Спектакль «Джинджике» / Фото: М. Воробъева
Это любовь к книге. Пристрастие к признанному читательской аудиторией эпическому тексту в обход драматургического. По существу, в афише фестиваля был представлен один спектакль, воплощающий классическую пьесу. И это настроение организаторы задали первым же событийным аккордом – презентацией выставки «Хвала детской книге» Шведской академии детской литературы. Проект воплотили 17 действующих членов Академии, куда входят писатели и иллюстраторы. Получилось 17 рисунков с короткими афоризмами, рассказывающими о пользе чтения. Все авторы, очень разные по манере, колористике, сюжетостроению, тем не менее, настроились на одну общую гротесковую интонацию. В работах, показывающих столкновение детей с большим взрослым миром, есть безграничная любовь к маленькому существу (порой до сентиментальности) и характерность фантазии, упрямство, независимость. Посредником между страхами, сомнением, болезненным взрослением и ребенком становится книга – как способ рассказать историю, конвертирующую жизненный опыт в образы, воздействующие на юное сознание. Детская книга по своей роли в литературном процессе занимает все более уверенные позиции, образует свой фэндом, становится модной. И очень удобной для переноса на сцену теми средствами, которыми мыслит современный театр. И в этом отношении отдаление от драматургии как первоосновы театрального текста вполне закономерно.
Спектакль «Васса» / Фото: М. Воробъева
Но раз фестиваль не игнорирует традицию, то не рассказать, как ей живется в этой компании, невозможно. Работа московского «Ведогонь-театра» «Васса» – спектакль во всех смыслах большой формы. Монументальная семейная сага по первому варианту классической пьесы Максима Горького глубоко укореняется в привычный драматический театр. Спектакль выдающийся, что за его долгую жизнь оценили жюри «Золотой маски» и «Золотого витязя». И сделан так, что пыль на нем не осядет, пока он стоит в репертуаре. Режиссер Анатолий Ледуховский и художники по костюмам Виктория Хлебникова и Ольга Золотухина наводят на зрителей стилистический морок. Вроде постановщики отказываются от душной подробной обстановки купеческого быта. На обнаженной сцене обеденный стол да потрепанный шкаф с креслом – то ли советско-перестроечное наследство, то ли вообще просто невзыскательность вкуса обитателей просторного дома (сценография Светланы Архиповой). О просторе говорит широкий портал, за которым происходит невидимая, но слышимая жизнь семейства. Где-то там мучительно умирает муж Вассы Железновой.
Все герои драмы одеты, кто во что горазд, заимствуя гардероб из какого-то клишированного представления о русской среде. Элегантная Васса (Наталья Тимонина) вышагивает на каблуках. А ее сын Павел (Вячеслав Семеин) разгуливает в нелепом тулупе и шапке, похожий на истеричного малыша, которого только что вытащили из сугроба. И, в общем-то, перед нами та театральная традиция, когда костюм персонажа отражает его характер. И дело даже доходит до пародии, когда Дунечка (Наталья Третьяк) в цветастом платьишке, грубоватом пальто и оперном кокошнике распевает песни о девичьей доле, перетаскивая самовар. Визуальная лаконичность постановки жалит русскую повседневность в самые трепетные места. Финальный акт и вовсе проходит под заклиненную до гипнотического отупения тему Брайана Ферри, доносящуюся из ретро-радиолы. Семейство Железновых по смерти отца и хозяина сбрасывает маски страдальцев и юродивых, играя в пошленькую итальянскую мафию.
Но в первую очередь спектакль подкупает подробными и стильными актерскими работами. Искусное сочетание фарса и психологического триллера делают жизнь в доме Вассы похожей на залипательный и напряженный модный сериал. Кто бы мог подумать, что в тексте Горького, патетично наблюдавшего слом веков, уходящую натуру и классовую борьбу, обнаружится такая бездна вечных страстей. Васса с повадками голливудской звезды разговаривает пронзающим глубоким голосом и способна при случае приложить домочадцев носом в дверцу шкафа. Эта холодная жестокость вроде бы говорит нам о потенциале убийцы. Но Васса еще способна искренне флиртовать с молодым мужчиной и с тревогой наблюдать за ссорящимися детьми. Зато ее дочь Анна (Юлия Богданович) унаследовала не только красоту и элегантность, но и преступную расчетливость. Появляясь в доме Железновых растерянной, напуганной поведением неадекватных родственников, она забирает постепенно власть и над матерью, и над всем домом. Режиссер делает ее настоящей матереубийцей вопреки лукавому финалу Горького. Но в этой логике ужасная смерть превращает трагифарс в подлинную трагедию.
