ТОХОТ, или «Театральное Объединение Художников, Оживляющих Тень», возникло 13 августа, в пятницу, в 2021 году, в Екатеринбурге. На сайте проекта написано: «Мы создаём необычные спектакли в жанре теневого театра для семейного зрителя. Это когда интересно и маме с папой, и их детям от 6 лет. В каждую постановку мы добавляем любимые специи – юмор, глубину, немного страшилки, перфоманс и интерактивность. Чтобы всё это собралось в единую ткань спектакля, мы разработали и запатентовали технологию показа теневого театра на специальном столе, который позволяет видеть работу актёра во время представления». О том, что стоит за этими словами, о философии проекта, сложности получения патента и поиске театром ТОХОТ своего пути Екатерина Сырцева поговорила с директором ТОХОТ, театральным продюсером, актёром и режиссёром Сергеем Черепановым.
Как-то ты высказал мысль о том, что сегодня сложно представить себе сообщество людей, объединённых одной философией, как это было у кукольников во времена «уральской зоны». Почему? Что сегодня мешает людям объединяться? И как это сказывается на развитии театра кукол?
Сергей Черепанов: Я вижу причиной этой проблемы глобальную цифровизацию информационного пространства, окружающего человека. Театру, как и любому другому виду искусства, приходится конкурировать с огромным количеством цифрового контента, для потребления которого человеку даже не нужно вставать с дивана. При этом качество этого контента – на высочайшем уровне, содержательно – это проекты на любой вкус. С этим связан и переход на клиповое мышление. За час скролинга новостной ленты, человек увидит милых собачек, красивые горы в Дагестане, сэлфи друзей и родных, водопады, небоскрёбы, рыбалку, фокусы, приготовление еды, любимых звёзд спорта и многое другое. Очень сложно по-настоящему влюбиться во что-то одно, когда у тебя весь мир в кармане.
Из-за этого происходит размытие круга тех, кто создаёт спектакли, и тех, кто их смотрит. Если бы в мире не было шоу мыльных пузырей, то в театре кукол было бы на условных 10 кукольников и 100 зрителей больше. Вот и получается, что 80-90-е годы – это, по сути, крайние десятилетия до цифровизации. Время, когда даже нетоповые рок-группы могли собрать стадионы, а уральские кукольники – совершить прорыв в своей отрасли. Сейчас же очень сложно собрать какое-то ощутимое движение в театральной среде. Для этого должно произойти настоящее чудо – например, появиться ожившая кукла, как в фильме «Пиноккио» Гильермо дель Торо.
Если сделать срез театральной и околотеатральной публики времён Станиславского, то мы увидим, что очень многие люди тогда готовы были на что угодно, лишь бы попасть в театр – зрителями или участниками спектакля. Сейчас такого не происходит, хотя художественный, игровой и технический уровень современных постановок очень высок. Думаю, что у театра сейчас нет уверенной миссии. Скорее, сейчас время поиска этой миссии, время осознания и адаптации к быстро меняющемуся миру. Поэтому так много разговоров о необходимости новых театральных форм, лабораториях и внедрении синтетических жанров.
Как бы ты описал вашу команду? Как она сформировалась?
С.Ч.: Сейчас в театре четыре актёра, один главный художник, пять внештатных художников, директор, продюсер, маркетолог, конструктор-бутафор. Все пришли в разное время с разными запросами. У нас есть актриса, которая до прихода в ТОХОТ работала администратором на площадке, где мы выступали. По её глазам было видно, как она заинтересована нашим творчеством. Я предложил ей попробовать поработать за теневым столом, и оказалось, что у неё просто талант кукловождения и озвучивания персонажей. Раньше она продавала билеты, а теперь качает зрительный зал – легко и с улыбкой.
Есть актёр, который работал в профессиональном театре в городе на границе с Украиной. В прошлом году он переехал с женой в Екатеринбург, спасаясь от взрывающихся на границе бомб. А когда познакомился с ценностями и технологией ТОХОТ, понял, что это его театр.
