Дмитрий Крестьянкин, человек и режиссер

Первый наш разговор с Димой Крестьянкиным запомнился мне, помимо прочего, словами: «Мне, честно говоря, этот мир не нравится. Что-то нравится, конечно, а что-то нет. И я пытаюсь как-то с этим разобраться. Через театр, в том числе». Это была нестыковка: Дима всегда представлялся мне образцом какого-то тотального принятия, и фраза «У меня с миром сложные отношения» разрушала это мое наивное, на самом деле, и поверхностное восприятие. Время и более вдумчивое всматривание в то, что делает герой этого материала как человек и как режиссер, все нестыковки устранило.

Театр для Крестьянкина — отмычка для вскрытия реальности. Способ проговорить то, что должно быть высказано, даже если это больно, посмотреть туда, где страшно, — и этим победить страх. О реальности он говорит театральным языком, который не припорошен иносказаниями и метафорами. Через театр Крестьянкин пытается эту реальность понять и сделать хотя бы чуточку лучше. У него получается.

О том, что болит у других…

Деятельный. Активный. В приоритете — действие, обращенное к другому, будь то преподавание в РГИСИ, проект «Театральный дом», работа с приютами и детскими домами в Петербурге, инклюзивные лаборатории или документальные спектакли. Общий знаменатель во всех проектах — размышления о человеческой природе, о добре и зле, преодолении и свободе. Крестьянкин словно ищет ответ на вопрос о том, что делает человека несчастным, а что помогает находить смыслы, чтобы продолжать жить, даже если всё вокруг против этого. Что определяет место человека в истории и как личная история влияет на историю общечеловеческую. Всегда присутствует триада вопросов, как на инсталляции Тимы Ради в Екатеринбурге, как в названии картины Гогена конца XIX века, как в жизни каждого рефлексирующего человека: кто мы, откуда, куда мы идем. Это смысловой стержень, который остается при движении в любом направлении — меняется форма, но остается желание разобраться.

Полученные на курсе Юрия Красовского в театральной академии знания стали базой, началом пути. Но всё, что Крестьянкин делал в дальнейшем, сильно отличалось от того, чему его учили. В этом не было протеста или сознательной отстройки. Скорее, желание найти такую форму профессиональной реализации, в которой соотношение самовыражения и исследования других — обращенности к другим — будет перевешивать в сторону последнего. Хотелось ставить не о том, что болит у тебя, как учили, а о том, что болит у других.

«Социальный театр для меня — тот, который выстраивает новые социальные связи»

Это цитата из интервью 2021 года. А пять лет назад, в 2016-м, такой формулировки еще не было. Как не было и плана заниматься социальным театром. Тогда, на третьем курсе, Дима Крестьянкин вместе с одногруппником Леоном Словицким участвовал в театральном проекте с незрячими. Тогда же был театрально-педагогический проект «Испытай себя», концепцию которого разработала команда театра «Зазеркалье» совместно с арт-менеджером Франциской Рейманн, приглашенной из Германии Гете-институтом. Молодые режиссеры, в том числе Крестьянкин, курировали группы школьников, создавали с ними постановки, но не по готовому материалу, а на основе опыта подростков. За ограниченное время нужно было найти контакт с участниками, понять, что у них болит, и создать из этого спектакль — сделать театр формой их личного высказывания.

С того момента начала складываться модель работы с подростками. Она оформилась и окрепла позже, после знакомства с Борисом Павловичем и проектом «Разговоры», в котором в театральный процесс были включены и профессиональные артисты, и люди с особенностями здоровья, и зрители. Подход Павловича к работе, его философия жизни и творческого процесса помогли Крестьянкину структурировать и переосмыслить то, чем он уже и так на тот момент занимался, понять, что такое социальный театр и в чем его смысл. Те проекты научили видеть человека. Не актера, не персонажа, не функцию. Человека. Этот принцип Дима перенесет и на другие свои проекты — на созданный с единомышленниками «Плохой театр», постановочную работу приглашенным режиссером в регионах, на документальные проекты, на педагогическую и кураторскую деятельность.

Следующим этапом стало сотрудничество с проектом «Театральный дом» фонда социальной помощи «Подари мне крылья», который занимается социализацией детей и подростков из приютов и детдомов, молодых людей в трудной жизненной ситуации. Команда проекта — профессиональные актеры, режиссеры, психологи — совмещают в работе с подростками психоэмоциональные тренинги с актерским мастерством, давая молодым людям выразить себя. Рассказывание историй помогает переосмыслить свой жизненный опыт, обращение к прошлому — встретиться со своими страхами, провалами, сомнениями и в итоге расширить представления о себе, по-другому взглянуть на свою жизнь. Включение зрителя в эту конструкцию меняет масштаб процесса до уровня совместного проживания нового опыта: переосмыслить себя может и смотрящий, которого посвятили в чью-то судьбу и предложили соотнести ее со своей. Эти спектакли заставляют подключаться, исследовать самого себя через простые, понятные истории, ценные своей искренностью.