Невозможно не проникнуться ребячливым стариком Прохором в исполнении всегда аристократичного и обаятельного Дмитрия Лямочкина. Совершенно неожиданно по отношению к классику, но с точным попаданием в типажи русских женщин играют Ольга Львова и Наталья Табачкова. Наталья и Людмила, вынужденные сносить припадки своих недалеких мужей, сопротивляются деспотизму. Их ловкая, ироничная корпулентность противостоит женщинам семейства Железновых, легко переманивая сочувствие и оправдание адюльтерам и склочности. Здесь довольно отчетливо проглядывают мотивы Островского, которые оказываются очень живучими не только в историко-культурной, но и повседневной перспективе. Анатолий Ледуховский и труппа «Ведогонь-театра» сделали затягивающую, страшную и беспощадную драму, которая может смело спорить с телевизионными шоу не только по снайперскому попаданию в актуальные семейные травмы, но и сатирическим раскрепощением с контрапунктным искусно выстроенным саспенсом, приводящим к криминальному и беспощадному финалу.
Спектакль «Macbeth Muet» / Фото: Sophie Gagnon-Bergeron
На протяжении многих лет новгородский фестиваль выказывает симпатии к наследию Шекспира. И все чаще показывает виртуозные спектакли, которые работают не с текстами Великого Барда, а с его мифологией. Показ «Macbeth Muet» компании La Fille Du Laitier из Квебека, поддержанный Посольством Канады в России, стал демонстрацией такой игры во всем известный сюжет. Мари-Элен Беланже-Дюма вынула фабулу, а режиссер Джон Лахлан Стюарт перевел ее на язык пантомимы и театра объекта. Фактически перед нами архаичная форма балагана, пересмеивающая трагедийную историю, не избавляя зрителей от осознания греховности и безжалостности человеческой натуры. Критическим выражением этой мысли стало использование одноразовой посуды. Банко и его сын – тарелочки, а сражающиеся армии – пластиковые стаканчики, наполненные бутафорской кровью. Королевские короны и вовсе бумажные, не имеющие никакой цены для времени и хтонических сил, воплощенных в ведьмах. С помощью художника Седрика Лорда многим персонажам и ситуациям «Макбета» найдено изобретательное объектное воплощение. А вот главные герои предстают в живом плане. Актеры Клара Прево и Жереми Франкер играют злосчастных супругов, которые устраивают настольную вакханалию, полную тщеславия, секса и насилия.
Юмористические возможности, которые дает пантомима, ехидство и цинизм (один образ со смертью детей, переданную через раздавленные яйца, чего стоит), постепенно перерастают в эсхатологическую беспросветность. Вся игровая среда Макбета и леди Макбет превращается в искореженный мусор, сметаемый со стола.
Спектакль «Гоголь. СПб» / Фото: С. Разумовская
Похожим образом режиссер Александр Янушкевич обошелся с «Петербургскими повестями» Николая Гоголя. Спектакль «Гоголь. СПб» в Кировском театре кукол им. А.Н. Афанасьева – это мистическая ирония над творцом и его иномыслием. Андрей Огородников и Владимир Хлопов играют двух писателей, небрежно, но узнаваемо загримированных под хрестоматийного классика. В союзе и противоборстве оригинал и доппельгангер творят фантастический Петербург с помощью двух девушек. Они приходят к Гоголям из «Невского проспекта», да так и остаются на вторых ролях. Что не отменяет нескольких очень выразительных сцен, сочиненных для дуэта актрис Татьяны Каравайцевой и Надежды Поповой. Текста в спектакле совсем немного. Он лишь нарративно обозначает переход от одного сюжета к другому. Зато изобретений по части визуализации гоголевских фантасмагорий множество. Вместе с художником Людмилой Скитович режиссер придумывает Петербург как ряд равнодушных коробок-домов, где гуляют люди-формы, искривленные и серые, арт-объекты современного искусства, каменные болванчики. И только малюсенький Акакий Акакиевич больше всех напоминает беззащитного человечка. Зато и его история самая трогательная и ясная во всем калейдоскопе. Трудно сказать, о каком Петербурге фантазировал Янушкевич. Здесь скорее интересно разгадывать объектные ребусы в их взаимодействии с писательскими находками. Режиссер их то буквально воплощает, то развивает, то спорит с ними. И эти сюжеты подкупают азартностью и болезненностью фантазии, которая сопровождает миф о творческих муках Гоголя.