В каждом нашем спектакле мы – не просто актёры, но и создатели, путешественники-первооткрыватели возможностей теневых кукол на столе. Нас объединяет любовь к свободе. В ТОХОТ приходят и остаются люди, которые любят жизнь, любят создавать, любят честность и открытость. Нашим актёрам можно импровизировать, можно не делать вид, что тебе нравится, если тебе не нравится, можно называть вещи своими именами. Можно бояться, можно не бояться. Можно выходить на вручение наград международного фестиваля в странной одежде, не прикрывая татуировок и пирсинга. Мы не знаем, как правильно делать частный театр кукол, поэтому решили не стесняться делать его неправильно. Делать душой и сердцем. С шутками и разговорами о важном.
Сергей Черепанов: Я вижу причиной этой проблемы глобальную цифровизацию информационного пространства, окружающего человека. Театру, как и любому другому виду искусства, приходится конкурировать с огромным количеством цифрового контента, для потребления которого человеку даже не нужно вставать с дивана. При этом качество этого контента – на высочайшем уровне, содержательно – это проекты на любой вкус. С этим связан и переход на клиповое мышление. За час скролинга новостной ленты, человек увидит милых собачек, красивые горы в Дагестане, сэлфи друзей и родных, водопады, небоскрёбы, рыбалку, фокусы, приготовление еды, любимых звёзд спорта и многое другое. Очень сложно по-настоящему влюбиться во что-то одно, когда у тебя весь мир в кармане.
Из-за этого происходит размытие круга тех, кто создаёт спектакли, и тех, кто их смотрит. Если бы в мире не было шоу мыльных пузырей, то в театре кукол было бы на условных 10 кукольников и 100 зрителей больше. Вот и получается, что 80-90-е годы – это, по сути, крайние десятилетия до цифровизации. Время, когда даже нетоповые рок-группы могли собрать стадионы, а уральские кукольники – совершить прорыв в своей отрасли. Сейчас же очень сложно собрать какое-то ощутимое движение в театральной среде. Для этого должно произойти настоящее чудо – например, появиться ожившая кукла, как в фильме «Пиноккио» Гильермо дель Торо.
Если сделать срез театральной и околотеатральной публики времён Станиславского, то мы увидим, что очень многие люди тогда готовы были на что угодно, лишь бы попасть в театр – зрителями или участниками спектакля. Сейчас такого не происходит, хотя художественный, игровой и технический уровень современных постановок очень высок. Думаю, что у театра сейчас нет уверенной миссии. Скорее, сейчас время поиска этой миссии, время осознания и адаптации к быстро меняющемуся миру. Поэтому так много разговоров о необходимости новых театральных форм, лабораториях и внедрении синтетических жанров.
Как бы ты описал вашу команду? Как она сформировалась?
С.Ч.: Сейчас в театре четыре актёра, один главный художник, пять внештатных художников, директор, продюсер, маркетолог, конструктор-бутафор. Все пришли в разное время с разными запросами. У нас есть актриса, которая до прихода в ТОХОТ работала администратором на площадке, где мы выступали. По её глазам было видно, как она заинтересована нашим творчеством. Я предложил ей попробовать поработать за теневым столом, и оказалось, что у неё просто талант кукловождения и озвучивания персонажей. Раньше она продавала билеты, а теперь качает зрительный зал – легко и с улыбкой.
Есть актёр, который работал в профессиональном театре в городе на границе с Украиной. В прошлом году он переехал с женой в Екатеринбург, спасаясь от взрывающихся на границе бомб. А когда познакомился с ценностями и технологией ТОХОТ, понял, что это его театр.
В каждом нашем спектакле мы – не просто актёры, но и создатели, путешественники-первооткрыватели возможностей теневых кукол на столе. Нас объединяет любовь к свободе. В ТОХОТ приходят и остаются люди, которые любят жизнь, любят создавать, любят честность и открытость. Нашим актёрам можно импровизировать, можно не делать вид, что тебе нравится, если тебе не нравится, можно называть вещи своими именами. Можно бояться, можно не бояться. Можно выходить на вручение наград международного фестиваля в странной одежде, не прикрывая татуировок и пирсинга. Мы не знаем, как правильно делать частный театр кукол, поэтому решили не стесняться делать его неправильно. Делать душой и сердцем. С шутками и разговорами о важном.