Задачи режиссера в этом проекте усложняются: сначала нужно создать пространство для диалога, в котором подростки были бы готовы рассказать о том, о чем не решаются признаться в своем кругу. Создание такой среды требует не только режиссерских навыков и педагогических подходов, но и особых личностных качеств, определенной степени открытости режиссера, который не словом, но собственным состоянием показывает, что готов принять всё что угодно — без осуждения и оценки.

В спектакле «Одиссея 2К19» подростки рассуждали о доме, о поиске места, которое можно было бы назвать таковым. Образ героя из поэмы Гомера, который хочет вернуться к семье, попробовали применить к себе. Конструкция спектакля выстраивалась из историй подростков, размышлений о том, что такое путь, а также из их любимых треков, их желания проявиться. Кто-то произносил монолог, кто-то читал стихи, кто-то танцевал в тишине. Монтируя эти эпизоды, признания и переживания, Крестьянкин создал историю о преодолении страхов, о встрече с большим миром, который не так страшен, если посмотреть ему в глаза.

В спектакле «Бэкграунд» подростки брали интервью у разных людей с тем, чтобы приложить к себе опыт взрослых, проанализировать их поступки из своей, подростковой, системы координат. Экспериментом стал проект «Жизнь Лены Потемкиной». В его основе — сочинение восьмиклассницы из Омска, отталкиваясь от которого постановщики выстраивали драматургию жизни подростка. Проигрывая в сценическом пространстве знакомые состояния и переживания, участники спектакля получали возможность прожить эмоции заново и как бы очиститься, чтобы яснее понять самих себя.

Еще одна работа в «Театральном доме», мюзикл «Крысолов», была про любовь, про попытку понять, что в нас сильнее — светлые чувства или темные стороны, как мы реагируем на давление толпы и ожидания окружающих, на непринятие, на социальные ожидания, как справляемся с одиночеством. Мы в данном случае — подростки. Но воздействие этих спектаклей на более широкую возрастную аудиторию очевидно: опыт зрительского восприятия истории молодого человека возвращает взрослого к себе самому в том возрасте или помогает задуматься о чувствах своего ребенка.

Не только подростки

Было бы неверным считать, что социальные проекта Димы Крестьянкина с участием подростков ограничиваются рассказами о кризисах переходного возраста и темой взросления. Каждый спектакль — выход к размышлениям о том, кто мы в этом мире, как мы его воспринимаем, как налаживаем социальные связи, какими принципами руководствуемся. Ключевым в этом плане можно назвать спектакль «Русские классики». На первый взгляд, он о том, какие смыслы находят подростки в классической литературе, опираясь на свои ощущения, а не на параграфы из школьных учебникой. Но ирония и интерактив первой части постепенно сменяются нарастающим напряжением от осознания, что русская классика — это не только Пушкин и Достоевский. Это исписанные кривыми граффити синие строительные заборы; это лебеди из шин — уродливый символ невозможности двигаться вперед (то, что должно перемещаться в пространстве, превращается в пугающую инсталляцию, которая кому-то кажется красивой). Русская классика — это испытывать присутствие чего-то, что от тебя не зависит, что, как говорит сам режиссер в финале, дает возможность только двух состояний — кричать или молчать. А хочется говорить. В финальном монологе Дима Крестьянкин признается, что чувствует себя «нелепым персонажем, который знал, как поступить, но всё равно сделал всё неправильно». Он идет прямым приемом, в лоб — и здесь это самый подходящий ход: когда всё направлено на то, чтобы не дать высказаться, нужно говорить. Вот так — прямо.

Крестьянкин занимается не только социальным театром. Как постановщик он работает и на территории драматического театра («Мартышка» и «Магда» «Плохого театра»), документального театра («Деревня и я», «Квадрат») и где-то на стыке («Красный фонарь», «Ленин из Ревды»). Любой его проект — это исследование социума и отдельно взятого человека. В центре внимания — обычные люди. Не герои, не выдающиеся личности. Просто люди, которые в режиссерском объективе становятся значимыми и нужными.

