Лаборатория Эхо БДФ в Нижнем Новгороде получилась про одиночество. Про то, как сложно понять друг друга, как разрушаются связи. И одновременно про то, что сделать, чтобы всё это преодолеть. Режиссеры Константин Соя, Дарья Завьялова и Екатерина Шихова показали, каким разным может быть сегодня театр для детей (задача стояла сделать постановку именно для младшей возрастной категории), каким он может быть сложным, глубоким и исцеляющим — для людей любого возраста.
«Обнимательная машина»
Режиссер Константин Соя, режиссер мультимедиа Вика Бессмертная
Основой первого эскиза стала одноименная пьеса Риты Кадацкой о девятилетней Полине, родители которой решают организовать девочке «ретрит», дабы отвлечь от гаджетов, и отправляют дочку к родственнице в деревню. Известно, что отправной точкой для текста стала реальная история, связанная с одной из самых известных женщин-аутистов, Тэмпл Грандин, нашедшей способ справляться со своей гиперчувствительностью. Она изобрела «машину для объятий», прототипом которой стало приспособление, удерживающее коров во время вакцинации. Тэмпл оснастила конструкцию мягкими панелями, между которыми располагается человек. Там он испытывает что-то похожее на объятия и расслабляется, чувствует себя в безопасности. Позже Грандин модернизировала механизм, чтобы использовать его на скотобойнях — облегчать состояние коров перед забоем.
Но пьеса, как и эскиз — не про аутизм и не про изобретения для сельского хозяйства. Это история про девочку, которая, даром, что продвинута в технологиях, совсем не способна общаться. Не найдя в самом начале своих «каникул» общего языка с жителями деревни (всё это ей только предстоит), она прячется в хлеву, где обнаруживает говорящую корову и механизм, который помогает животному успокаиваться, — ту самую обнимательную машину…
Действие пьесы режиссер Константин Соя помещает в пространство пустой сцены, затянутой белым. На белом же заднике появляется видеопроекция — видеоблог Полины. Актриса Анна Сильчук на записях обаятельно дурачится, «играя» звезду соцсетей. Появление родителей (их играют Дарья Андреева и Никита Чеботарёв) тоже выведено в записи. Камера снимает их со спины — они ведут в Полину к тете и объясняют, зачем Полину привезли ее в деревню. Неразборчивый текст, отсутствие живого контакта, видеопроекция вызывают поначалу раздражение… Но в какой-то момент становятся приемом, который работает. Когда актеры появляются на сцене в живом плане, контраст между виртуальным и реальным просто оглушает. Он становится зна́ком неспособности людей «включиться» друг в друга, а не уходить в бессмысленный цифровой мир, символом нарушенной коммуникации между людьми.
Знакомство Полины, зацикленной на себе и довольно эгоистичной, с жителями деревни становится для девочки не слишком приятным. Дед Илья кажется ей опасным и непонятным (хотя Дмитрий Рахманин в кособокой шапке-ушанке делает своего персонажа совершенно добродушным). Появление мальчика Стаса заканчивается конфликтом (Артем Дубынин в этой роли — сочетание искренности и открытости, но его попытку просто заговорить Полина воспринимает как «нарушение границ», и знакомство перерастает в истерику). Еще один житель деревни — Пал Палыч, взвинченный, напряженный и разговаривающий то ли сам с собой, то ли с голосом из космоса (Игорь Авров играет странного соседа, немного юродивого, у которого тоже есть своя история, спрятанная до поры до времени).
Тетя Тута (героиня Татьяны Мироновой добрая, но очень уж погруженная в свои переживания) предоставляет девочку самой себе. Так Полина оказывается в коровнике, где знакомится с Лушей. Стройная как колонна, в облегающем черном бархатном платье, на высоченных каблуках, Анна Энская появляется, мелко семеня ногами — и создавая образ, далекий от любых штампов. Ее тотальная невозмутимость приводит Полину в себя, а знакомство с «обнимательной машиной» и вовсе меняет ход истории. «Волшебный» механизм в эскизе показан очень просто — это куб с отверстиями и с источником света внутри. Загораясь в темноте, он вызывает в зале общий «ах». Не сменяющие друг друга в начале эскиза шортсы вызвали эмоцию, а этот простейший прием — вспыхнувший в коробке свет, который производит эффект чуда. Усиливает впечатления медитативная музыка и «оживший» белый задник, по которому плывут изображения космоса и заката на берегу океана. В этот момент пустая сцена словно становится детской, согретой светом, который отбрасывает на стены ночник. Пребывающая в постоянном напряжении и стрессе Полина оказывается в этот момент в объятьях дорого ей существа (пусть это и говорящая корова) — и успокаивается…
Эскиз показывает только первую часть пьесы. Но есть ощущение, что все последующие события, в которые будут втянуты герои, постановщики смогут привести к разрешению «недокоммуникации» — через ошибки, конфликты, непонимание, юмор. Через чудеса, возможные только в театре. Через живое взаимодействие и трудный путь навстречу друг другу.