С чем бы ты сравнил вашу команду на уровне метафор?
С.Ч.: Мы похожи на самодельный плацкартный торт из ломаного печенья и сгущёнки. Технология простая, а радости много.
Расскажи про авторскую технологию теневого стола и патент на изобретение – сложно ли было его получить?
С.Ч.: Получение патента – довольно долгий и дорогой процесс. Чтобы повысить свои шансы и с первого раза составить заявку максимально грамотно, необходимо обратиться к помощи патентных адвокатов. Это довольно дорого, особенно для частного театра. Но, как оказалось, необходимо.
Есть несколько видов патентов. Основной – это патент на изобретение, который даётся на 10 лет. Ещё есть патент на полезную модель – он действует 5 лет. Мы решили, что наша идея достойна считаться изобретением, а не полезной моделью, и не прогадали.
Мы долго и тщательно доказывали патентным адвокатам, что то, что мы разработали, должно быть защищено авторским правом. Сначала они не понимали, что в нашей идее нового и как это работает. Когда понимание пришло, то работа началась активно и увлечённо. Мы трудились, как настоящая команда, создавая эскизы, чертежи, описание технологии для совета экспертов, искали другие изобретения, схожие с нашим. Потом многократно правили заявку, добавляя детали, и, наконец, отправили документы в Роспатент.
Предварительный ответ пришёл всего через пару месяцев, это довольно быстро. Мы прошли первый этап согласования. На втором этапе патентное ведомство должно было проверить, нет ли в мире чего-то похожего. Было некоторое волнение – а вдруг мы не первые? Хотя мы, конечно, предварительно перекопали весь интернет по разным ключевым словам и на разных языках, чтобы найти аналоги, но не нашли. Через полгода пришёл ответ, что мы получаем патент на изобретение без каких-либо правок и уточнений. Всё, что мы подавали, было утверждено и принято. И это за несколько дней до Нового года. Считаю это лучшим подарком от Дедушки Мороза. Вся процедура от идеи, подготовки документов до получения патента заняла примерно восемь месяцев. Считается, что это довольно быстро.
Теневой театр относится к театру кукол? Или это отдельная сфера, отдельное направление?
С.Ч.: Как говорил мой друг и наставник Андрей Ефимов, театр кукол – это театр, где основную выразительную роль играет кукла. От себя добавлю, что роль куклы необязательно главная, но важно понимать, что, если убрать её из спектакля, то само представление потеряет всякий смысл.
Во многих современных спектаклях театра кукол сами куклы выполняют роль реквизита и иногда даже мешают актёрам на сцене. В теневых спектаклях ТОХОТ, если убрать кукол, то исчезнет всё, будет только актёрская декламация текста. Поэтому наши теневые спектакли, несмотря на свою новаторскую техническую начинку, являются более традиционными, чем те спектакли, которые всё чаще появляются в репертуаре театров кукол и на фестивалях.
Конечно, у теневых спектаклей очень много особенностей, которые остаются малоизученными. Известный российский художник театра кукол Виктор Платонов когда-то сказал мне, что для него театр теней – самый загадочный из всех возможных. Среди различных кукольных систем, которые ему понятны и уже мало чем могут удивить, теневой театр полон тайн и открытий. Не просто так сегодня наблюдается возросший спрос на теневые спектакли, и многие государственные театры осознанно добавляют их в свой репертуар. Можно утверждать, что это особый выразительный язык, который, в первую очередь, базируется на визуальном способе передачи информации, как и, собственно, сам театр кукол. Теневые спектакли дают зрительскому воображению намного больше свободы, чем, например, планшетная кукла, потому что тени – это сама природа, истоки которой уходят ко временам образования вселенной, а наблюдение и понимание силуэтов сопровождало человека на протяжении всей его истории.