Спектакль «Деревня и я» начинался с презентации замысла на лаборатории Российского академического Молодежного театра и вырос в полноценный исследовательский документальный проект. Дмитрий Крестьянкин с драматургом Элиной Петровой посетили десятки школ в разных регионах, общались с подростками, живущими в селах и деревнях, чтобы узнать, чем они живут, о чем мечтают, чего боятся, на что опираются. В процессе экспедиций были собраны истории, содержание которых проникнуто отчаянием, болью, надеждой. Кто-то прямо выражает несогласие с окружающей действительностью, кто-то прячется от нее, убеждая себя, что жаловаться в общем-то не на что. Истории подростков со сцены РАМТа рассказывают Нелли Уварова и Сергей Печенкин, минимально окрашивая их эмоционально, сохраняя отстранение. Взрослые актеры именно рассказывают историю ребенка, а не играют ребенка, они воспроизводят текст, при этом его автор возникает как бы за актером. Для этого нужно чувствовать реальность, с уважением и принятием относиться к доверенной информации и стараться бережно ее передать. У Нелли Уваровой и Сергея Печенкина это получается.

Проект, начинавшийся с исследования пары «я и деревня» перешел на уровень «я и страна», «я и мир». Похожий эффект возникает в спектакле «На дне.doc» в Самарском драмтеатре. Для того, чтобы реализовать замысел, Дима Крестьянкин ходил по барам и общался с их посетителями. Название спектакля отсылает не только к пьесе Горького, но и к названию бара в Самаре, откуда началось «странствие» режиссера в поисках истины. Только искал он ее не в вине (к слову, сам он не пьет совсем), а в обычных опять-таки людях, которые делились с ним своими историями. Сколько в них правды, сколько вымысла, можно только предполагать. Герои спектакля с сожалением сравнивают былые годы с нынешним временем, рассказывают о неожиданных встречах и потерях, о ярких моментах молодости. Кто-то размышляет об уникальности Самары как особого места на карте и ее культурном коде, кто-то говорит о футболе. Есть и совершенно удивительная история пожилого мужчины, который спустя десятилетия через тысячи километров едет к той, которую любил и с которой не общался много лет, в надежде вернуть счастье молодости. Герои всё время находятся где-то — либо в прошлом, либо в будущем. И в то же время — это истории про нас сегодняшних. Ценность спектакля — не в документальной достоверности фактов, а в способности режиссера разглядеть в частных историях стремление к познанию, веру в большую любовь и готовность ради нее на отчаянные поступки. Крестьянкин, кажется, с такой любовью смотрит на своих героев, сформированных вот этой страной, этой средой, что и мы, зрители, начинаем видеть за ними не меньше, чем космос. Правда в этом космосе, как говорит один из персонажей, «мы как звезды: видим друг друга, а дотянуться не можем».

Театр соучастия

Искусство создавать особую среду — доверительную, безопасную — Дима Крестьянкин мастерски применяет в отношении не только подростков, но и тех, кто находится в зрительном зале. Там, где это помогает выстроить диалог, идет через юмор, интерактив или игру, делая зрителей соучастниками, давая им возможность совершать выбор. На этом приеме построен «Красный фонарь», в основе которого — воспоминания последнего директора Императорских театров Владимира Теляковского, который с 1900 по 1917 год создавал свой театр, пытаясь противостоять косности, доносам, сжимающимся границам дозволенного и сохраняя при этом свою свободу. Режиссер отходит от исторической достоверности — он выводит повествование на уровень ассоциаций и знаков, сопоставляя события столетней давности с нашим днем. Так в спектакле о событиях более чем вековой давности возникают приметы из 90-х и дня сегодняшнего, вроде бандитских перестрелок, рэпа, дискошара.

Зрителям «Красного фонаря» дается возможность проголосовать — как поступить главному герою, Теляковскому, в той или иной ситуации: принять ли должность или отказаться от нее, защитить ли Шаляпина или не вмешиваться. Зрители охотно включаются в эту игру. Но в итоге приходят к пониманию, что от их выбора ничего не зависит. И ошибаются. Да, сегодня мы столкнулись с иллюзией выбора, со стремительной «отменой» всего, что еще вчера казалось по-настоящему живым и важным. Но спектакль призывает задуматься о другом: смиримся ли мы с этим? Опустим ли руки, решив, что от нашего выбора всё равно ничего не зависит? Или все-таки оставим за собой право делать собственный выбор, даже если он мало на что может повлиять?

Подобную игру Дима Крестьянкин затевает в спектакле «Ленин из Ревды», где зрителям предстоит узнать мнения жителей условного провинциального города о том, нужно ли сохранять памятники Ленину. «Условный» город в названии спектакля совсем не условный — Ревда в Свердловской области. Оттуда — сорежиссер спектакля Екатерина Шихова. Постановка основана на отрывках интервью, которые она брала у жителей своего родного города, задавая один вопрос: нужно ли снести памятник Ленину. Со сцены истории прозвучат в формате выступлений на конференции. После блока монологов, в которых с разной степенью убедительности и ироничности излагается та или иная позиция, зрителям предлагается проголосовать за или против — три раза за спектакль. Финал в этом смысле действительно определяется демократическим способом, и бутафорский Ленин, возвышающийся над зрительным «залом» (действие спектакля проходит в фойе театра-фестиваля «Балтийский дом», на лестнице, ведущей на второй этаж) либо эпично будет «снесен», либо сохранен. Но вся прелесть этой театральной игры в том, что изменить-то всё равно ничего нельзя. Разноголосица мнений в спектакле сливаются в одну мысль: мы не понимаем, куда идем, всё «неоднозначно» и, говоря словами последнего выступающего, «истины нет, вся жизнь в противоречии». Ирония ведущего спектакля, делающего подводки к монологам выступающих, нелепость «голосования» в условиях театральной манипуляции, которая шифруется под свободу выбора, — всё это оставляет горькое послевкусие и ощущение безысходности, а то, что начиналось, как комедия, неумолимо катится к противоположному жанру.