Абсолютной свежестью по отношению к литературному тексту и сценическим ухищрениям обладает спектакль «Волшебное кольцо» Ивана Рябенко и Николая Красноперова в петербургском театре «На Литейном». На первый взгляд, сказка Бориса Шергина решается через очевидную ярмарочную форму. Рассказчик в народном костюме включает интерактивность с залом и рассказывает историю, попутно доставая из реквизита то один трюк, то другой, чтобы поддержать заразительное и бесшабашное повествование. Но, во-первых, создатели спектакля оставили большое количество авторского текста с его экзотической лексикой и литературными оборотами, часто купируемыми в инсценировках очень популярной сказки. А во-вторых, сочинили сверхсюжет, который куда важнее приключений простодушного Ваньки. Пока сказка сказывается, Ванька (Николай Красноперов) проясняет свои чувства к Василисе (Александра Жарова), соседской девчонке, помогающей ему в представлении. Здесь находится и повод для ревности, милых ссор и примирений. Но основное внимание зрителей сосредоточено на нехитрой, но подвижной сценографии Ксении Ольховской, постоянно преображающейся в декорации для ванькиного балагурства. То окошечко откроется, то фонарик мигнет, то и вовсе восстанет картинная панорама волшебного моста. Зато вот магические помощники – спасенные Ванькой животные – практически не появляются. И становится ясно, что человеческая смекалка куда интереснее. Фольклорные условности постоянно нарушаются использованием современных предметов, что лишь подчеркивает стилистику Шергина, фактически продолжает ее на сцене. Ничто тривиальное, предсказуемое или неловкое не нарушает эту озорную работу, пышущую постановочным и исполнительским здоровьем.
Спектакль «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?» / Фото: С. Разумовская
Зрителям фестиваля повезло сопоставить похожие по форме постановки. К сторителлингу с применением объектов обращается режиссер Иван Пачин в спектаклях по современным детским книгам. «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?» по повести Ульфа Старка в Тверском театре юного зрителя – моноспектакль, где режиссер и сам является исполнителем. Книга популярного шведского писателя наполнена лирикой и сентиментальностью. Эти же эмоции Пачин переносит в постановку. Трогательное общение одинокого ребенка и еще более одинокого старика – сюжет расхожий, мы вспомним о нем в связи с еще одним спектаклем программы. Но писатель, а вслед за ним и автор спектакля, находят пространство для нюансов и игровых ситуаций, при которых психологическая проблема находит свое разрешение. Пачин в начале намеренно отрицает театральную иллюзию. Он подробно рассказывают, как бытовые, почти случайные предметы будут заменять ему других персонажей истории. Но как только начинается рассказ, то даже нехитрые манипуляции с предметами начинают волновать фантазию. И очень легко свитера на крестовинах становятся мальчиками, красный лоскуточек – воздушным змеем, а желтые листья, собранные в новгородском парке – образом не просто осеннего сезона, а печальной кульминации повести, после которой начинается новый цикл в жизни юного героя.
На проникновенность и сочувствие к этому спектаклю работает, безусловно, литературное мастерство Старка, детально переданное исполнителем. Актеру не требуется эффектов и трюков, чтобы увлечь зрителей в сюжет и взаимоотношения героев, только собственная вера в них и актерское обаяние. В работе Пачина книга и исполнительское мастерство дополняют друг друга, образуя особенный симбиоз, где две формы искусства не спорят, не стараются своими средствами утвердить превосходство друг над другом. И в этом отношении простота использования литературного текста оказывается удобнее в общении со зрителем, в настройке на его ожидания и переживания.