С.Ч.: Мы похожи на самодельный плацкартный торт из ломаного печенья и сгущёнки. Технология простая, а радости много.
Расскажи про авторскую технологию теневого стола и патент на изобретение – сложно ли было его получить?
С.Ч.: Получение патента – довольно долгий и дорогой процесс. Чтобы повысить свои шансы и с первого раза составить заявку максимально грамотно, необходимо обратиться к помощи патентных адвокатов. Это довольно дорого, особенно для частного театра. Но, как оказалось, необходимо.
Есть несколько видов патентов. Основной – это патент на изобретение, который даётся на 10 лет. Ещё есть патент на полезную модель – он действует 5 лет. Мы решили, что наша идея достойна считаться изобретением, а не полезной моделью, и не прогадали.
Мы долго и тщательно доказывали патентным адвокатам, что то, что мы разработали, должно быть защищено авторским правом. Сначала они не понимали, что в нашей идее нового и как это работает. Когда понимание пришло, то работа началась активно и увлечённо. Мы трудились, как настоящая команда, создавая эскизы, чертежи, описание технологии для совета экспертов, искали другие изобретения, схожие с нашим. Потом многократно правили заявку, добавляя детали, и, наконец, отправили документы в Роспатент.
Предварительный ответ пришёл всего через пару месяцев, это довольно быстро. Мы прошли первый этап согласования. На втором этапе патентное ведомство должно было проверить, нет ли в мире чего-то похожего. Было некоторое волнение – а вдруг мы не первые? Хотя мы, конечно, предварительно перекопали весь интернет по разным ключевым словам и на разных языках, чтобы найти аналоги, но не нашли. Через полгода пришёл ответ, что мы получаем патент на изобретение без каких-либо правок и уточнений. Всё, что мы подавали, было утверждено и принято. И это за несколько дней до Нового года. Считаю это лучшим подарком от Дедушки Мороза. Вся процедура от идеи, подготовки документов до получения патента заняла примерно восемь месяцев. Считается, что это довольно быстро.
Теневой театр относится к театру кукол? Или это отдельная сфера, отдельное направление?
С.Ч.: Как говорил мой друг и наставник Андрей Ефимов, театр кукол – это театр, где основную выразительную роль играет кукла. От себя добавлю, что роль куклы необязательно главная, но важно понимать, что, если убрать её из спектакля, то само представление потеряет всякий смысл.
Во многих современных спектаклях театра кукол сами куклы выполняют роль реквизита и иногда даже мешают актёрам на сцене. В теневых спектаклях ТОХОТ, если убрать кукол, то исчезнет всё, будет только актёрская декламация текста. Поэтому наши теневые спектакли, несмотря на свою новаторскую техническую начинку, являются более традиционными, чем те спектакли, которые всё чаще появляются в репертуаре театров кукол и на фестивалях.
Конечно, у теневых спектаклей очень много особенностей, которые остаются малоизученными. Известный российский художник театра кукол Виктор Платонов когда-то сказал мне, что для него театр теней – самый загадочный из всех возможных. Среди различных кукольных систем, которые ему понятны и уже мало чем могут удивить, теневой театр полон тайн и открытий. Не просто так сегодня наблюдается возросший спрос на теневые спектакли, и многие государственные театры осознанно добавляют их в свой репертуар. Можно утверждать, что это особый выразительный язык, который, в первую очередь, базируется на визуальном способе передачи информации, как и, собственно, сам театр кукол. Теневые спектакли дают зрительскому воображению намного больше свободы, чем, например, планшетная кукла, потому что тени – это сама природа, истоки которой уходят ко временам образования вселенной, а наблюдение и понимание силуэтов сопровождало человека на протяжении всей его истории.
О чём ваши спектакли содержательно, смыслово? О чём вам сегодня важно говорить, размышлять?
