3 ноября на театральной площадке Moñ в Казани прошли показы лаборатории «Видимо-невидимо», созданной при поддержке фондов «Живой город» и благотворительного фонда Татнефти. В этом проекте театральные деятели приезжали в сельские школы Татарстана и создавали вместе с детьми спектакль про них самих. Рассказывает Анастасия Мишуринская.
Что сделать, чтобы тебя услышали? Тем более, если ты подросток, из деревни или из города, если чего-то боишься, если сомневаешься в себе. В этом случае выход на сцену кажется чем-то не совсем логичным, ведь открыться сразу большому количеству людей вроде бы сложнее, чем узкому кругу домочадцев. Но на деле все иначе.
Фонд «Живой город» и Театр Moñ в Казани провели лабораторию «Видимо-невидимо», где было представлено три эскиза спектаклей, но участвовали там не профессиональные актеры, а школьники из сел Татарстана. Само устройство этого социально-театрального проекта многоступенчато: изначально был объявлен опен-колл заявок среди сельских школ, затем организаторы выбрали три (интересно, что все выбранные деревни – из одного Балтасинского района). В каждую школу направилась команда постановщиков, и за неделю осенних каникул они сочинили с ребятами спектакли, совместно, идя от исполнителей: что волнует и о чем готовы сказать. Оказалось, что желание выговориться сильнее, чем страх публики. Точнее, этого страха на первый взгляд будто и не было. Во всех эскизах подростки действовали расковано. Такого эффекта удалось добиться благодаря тренингам и индивидуальному подходу, а также честности, ведь на первых собраниях в школах объявляли, что участие исключительно по желанию – желанию открыть душу, поделиться сокровенным.
Что сделать, чтобы тебя услышали? Тем более, если ты подросток, из деревни или из города, если чего-то боишься, если сомневаешься в себе. В этом случае выход на сцену кажется чем-то не совсем логичным, ведь открыться сразу большому количеству людей вроде бы сложнее, чем узкому кругу домочадцев. Но на деле все иначе.
Фонд «Живой город» и Театр Moñ в Казани провели лабораторию «Видимо-невидимо», где было представлено три эскиза спектаклей, но участвовали там не профессиональные актеры, а школьники из сел Татарстана. Само устройство этого социально-театрального проекта многоступенчато: изначально был объявлен опен-колл заявок среди сельских школ, затем организаторы выбрали три (интересно, что все выбранные деревни – из одного Балтасинского района). В каждую школу направилась команда постановщиков, и за неделю осенних каникул они сочинили с ребятами спектакли, совместно, идя от исполнителей: что волнует и о чем готовы сказать. Оказалось, что желание выговориться сильнее, чем страх публики. Точнее, этого страха на первый взгляд будто и не было. Во всех эскизах подростки действовали расковано. Такого эффекта удалось добиться благодаря тренингам и индивидуальному подходу, а также честности, ведь на первых собраниях в школах объявляли, что участие исключительно по желанию – желанию открыть душу, поделиться сокровенным.
Первый эскиз назывался «Услышь меня», он создан в селе Нуринер. Режиссеры Камила Растумханова и Булат Минкин через игру, ее привычный ход простроили действие, так чтобы снять дискомфорт: ребята бегали стайкой, кружились, замирали в картинных позах и рассказывали истории из жизни. Девочки говорили о памятных подарках-украшениях, мальчики о первых опытах езды на мотоцикле. Но от простых историй появлялись сложные – воспоминание о бабушке, где, казалось бы, простая фраза подростка: «У меня в комнате висит фотография моей бабушки» значит многое. Якобы греясь у костра, разыгрывая это действие, ребята рассказывали страшилки, которые скорее смешны, чем зловещи. Однако по-настоящему волнующим рассказом поделиться не получается: девочка молча встанет с самодельным плакатом с надписью «грустная история».
Аккуратность действий режиссеров проявилась в кульминационном эпизоде – опросе исполнителей. В полной темноте ребята отвечали на вопросы, поднимая светящиеся палочки. Опрашивали на разные и порой острые темы: кто боится не сдать ОГЭ, кто боится потерять бабушку и дедушку, кто пробовал курить, кого буллили, кто сам буллил, кто ощущает себя особенным, а кто нет. Соответственно, если ответ был положительным, то участник поднимал палочку, если отрицательный – не поднимал. С одной стороны, перед зрителями развернулась статистика среза мнений школьников из определенного района, с другой – за каждым ответом стоит реальный человек, он перед нами со своей жизнью, судьбой, про которого уже что-то удалось узнать, а значит это не просто голос в толпе. А страхи оказываются такими же, что и у прошлых поколений, но взрослые удивляются этому, например, тому, что современные подростки так же не желают, чтобы родное село вымирало.
Эпизод опроса оказался самым пронзительным. Ребятам-участникам этот момент дал понять, что они не одиноки в своих проблемах и не стыдно чего-то бояться. Темнота обостряет иные органы чувств, поэтому лучше прислушиваешься к тому, что хотят сказать. Темнота бывает безопаснее света, да и в унисон говорить легче, чем соло.