«Сказки на коре»
Режиссер Дарья Завьялова, художник Анастасия Козьменко
Произведения Нины Дашевской — неспешные, мягкие, добрые. Они как та «обнимательная машина». В историях про современных детей и подростков автору важны их мысли, эмоции, переживания. И то, как они ищут контакт с окружающим миром, как учатся его понимать.
Книга «Квартетные сказки» — о четырех друзьях, участниках квартета в детской музыкальной школе. Главная героиня, скрипачка Женя, переезжает в новый город. Новая школа, новые одноклассники, первые разочарования и растерянность приводят девочку на берег реки, где с ней в разговор вступает… дерево Орех. Женя не только делится с ним своими бедами, но и придумывает сказку, которая становится прообразом реальной ситуации и помогает взглянуть на нее по-другому.
Истории трех новых друзей Жени тоже есть в книге, но для эскиза берется только первая глава. Режиссер Дарья Завьялова превращает постановку в теплый, душевный разговор. И это беседа не только Жени (в искреннем, непосредственном исполнении Анастасии Желниной) и дерева Орех (Владимир Берегов в этой роли — галантный джентльмен в шляпе и с тростью, способный, кажется, разрешить любую проблему). Это разговор театра со зрителем.
Мир реальный и мир сказочный в эскизе объединены: с одной стороны сцены — скамья в зарослях тростника, где происходит беседа Жени с Орехом, с другой — уютная комната: круглый стол под скатертью, милый сервиз. Здесь будут разворачиваться события придуманной Женей сказки про Слона-скрипача, одиноко живущего в лесу, его знакомство с Зайцем, Носорогом и Драконом, которые в итоге создадут музыкальный квартет. Между этими пространствами — проход, идущий от задника сцены в сторону зрителей. Там, в раме картины, словно в проеме двери, будут появляться персонажи сказочного мира.
Багеты и холсты — важная часть декорации. Они развешены над сценой на разном уровне — белые и цветные плоскости, на которых еще только предстоит появиться новому сюжету. Весь эскиз очень рукотворный, есть в нем что-то хрупкое — подпрыгивающие от топота носорога чашечки на столе, огненно-оранжевый пушистый свитер, в котором появляется дракон, сухоцветы, которыми деликатно, неизбыточно оформлены предметы мебели на сцене. Живого дыхания добавляет эскизу и музыка, которую исполняет на скрипке сказочный прототип Жени — Слон. На актрисе Кристине Кондриной костюм, почти один в один дублирующий одежду Жени-Желниной — романтичная красная береточка, синие юбка и жилетка.
Александр Чурбанов, Алексей Фирсов, Константин Кузьмичев в начале эскиза выходят в роли новых Жениных одноклассников в музыкальной школе. В сказке же они становятся Зайцем, Носорогом и Драконом. И, конечно, и здесь обойдется без ушей и когтистых лап. Их преображение в животных — чистая игра, искристая и обаятельная. Их шутки и игривое взаимодействие похоже на импровизацию и совершенно уводит от того, с чего всё начиналось — с переживаний ребенка, попавшего в новую для него, стрессовую ситуацию, пытающегося справиться с эмоциями. Сказка, игра, фантазия помогают проблеме превратиться в историю со счастливым концом. И делает это Женя сама. Дерево Орех ее только поддерживает, принимая со всем вниманием и добротой ею сказку.
Атмосфера принятия, пойманная в эскизе, передалась и в зал. Незапланированным финалом показа стало долгое, бурное и очень эмоциональное обсуждение, участники которого, дети, рассказывали о том, что им помогало пережить непростые для них ситуации в жизни. Так в хорошем смысле простой, понятный театр, простой разговор в камерном пространстве, с глазу на глаз, без лишних эффектов стал местом, где можно расслабиться, почувствовать себя в безопасности и говорить, делиться своими чувствами.