Спектакль «Дети Ворона» / Фото: И. Люсов
Иным способом режиссер Надежда Алексеева использует книгу для детей, чтобы выразить волнующие и злободневные темы. В спектакле «Дети ворона» Новгородского театра «Малый» задействованы разнообразные сценические техники, сложная сценография и даже значительно перерабатывается текст Юлии Яковлевой, автора оригинальной истории. Писательский вектор мысли, большое количество сюжетных линий сохранены и расставлены в драматургически выигрышном порядке, а реплики приближены к историко-культурному контексту, которому посвящен спектакль. Герои переживают приключения в Ленинграде 1938 года, который для них, как детей врагов народа, оборачивается фантастическим, полным губительных опасностей миром. Для выражения фантастической оптики режиссер использует видеографию (художник Анастасия Алексеева), конструктивные костюмы волшебных существ (птиц и зверей) и партерные куклы (художник-скульптор Оксана Немолочнова). У спектакля четкий, напряженный темпоритм, поддержанный объемным саунд-дизайном (Марина Вихрова). Приключенческий сюжет составлен из быстро сменяющих друг друга фантасмагорических картин, большинство из которых – искажение бытовой стороны реальности, связанной со сталинскими репрессиями. Город и люди перерождаются в некие обозначения страха, угнетения, робкой надежды, отчаяния. Литература в спектакле своеобразным способом атрофируется, становится рифмованным семантическим полем, поддерживающим впечатление от истории, увиденной через игровые приемы искусства.
Спектакль «Франкенштейн» / Фото: Philipp Ottendorfer
Мощной работой с литературным текстом всегда отличается Городской театр Билефельда (Германия). На фестивале они долгожданные представители брехтовской театральной школы, обрушивающие лавину экспрессивного нарратива, облеченного в эпатажную, стильную, цепляющую визуальную форму. «Франкенштейн» Хайо Туши Якоба Суске сделал из британского романтического романа Мэри Шелли дерзкий кабаре-диспут. Юный и красивый Виктор Франкенштейн (Саймон Хайнле) на глазах у зрителей вырастает в харизматичного лидера, бросающего вызов законам природы ради собственной славы. Но эти самые силы, вступающие в противоречие с социальными законами, сминают юношу, оставляя чувство неразрешимости креационистского конфликта. В старинной книге находятся слова и темы, предупреждающие молодежь от иллюзии вседозволенности, которую открывает наука, не подкрепленная нравственными идеалами.
А многим спектаклям литература и вовсе не требуется. Основываясь на изощренной визуальной структуре, режиссер Яна Тумина делает сюжет об одиночестве старика театральным пиршеством для глаз. Вопрос о том, что побеждает в «Джинджике» – виртуозным образом смонтированные современные технологии, позволяющие создать голографические эффекты, или живая игра исполнителей, остается открытым. Но невозможно не признать высочайшее мастерство и глубокое воздействие на зрителей актеров Александра Балсанова и Анны Сомкиной. Маска и настоящие руки воплощают витальную партитуру, сотканную из тончайших оттенков эмоций. Пластика Александра Балсанова даже с застывшей кукольной маской непостижимым образом передает энергию мыслей героя. В руках Анны Сомкиной марионетка пингвина, сделанная Кирой Камалидиновой с биологической подробностью, насыщается животной соматикой и оценками, которые, конечно, очеловечивают птицу, но не делают ее сказочной.
Спектакль «Джинджике» / Фото: М. Воробъева
Антиутопический экологический пафос Яны Туминой в «Джинджике» коррелирует с бунтарской интонацией спектакля-перформанса «The Dark Side of the Moon/Темная сторона луны» Надежды Алексеевой в театре «Малый». Основой для сценического сочинения для двух актрис Кристины Машевской и Марины Вихровой послужил альбом культовой рок-группы Pink Floyd. Это своеобразный концерт, составленный из чтения текстов песен, нот (буквально) на фоне проекционной инсталляции из фотографий (Анастасия Алексеева). Космическое пространство, философская лирика альбома прошлого века деконструируют мечту о полете, о прорыве к новым высотам. Там, за космическими полетами скрывается темная сторона луны, воплощающая человеческие страхи, социальную несправедливость, насилие и психическую подавленность эпохой.
Не прямым выводом из этого обзора, пожалуй, станет влияние популярности книги на узнаваемость театра. Сюжеты, предлагаемые известными писателями, заставляют привлекать к именам и названиям традиционную публику, состоящую преимущественно из родителей. Хрестоматийные названия в свою очередь цепляют педагогов. А современный театр позволяет в привлекательном названии открыть как возможности для сохранения авторской позиции, так и значительной переработки, для подчинения литературы сценическим законам и режиссерскому почерку. В любом случае, книга оказывается лучшим другом.
Международная программа спектаклей из ЮАР, Китая, Индонезии, Латвии во многом заставляет задуматься о силе традиции в современном театре при работе с фольклорным и этнографическим материалом. Но это уже несколько другой сюжет, который, впрочем, остается вечным для такого в каком-то смысле сумасшедшего и несводимого к одному знаменателю программному менеджменту KNGFESTIVAL.
Сергей Козлов