Аккуратность действий режиссеров проявилась в кульминационном эпизоде – опросе исполнителей. В полной темноте ребята отвечали на вопросы, поднимая светящиеся палочки. Опрашивали на разные и порой острые темы: кто боится не сдать ОГЭ, кто боится потерять бабушку и дедушку, кто пробовал курить, кого буллили, кто сам буллил, кто ощущает себя особенным, а кто нет. Соответственно, если ответ был положительным, то участник поднимал палочку, если отрицательный – не поднимал. С одной стороны, перед зрителями развернулась статистика среза мнений школьников из определенного района, с другой – за каждым ответом стоит реальный человек, он перед нами со своей жизнью, судьбой, про которого уже что-то удалось узнать, а значит это не просто голос в толпе. А страхи оказываются такими же, что и у прошлых поколений, но взрослые удивляются этому, например, тому, что современные подростки так же не желают, чтобы родное село вымирало.
Эпизод опроса оказался самым пронзительным. Ребятам-участникам этот момент дал понять, что они не одиноки в своих проблемах и не стыдно чего-то бояться. Темнота обостряет иные органы чувств, поэтому лучше прислушиваешься к тому, что хотят сказать. Темнота бывает безопаснее света, да и в унисон говорить легче, чем соло.
В другом эскизе под названием «Игра?» стремление к объединению приводит школьников в спортзал, ведь именно там можно стать командой, играя в волейбол или баскетбол. Вместе с режиссерами Дарьей Гуськовой и Юрием Блиновым ребята придумали истории от лица спортивного инвентаря и иных встречающихся в зале предметов, например, флага или липучки. Через ироничные монологи исполнители говорили и о себе, иносказательно, раскрываясь постепенно. Затем все больше увлекаясь объяснением правил волейбола, демонстрацией подач, вдруг под удары в барабан они начинали ритмично двигаться, приближая действие к ритуалу. Необходимость быть в сообществе ли, в команде заложено в человеке, а в современном мире, когда люди все больше разъединены расстояниями и виртуальными миром, такое живое желание закономерно, в среде подростков особенно. Но единение необходимо не только со сверстниками. Небольшой рассказ одной из исполнительниц о семейной традиции – лепить дома пельмени, становится новым витком в драматургии эскиза. Девушка предлагает поучаствовать и зрителям. Всем желающим раздают листы крафтовой бумаги, из которых можно «слепить пельмени», просто обернув один комок бумажки другой. Эта интерактивность подключает весь зал, и град «пельменей» летит обратно к участникам. После, подобно новогоднему чуду, «пельмени» станут конфетами, и их раздадут всем. Так просто и незаметно зрители эскиза стали второй командой, готовой идти на контакт, вовлекаться в игру. Эскиз, на первый взгляд легкий, без труднопроговариваемых тем, попал «в десятку», напомнив о серьезной цели игры – создание чувства общности.
Третий эскиз «Говори» из школы в селе Бурбаш сразу опрокидывает зрительское ожидание, ведь от такого названия думаешь встретить именно вербальное проговаривание, но режиссеры Дина Сафина и Эдуард Хабибуллин пошли более сложным путем: юные исполнители выражали свои мысли пластически. Тело не может врать, оно всегда говорит напрямую. Как рассказали постановщики, они шли от движений, сочиненных ребятами, затем создавались общие связки и сцены. Естественно, далеко не все исполнители имеют танцевальный опыт, но в получившейся композиции это незаметно и неважно.
Изначально зрители видят длинный плакат с разбросанными надписями, перетекающими друг в друга, там можно разобрать и забавные вопросы, вроде того: «как придумали название планете?», и высказывания-тревоги: «Бесит, когда меня не понимают», «Грустно, когда друзья не зовут меня с собой» и др. Этот сгусток мыслей как либретто – мы читаем его, пока не появятся исполнители, и уже понимаем, о чем пойдет речь. Но из этого клубка необходимо выделить главное и произнести. Все участники выходят на площадку и будто разминаются перед танцем, они пробуют «говорить» не говоря под электронные и хип-хоп треки татарских и казахских музыкантов. В некоторых сольных и парных партиях была «озвучка» – транслировался записанный голос, например, девушка танцевала о своей боязни ночевать вне дома, о том что мама – это ее единственный и верный друг, поэтому надолго отлучиться от нее страшно. В дуэтных эпизодах исполнительницы поочередно делились тем, что им не нравится, что тревожит, и через характерные движения удавалось считывать смысл.
