Науруз-2021: как мы расскажем детям о корнях и истории

В начале июня в Казани прошел XV Международный театральный фестиваль тюркских народов «Науруз», собравший театральные коллективы из российских национальных регионов, а также Казахстана, Азербайджана, Таджикистана, Узбекистана, Туркменистана и Кыргызстана. Значительная часть обширной фестивальной программы состояла из спектаклей для детей и подростков.

И это неслучайно – сохранение и развитие национальной культуры невозможно без включения в нее новых поколений, без передачи детям фольклора и культурных кодов, памяти предков. И совершенно логично, что именно семейный театр выступает проводником традиций. Другой вопрос – как рассказать о них современным детям так, чтобы спектакль вызвал искренний отклик, а не оказался очередным уроком народной культуры. Представленные на «Наурузе» театры выбрали разные концепции, в каждой из которой попытались найти связку с актуальной действительностью.

Новый взгляд на знакомые сказки

В «Заколдованном лесе» Набережночелнинского театра кукол в постановке Гульназ Нуретдиновой представлен весь пантеон нечисти из татарских народных сказок. Фольклор здесь не притворяется доброй сказкой, а проступает в своей исконной сути. Хтонические мотивы выходят на первый план – оттого спектакль предстает в притягательном жанре щекочущего душу ужастика. И это любопытный ход к подключению современных детей – можно фанатеть от злодеев вселенной Marvel, не зная, что свои национальные оборотни нисколько им не уступают и суперспособностями обладают не менее оригинальными.

По сюжету юноша отправляется в лес на поиски подаренного родителями коня, которого похитил черт. Образ леса представлен отдельным пространством, где сходятся все миры – верхний, средний и нижний, причем все они враждебны герою. Лес зловещий и противится человеку, все в нем живое и старается юношу выпроводить и изжить: деревья цепляют, грибы поглощают, холмы засасывают.

Попадая туда, юноша с добродушным открытым лицом вступает в связь с потусторонними силами, обитающими в природе. За каждой куклой нечисти, созданной художником Асией Курманалиной, невероятно интересно наблюдать: у Бабая скрипучий голос и съемная голова – он ловко катает ее по рукам, как мяч, и так же внезапно оборачивается медведем. Или бродячий стог сена – Абаста – леший, который заманивает людей в лес. Мохнатая куча преследует юношу и совершенно конкретно пытается уничтожить. Особенно выразительным вышел черт – подвижная и шустрая планшетка, ловко оседлавшая лошадь героя, скорее игрушку, нежели куклу – деревянную лошадку. Есть и финальная битва добра и зла, решенная в воздушном сражении двух крылатых существ: зловещей птицы Анки и божественного вестника Тулпара, крылатого коня – этакого Пегаса. Их поединок решен как блокбастер с эпичной музыкой и всполохами света.

История про героя-путешественника и его лошадь возникает и в спектакле «Чарующий курай» Детского театра «Сулпан» из Сибая (Башкирия) в постановке Ильсура Казакбаева. Это ироничная и насыщенная образами постановка на Большой сцене – попытка найти к известной национальной истории новые, соответствующие нынешнему времени ключи, рассказать башкирские народные сказки на языке, понятном детям, не расстающимся с гаджетами.

Художник Альберт Нестеров придумал оригинальные костюмы и оформление, переосмыслив башкирский узор через пиксели – получилась своеобразная пиксельная мозаика. Герои крутят спиннеры, читают рэп, попадают на ток-шоу, то и дело устраивают танцы, «как в тик-токе» (хореограф Ольга Даукаева). В отличии от предыдущего спектакля, лишенного дидактики, здесь лейтмотивом идет разговор о важности дружбы и взаимопомощи, способных победить царящую в мире ложь и зависть. Образы пороков визуализируются в персонажах – герой встречает на пути олицетворения лени, стяжательства, обжорства. Все эти свойства отражены в экцентричных костюмах и пластике актеров: это не совсем люди, они деформированы, лица закрыты масками, у них много рук или несколько голов. Сам юноша, обычный наивный простак, оказывается проворнее и смелее признанных обществом героев.

Спектакль для детей на большой сцене – всегда серьезный вызов для режиссера. Как найти грань, чтобы удержать внимание зрителя, не уйти в излишнее морализаторство? «Сказки Хикмета» Казанского ТЮЗа им. Кариева в постановке Сойжин Жамбаловой – пример спектакля, умело соединяющего фольклорные мотивы с современной формой визуального театра. Музыка (композитор Дахалэ Жамбалов), свет, костюмы (Надежда Скоморохова), пластика харизматичных и точных в оценках актеров (хореограф Мария Сиукаева) – все здесь выстроено точно и внятно. Сказки, в которых так или иначе есть мораль, не заигрывают с ребенком, не уходят в дидактику, а говорят серьезно, донося смыслы через художественные образы.

