отсутствии человека легче, потому что заполненное пространство, точные рисунки и избранные, брошенные предметы заведомо убедительнее актеров, рассчитывающих сыграть физическое измождение и моральную усталость и растерянность. Плоские серые картинки соседствуют с бытовыми предметами, которые, попав в пространство белого куба, становятся как будто больше и значительнее, масштабнее. Так происходит с голосами, которые зритель может слушать как фоновый белый шум, а может скачивать треки в свой смартфон и слушать в наушниках внимательно. Попав в музей, живое фиксируется, застывает, зацикливается, предостерегает.