Чередование эпизодов создавало контрасты тематические и визуальные – под жесткий трек репера УСАЛа, залитые красным светом исполнители поочередно парами протанцуют, проскачут, проползут через всю длину сцены к общему выходу, как бы создавая непрерывность общего движения. Появляющийся эффект конвейера (ребята не по одному разу пройдут этим путем) можно трактовать как стремление подростков к объединению, но уже в губительном смысле, ведь индивидуальность стирается и все становятся штампованными, идущими нога в ногу, повторяющими друг за другом движения и мысли. Не встроенным в систему оказывается единственный парень в женском коллективе исполнителей. Он останется на сцене, демонстрируя на манекене приемы из борьбы, несколько раз опрокидывая его, а затем сядет на пол, поедая чипсы, и немного расскажет о себе: «Я какой-то не такой». Именно «не такими» оказываются все участники эскиза – индивидуальностями со своей пластикой, мыслями, ощущениями. В финале они танцуют почти до изнеможения, сказав своим танцем по максимуму, но со стороны это все равно будет казаться недостаточным, и в финале одна из девушек подойдет к плакату и напишет по-татарски «говори» (Сөйлә). Повелительность этого выражения буквально прибьет всех к земле и танец закончится.
Эскизы запустили импульс к открытости и откровенности, поэтому зрители, делясь впечатлениями на обсуждениях, тоже не таили своих чувств, однако некоторые вопросы от взрослых иногда ставили в тупик. Разомкнутость взрослых от подростков есть, и она явственно предстала в самой театральной форме: когда одни показывают, другие наблюдают и выносят вердикт. Однако сама лаборатория и не несла в себе миссии преодолеть границы и сдружить всех участников навсегда. Этот практический-сценический опыт преодолевает закрытость мира и мышления, позволяя всем участвующим (и смотрящим) понять, что никто не одинок в своих проблемах и всегда есть шанс быть услышанным, главное – пытаться высказаться.
Третий эскиз «Говори» из школы в селе Бурбаш сразу опрокидывает зрительское ожидание, ведь от такого названия думаешь встретить именно вербальное проговаривание, но режиссеры Дина Сафина и Эдуард Хабибуллин пошли более сложным путем: юные исполнители выражали свои мысли пластически. Тело не может врать, оно всегда говорит напрямую. Как рассказали постановщики, они шли от движений, сочиненных ребятами, затем создавались общие связки и сцены. Естественно, далеко не все исполнители имеют танцевальный опыт, но в получившейся композиции это незаметно и неважно.
Изначально зрители видят длинный плакат с разбросанными надписями, перетекающими друг в друга, там можно разобрать и забавные вопросы, вроде того: «как придумали название планете?», и высказывания-тревоги: «Бесит, когда меня не понимают», «Грустно, когда друзья не зовут меня с собой» и др. Этот сгусток мыслей как либретто – мы читаем его, пока не появятся исполнители, и уже понимаем, о чем пойдет речь. Но из этого клубка необходимо выделить главное и произнести. Все участники выходят на площадку и будто разминаются перед танцем, они пробуют «говорить» не говоря под электронные и хип-хоп треки татарских и казахских музыкантов. В некоторых сольных и парных партиях была «озвучка» – транслировался записанный голос, например, девушка танцевала о своей боязни ночевать вне дома, о том что мама – это ее единственный и верный друг, поэтому надолго отлучиться от нее страшно. В дуэтных эпизодах исполнительницы поочередно делились тем, что им не нравится, что тревожит, и через характерные движения удавалось считывать смысл.
Чередование эпизодов создавало контрасты тематические и визуальные – под жесткий трек репера УСАЛа, залитые красным светом исполнители поочередно парами протанцуют, проскачут, проползут через всю длину сцены к общему выходу, как бы создавая непрерывность общего движения. Появляющийся эффект конвейера (ребята не по одному разу пройдут этим путем) можно трактовать как стремление подростков к объединению, но уже в губительном смысле, ведь индивидуальность стирается и все становятся штампованными, идущими нога в ногу, повторяющими друг за другом движения и мысли. Не встроенным в систему оказывается единственный парень в женском коллективе исполнителей. Он останется на сцене, демонстрируя на манекене приемы из борьбы, несколько раз опрокидывая его, а затем сядет на пол, поедая чипсы, и немного расскажет о себе: «Я какой-то не такой». Именно «не такими» оказываются все участники эскиза – индивидуальностями со своей пластикой, мыслями, ощущениями. В финале они танцуют почти до изнеможения, сказав своим танцем по максимуму, но со стороны это все равно будет казаться недостаточным, и в финале одна из девушек подойдет к плакату и напишет по-татарски «говори» (Сөйлә). Повелительность этого выражения буквально прибьет всех к земле и танец закончится.
Эскизы запустили импульс к открытости и откровенности, поэтому зрители, делясь впечатлениями на обсуждениях, тоже не таили своих чувств, однако некоторые вопросы от взрослых иногда ставили в тупик. Разомкнутость взрослых от подростков есть, и она явственно предстала в самой театральной форме: когда одни показывают, другие наблюдают и выносят вердикт. Однако сама лаборатория и не несла в себе миссии преодолеть границы и сдружить всех участников навсегда. Этот практический-сценический опыт преодолевает закрытость мира и мышления, позволяя всем участвующим (и смотрящим) понять, что никто не одинок в своих проблемах и всегда есть шанс быть услышанным, главное – пытаться высказаться.