В основе спектакля – две сказки турецкого поэта и драматурга Назыма Хикмета. В первой, «Слепом падишахе», властный правитель теряет зрение, в погоне за властью над всем миром слепнет и внешне, и внутренне. Три его сына отправляются на поиски земли, которую падишах еще не успел покорить – лишь она сможет его исцелить. Художник Геннадий Скоморохов застилает сцену толстым поролоном, в котором актеры утопают, как в песке – завоеванные земли отца неотступно влияют и на потомков. Блоки поролона, которые, словно бетон, носят герои, хранят отпечатки его рук и ног – всего касался падишах в своей необузданной жажде власти. Большая бетонная плита нависает и сверху, как вечное напоминание о войне и смерти. 

Вторая сказка, «Влюбленное облако», отличается по тону и стилистике, то тематически продолжает первую историю – здесь тоже важны темы жертвенности, преданности долгу, уважения чужих границ. Если первая история была про героя, то здесь с коварствами людей справляется героиня – красавица Айше, безмятежно живущая в своем райском саду, полном цветов и зверей. Поролон застилает сцену и в этой части, но нависающая плита уже украшена яркими цветами. А сама Айше возвышается над серой землей на зеркальном помосте – отдельном материке спокойствия и красоты, с которого ей все же придется сойти.

Фольклор современности

Национальные театры рефлексируют на тему культуры и идентичности не только с помощью сказок, но и через биографии идеологов и их наследие. Таким героем стал казахский поэт и просветитель Абай Кунанбаев, по творчеству и жизни которого на фестивале показали два спектакля. Один из них – «Абай. Впечатления» Государственного театра кукол из Алматы в постановке Антона Зайцева, раскрывает поэта человеком вне времени и  пространства. 

Из песка медленно раскапывается кукла – планшетка на длинных гибких штоках. Так начиналась легендарная «Песнь о Волге» Резо Габриадзе – и эта отсылка к великому грузинскому мастеру здесь не случайна. Зайцев встраивает Кунанбаева в общий культурный контекст – не только России, и Союза, но и того времени, когда поэт еще и уже не жил и тех мест, где он не бывал. Тем самым показывая его вневременность: здесь есть и более ранние вехи, и наша современность.

На протяжении всего спектакля звучат стихотворения поэта, философские и лиричные, вне времени и национальности. Но действие на сцене не иллюстрирует звучащие строки, а идет своим планом, ухватывая образы и смыслы, скрытые между словами. Такой контраст создает объем и ширит сам текст. Это действительно впечатления – то ли сны, то ли фантазии, порой абсурдные и жуткие, как и сама реальность.

Основным мотивом постановки становится полет: «Тянет к высям горным», – переводит титр строку Абая. Маленькую куклу от разведенного в первой сцене костерка забирает ввысь перо. Вечный странник, он переносится с места на место – по вехам, городам и эпохам. То и дело здесь возникают птицы – в затейливых масках актеров и их грациозной пластике, в крошечной кукле птички на пальце, у которой Икар, безнадежно глядя вдаль, учится летать, и даже быстрый конь с Абаем на спине скорее похож на ястреба. Крылья заносят поэта и на одну из Питерских крыш, где под песню «Перемен» Кино сочиняет стихи Пушкин – времена смыкаются.

Особое удовольствие наблюдать за куклами: они сложные, трюковые, разных систем (художник по куклам Николай Проскурин). В одной из сцен к изнывающему от жажды народу прилетает на рыбе Абай и насыщает страждущих водой, что льется из его открывающейся головы – так философия и поэзия Кунанбаева проливается на людей целительным дождем.

В спектакле «Этно» Альметьевского уличного театра «Легкие крылья» в постановке и оформлении Матушки Медоуз (Анны Шишкиной) полифония фольклорных мотивов ловко сочленяется с нынешней реальностью. «Я ваш детский кошмар», – появляясь, говорит озорная и юркая Шурале. Здесь она помогает герою отыскать любимую и проводит через все препятствия. Вместе со зрителями они побеждают и зловещий лес, и санитаров в ковидном обмундировании, призывающих всех соблюдать соц.дистанцию.

Для уличного театра важна, как ни странно, предварительная настройка улицы – где будет закат, какой будет фон, какие донесутся звуки. Играя у Кабана, бэкграундом «Легкие крылья» используют не само озеро, которое плещется позади, а стену набережной с серебряными монетами-монисто, которые частично перевернули изнаночной ржавой стороной. Для местных эта площадка известна своей перформативностью – по вечерам здесь, например, устраивают социальные танцы. На фоне – часть театра Камала, где с постепенно темнеющим небом ярче горят мозаики на панно. 