«Черная курица»
Режиссер Екатерина Шихова, художник Катя Гофман
Иным по градусу напряжения и способу диалога со зрителем стал эскиз Екатерины Шиховой по повести Антония Погорельского «Черная курица, или Подземные жители». Насыщенный смыслами и знаками сценический мир открывается зрителю постепенно, слой за слоем, словно затягивая его в бездну то ли сна, то ли памяти. Постановщики отошли от точного следования тексту и сюжету, хотя фабула и сохранена: мальчика Алешу отправляют учиться в закрытый пансион, где ему одиноко. Единственное утешение — черная курица, которую мальчик спасает от кухарки, решившей сварить суп.
Сценическая версия повести далека от исторической точности — и визуально, и содержательно. Прологом становится появление двух женщин (дуэт Юлии Соколовой и Надежды Афанасьичевой), которые, долго и суетливо балансируя на грани иронии и пародии, рассуждают о способах приготовления куриного бульона. Еще они ищут мальчика… Действие происходит на арьерсцене, сама сцена пока закрыта занавесом с изображением, напоминающим вокзал. Музыкальный фон — неопределенный, почти мистический. Тревожна и сцена прощания Алеши с родителями на этом самом вокзале. Никита Зимин не играет ребенка. Черная шапочка с прицепленными к ней значками выдает в нем, скорее, подростка. Огромный чемодан становится неподъемной для него ношей, бременем, как и весь предстоящий путь в неизвестность. Отчаянное «Я умру без тебя, мама!» обрывается в пустоте и уносится вместе с поднимающимся занавесом.
Под аккорды из «Танца маленьких лебедей» сцена наполняется героями — теми, с кем Алеше предстоит жить в пансионе. Узнаваемая мелодия, символизирующая в балете Чайковского воспоминания главной героини о беззаботном детстве, здесь, в эскизе, невольно обрастает и другими ассоциациями, связанными, например, с событиями из 90-х. Впрочем, относительно к эскизу это довольно умозрительные размышления. К тому же, вряд ли юный зритель, не заставший тех событий, считает смыл этой сцены в таком ключе. Здесь это скорее мимолетный лейтмотив, задающий ритм сцене знакомства Алеши с пансионом.
В задней части сцены теснятся двери и окна с цветными, но тусклыми стеклами, перед ними — частокол сухих веток. Пространство «школы» не кажется уютным. Особенно, когда начинается типичная линейка в типичной то ли советской, то ли российской школе — с трибуной и бессмысленными лозунгами, произносимыми для детей, «переступивших порог страны знаний». Затем появляется то ли учитель, то директор (его играет Александр Барковский, который уже выходил на сцену, только в роли отца Алеши). Он что-то выкрикивает по-немецки, подчеркивая каждое слово тяжелой поступью. К нему присоединяется не менее выразительная учительница в исполнении Анастасии Волох с переброшенной через плечо шкурой лисицы. С нарастающей экспрессией она выкрикивает правила, которым должны подчиняться все ученики пансиона, заключительное из которых — говорить только правду — прозвучит особенно горько в этом неуютном мире иллюзий, мире-перевертыше. Совсем скоро Анастасия Волох выйдет на сцену в другой роли — той самой кухарки, которой предстоит расправиться с черной курицей, не несущей яйца.
Пансион не сулит Алеше радостей. Скорее, муштру и выживание в недружелюбном для него обществе. Мотив разделенности с матерью, ощущение потерянности и тоски по близким станет ведущим в этом фрагменте. С мамой Алеша встретится во сне. Там же, словно в фантазии, она обратится в ту самую говорящую курицу (и маму, и Чернушку играет Ирина Страхова). Она уведет мальчика в другой мир, путь в который лежит через шкаф. Только не в Нарнию. Впрочем, как и героям романа Льюиса, Алеше тоже предстоит бороться за свою судьбу. Как именно — неизвестно, так как эскиз на этом месте обрывается. Но остается ощущение, что дальнейшее наращение смыслов и динамики приведет к финалу на высокой ноте.
Работая над заявкой на детский спектакль, Екатерина Шихова не упрощает материал. Она складывает, может, и не простую для понимания конструкцию, почти головоломку, но с ней хочется оставаться в диалоге, следовать за этими образами и переживать за героя — ребенка, переживающего и взросление, и выход за пределы привычного мира, и необходимость с этим миром как-то справляться, создавая собственные опоры.