Максимальной силы этот эффект — это движение от легкой радости к вопросам без ответа — ощущается в спектакле «Квадрат». Постановка стала буквально хитом «Плохого театра» — проекта Димы Крестьянкина, который он создал с единомышленниками как пространство для разговора о том, что им важно. На спектакли «Плохого театра» не продают билеты, у него нет постоянной афиши и своей площадки. Показы проходят тогда, когда захочет команда (а в текущих реалия тогда, когда будет хотя бы минимальная возможность для этого). На эту свободу как мотыльки на свет летят зрители, не пугаясь предупреждений о том, что это реально «плохой» театр, и его режиссер, как говорит сам Крестьянкин перед каждым спектаклем, «плохой». В итоге на этих «плохих» спектаклях всегда переаншлаг.

«Квадрат» тоже основан на документальном материале — воспоминаниях друзей Крестьянкина и его самого о жизни в Туле в 90-е, когда они были школьниками. О том, как играли во дворе, где валялись шприцы. Как ходили в школу с железной палкой в ранце, как стояли друг за друга горой. О том времени, когда было очень сложно, но почему-то очень хорошо. В переходах между историями о первой влюбленности, играх во дворе, денди и «Юпи», зрители могут выходить в центр площадки, того самого квадрата, и танцевать вместе с актерами под попсовые хиты 90-х. Но к финалу всё явственнее проступает контекст: отголоски Афганской и Чеченской войн, последствия перестройки, неопределенность. В жизнь героев настойчивее стучится беда, порожденная потерянным десятилетием. Аттракцион «весело-грустно», «плачем-танцуем» становится всё отчаяннее, чтобы к финалу взорваться осознанием травмы, нанесенной историей. И дать зрителю освобождение от нее на территории театра, где ты всё-таки под какой-никакой, а защитой. Но по-другому устроена реальность...

В финале спектакля на место его героев выходят подростки как знак того, что придут новые поколения и будут проживать свою историю, менять этот мир в лучшую сторону. Так считывалась концовка до событий недавнего прошлого. Сегодня же юноши в финальной сцене выглядят теми, кого впереди не ждет новый светлый мир. И слезы здесь подкатывают не от ностальгии, а от ужаса за их (и наше) будущее. И всё же Дима Крестьянкин не был бы собой, если бы оставлял зрителя наедине с отчаянием и безнадегой. Встреча с прошлым в «Квадрате» становится освобождением.

Отважно смотреть в самую тьму, верить, что и там свет светит, заражать этой верой других — особая Димина способность. Он не делает из этого события — просто смотрит, просто живет, просто любит. Закладывает в свои спектакли больше, чем кажется на первый взгляд, оставляет место для зрительских ассоциаций и бесстрашно говорит о сегодняшнем дне. Крестьянкин основывает свои спектакли на вере в то, что мир все-таки можно изменить. Так, в Театре Маяковского он ставит документальный спектакль «Поиск продолжается», основанный на историях подростков, которых удалось найти и спасти усилиями поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт». Вскрывая бездны проблемы, режиссер всё равно оставляет веру в то, что в наших силах справиться с этой бедой — бедой взаимного отчуждения, непонимания, равнодушия и отказа замечать боль другого.

Спектакли Димы Крестьянкина — это диалог с миром, который устроен не очень справедливо, с миром несовершенным. Миром, в котором есть война и люди, готовые мириться со злом. Миром, в котором есть детдома и колонии для несовершеннолетних. Миром, в котором есть незрячие и слабослышащие. И есть те, кто считает их инвалидами, а себя — «здоровыми» (хотя это большой вопрос). Дима Крестьянкин, человек и режиссер, всё это видит, он про всё это знает, но от этого не отворачивается. Он в это идет. Не из бунта или несогласия. Не из страха или желания кому-то что-то доказать. Он идет туда из любви. Да, у него с миром «сложные отношения», и всё же он любит жизнь и любит людей. И создает театр, куда можно прийти, чтобы послушать реальность. Послушать себя. И поверить в то, что мир этот всё-таки не так уж плох.