После зачинного яркого карнавального шествия актеры сбрасывают костюмы и, усаживаясь в ряд, рассказывают личные истории – о своем происхождении. Все они разных национальностей: татары, чуваши, русские, цыгане – кто на четверть, кто наполовину. «Моя мама украинка, а папа белорус. Из-за смешения кровей я получился такой красивый, высокий», – говорит актер Роман Пронько, нисколько не лукавя. Это важная точка входа – на площади перед зрителями собралась пестрая эклектичная команда, плотно спаянная уличным театром. И именно театр становится тем организмом, что позволяет соединить, переплести традиции и культуры, сохранив идентичность.
Занимательно, как в уличном спектакле многоплановая фольклорная история встраивается не только в пандемическую реальность, но в реальность сиюминутную, неповторимую – детей, тянущих руки к дыму, взрослых, снимающих на телефоны, милиционеров, подглядывающих за спектаклем с парапета.

Историческая память

Для разговора о разрыве с корнями и его последствиях режиссер Баатр Колаев выбирает легенду о манкурте из романа Чингиза Айтматова «И дольше века длится день». В спектакле «Колыбель» Алтайского Национального драматического театра имени П.В. Кучияк частная история потери семейной памяти становится глобальной трагедией.

Режиссер выстраивает на сцене четкую вертикаль: с колосников свисают неотесанные доски, оттуда же спускается и колыбель с младенцем. Растят ребенка всей большой семьей под песни и колыбельные, с самого рождения включая в непрерывную цепь рода и нации. Отец настойчиво повторяет, как важно помнить свои корни и язык, что связь времен не должна прерываться: мальчик учится писать свое имя и считать, перебирая косточки.

Память рода – это и связь с божественным, потому став манкуртом, герой от вертикали отключается, приближается к земле: встает на четвереньки, становится послушным псом, подставляющим для ласки живот. Попав в ловушку к людям с птичьей пластикой, он превращается в беспомощного зверька без имени и памяти, которого хозяева кормят с рук. Мать, уходя на поиски сына, нарушает закон семьи, идет против рода, считающего, что нельзя вторгаться в произошедшее, ибо оно предопределено. Разрыв с корнями, лишение идентичности убивают героя раньше смерти. В финале, на застывшей в ряд групповой фотографии, он так и останется маленьким, единственным среди них подвижным – так и невыросшим, еще хранящим связь с истоками.

«Королевство кривых» режиссера Антона Федорова в Альметьевском драматическом театре исследует не конкретную национальную, но общую историческую тему. Не случайно спектакль вошел в программу, хотя один из немногих, кто, на первый взгляд, из нее выбивается. И хотя не считается спектаклем для детей, попадает в категорию постановок, которые подросткам смотреть не только можно, но и нужно. Федоров работает здесь через общий культурный код, создавая сказку, которая сама себя разоблачает.

Провинциалка Оля поступает в Московский университет, где в первый же день встречается с другом детства Димой. Оба рады встрече, только парень стал странным, да и дивный новый мир университета выглядит чудновато – все носятся с какими-то списками, запуганные и забитые. То, что со стороны казалось незыблемым и основательным, на деле оказывается вывернутым наизнанку – призрачным безвременьем, где повсюду глаза и уши, а в каждом встречном узнаешь мертвеца. 

Пьеса Арсения Фарятьева и Антона Федорова смутно похожа на знакомый сюжет: как если бы взрослый пытался вспомнить увиденный однажды в детстве фильм. У повести Виталия Губарева «Королевство кривых зеркал» спектакль берет не только название, но и мотивы – тоже фрагментарно. Здешний мир также населяют полулюди-полузвери: сплетницы трясут птичьими головами, филин складывает лапки на жердочке, еж поправляет гвоздатую шапку. Актеры удивительно точны в животной пластике – в секретаре намного больше от таракана, чем от человека (режиссер по пластике Алина Мустаева). Да и с главной героиней Олей со временем происходят метаморфозы – из любопытной открытой девушки она превращается в замкнутого сжатого человека без пола и возраста – с пристальным тяжелым взглядом, собранного и закаленного.

Созданный Федоровым мир (он выступает и как художник) похож на Хогвартс, власть в котором захватил Тот-кого-нельзя-называть, а опальные профессора скрываются по углам от дементоров. Только школа магии оказывается Азкабаном – как молодое социалистическое государство обратилось тоталитарным режимом. Оля хоть и становится Девочкой-которая-выжила, но спасти мир ото зла не может – это сказки должны кончаться победой добра, на реальность эти правила не распространяются. 

Отправляясь на поиски потерянного друга, она, согласно правилам волшебной сказки, встречает как помощников, так и врагов. Только в финале этой сказки никто никого не найдет – пропадут все. Кто-то – исчезнет навсегда, кто-то вернется после десятилетий сталинских лагерей и ссылок. Так вернулся искалеченный ГУЛАГом Варлам Шаламов, строчки которого Оля зачитывает перед казнью из диминых записей (не случайно фамилия Димы – Варламов). А те, чьи фамилии появляются в финале на расстрельной стене, навсегда остались в зазеркалье. Это посмертное возвращение имен – еще один список – вычеркнутых, несуществующих, поглощенных пастью ненасытного вождя.