С.Ч.: Наши спектакли – это попытка начать разговор с огромным миром больших и маленьких зрителей. Мы всегда думали о том, что спектакли ТОХОТ должны быть многослойными, чтобы нравиться и детям, и их родителям. Поэтому на каждом нашем показе у зрителей должна быть возможность совместно прожить эмоции и обсудить увиденное. В какой-то момент спектакля зритель может испугаться, в другой – посмеяться и обязательно поучаствовать в происходящем, повлиять на события происходящей на экране истории.
Сейчас мы хотим наладить общение со взрослой аудиторией. Для этого работаем над двумя спектаклями 12+ и 16+. Это не говорит о том, что на них нельзя будет прийти с шестилетним ребёнком, но это подсказывает родителям, что разговор с ребёнком после просмотра может быть более глубоким. Считаем это правильным – говорить с детьми на взрослые темы, например, о смерти.
Требует ли теневой театр какой-то подготовки от зрителя, насмотренности, сосредоточенности?
С.Ч.: Единственное, что требуется от зрителя на наших спектаклях, – это просто на них прийти. Больше никаких правил. В эпоху безграничных возможностей выбора мы не имеем права требовать чего-то от зрителя, но мы имеем шанс увлечь его нашей игрой – игрой воображения и фантазии, игрой в театр теней, которая доступна каждому, вставшему на пути светового луча.
Для нас важна реакция зрителей. Если им скучно, и они начинают смотреть в телефон, – это тоже обратная связь. Необязательно это значит, что спектакль плох. Скорее, это говорит о том, что в нём можно что-то улучшить, чтобы сохранять зрительский интерес. Хороший и нескучный спектакль сделать сложно, и с первого раза у нас ещё не получалось, если честно. Поэтому после премьеры мы дорабатываем спектакль. Иногда на это уходит несколько месяцев, а иногда работа длится больше года. При этом у нас есть отличные примеры, как из хорошего спектакля сделать отличный, поэтому премьера для нас – это не конец творчества, а только предпоследний его этап.
С.Ч.: Наши спектакли – это попытка начать разговор с огромным миром больших и маленьких зрителей. Мы всегда думали о том, что спектакли ТОХОТ должны быть многослойными, чтобы нравиться и детям, и их родителям. Поэтому на каждом нашем показе у зрителей должна быть возможность совместно прожить эмоции и обсудить увиденное. В какой-то момент спектакля зритель может испугаться, в другой – посмеяться и обязательно поучаствовать в происходящем, повлиять на события происходящей на экране истории.
Сейчас мы хотим наладить общение со взрослой аудиторией. Для этого работаем над двумя спектаклями 12+ и 16+. Это не говорит о том, что на них нельзя будет прийти с шестилетним ребёнком, но это подсказывает родителям, что разговор с ребёнком после просмотра может быть более глубоким. Считаем это правильным – говорить с детьми на взрослые темы, например, о смерти.
Требует ли теневой театр какой-то подготовки от зрителя, насмотренности, сосредоточенности?
С.Ч.: Единственное, что требуется от зрителя на наших спектаклях, – это просто на них прийти. Больше никаких правил. В эпоху безграничных возможностей выбора мы не имеем права требовать чего-то от зрителя, но мы имеем шанс увлечь его нашей игрой – игрой воображения и фантазии, игрой в театр теней, которая доступна каждому, вставшему на пути светового луча.
Для нас важна реакция зрителей. Если им скучно, и они начинают смотреть в телефон, – это тоже обратная связь. Необязательно это значит, что спектакль плох. Скорее, это говорит о том, что в нём можно что-то улучшить, чтобы сохранять зрительский интерес. Хороший и нескучный спектакль сделать сложно, и с первого раза у нас ещё не получалось, если честно. Поэтому после премьеры мы дорабатываем спектакль. Иногда на это уходит несколько месяцев, а иногда работа длится больше года. При этом у нас есть отличные примеры, как из хорошего спектакля сделать отличный, поэтому премьера для нас – это не конец творчества, а только предпоследний его этап.