В первые два дня фестивальных показов «Царь-Сказки» проявился внутренний сюжет, связанный с темой изгойства, темой Другого, темой человека, отличного от остальных. В одних постановках она артикулировалась четко и внятно, в других проступала исподволь, не акцентируясь.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
«Малютка Франкенштейн» («Проект GOMPA», Бразилия)
Открыл фестивальную программу онлайн-показ спектакля «Малютка Франкенштейн» бразильского театра «Проект GOMPA». Две актрисы и актер разыгрывают известный сюжет, превращая его в современный рассказ – о школьной травле, о том, что происходит с ребенком, которого не принимают сверстники, как он самостоятельно пытается справиться с черной пустотой, создаваемой вокруг него. А справляется он при помощи друга, собственноручно сотворенного. На свет существо выбирается из кокона и поначалу осторожно, а затем все смелее начинает осваивать окружающее пространство. А вместе со своим созданием заново познает известный ему мир и юный герой. Процесс познания идет через физическое движение: пластический рисунок обеих ролей создается при помощи выразительных средств современного танца и элементов цирковой акробатики. А чтобы зритель не потерялся, не запутался и вообще понимал, что происходит в тот или иной момент, рассказчица поясняет детали сюжета, комментирует происходящее, то и дело вводя современный контекст – упоминает о нейроотличных людях, к которым следует быть внимательнее и бережнее. Дидактичный посыл вплетен в рассказ аккуратно и неназойливо. Заканчивается же история без неожиданностей: творение покидает своего творца и каждому теперь придется справляться с жизнью самостоятельно.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
«Малютка Франкенштейн» («Проект GOMPA», Бразилия)
Открыл фестивальную программу онлайн-показ спектакля «Малютка Франкенштейн» бразильского театра «Проект GOMPA». Две актрисы и актер разыгрывают известный сюжет, превращая его в современный рассказ – о школьной травле, о том, что происходит с ребенком, которого не принимают сверстники, как он самостоятельно пытается справиться с черной пустотой, создаваемой вокруг него. А справляется он при помощи друга, собственноручно сотворенного. На свет существо выбирается из кокона и поначалу осторожно, а затем все смелее начинает осваивать окружающее пространство. А вместе со своим созданием заново познает известный ему мир и юный герой. Процесс познания идет через физическое движение: пластический рисунок обеих ролей создается при помощи выразительных средств современного танца и элементов цирковой акробатики. А чтобы зритель не потерялся, не запутался и вообще понимал, что происходит в тот или иной момент, рассказчица поясняет детали сюжета, комментирует происходящее, то и дело вводя современный контекст – упоминает о нейроотличных людях, к которым следует быть внимательнее и бережнее. Дидактичный посыл вплетен в рассказ аккуратно и неназойливо. Заканчивается же история без неожиданностей: творение покидает своего творца и каждому теперь придется справляться с жизнью самостоятельно.
Спектакль «Вафельное сердце» / фото Марина Воробьева
«Вафельное сердце» (Театр «Кукфо», Санкт-Петербург)
В оффлайне фестиваль открылся уже днем – спектаклем «Вафельное сердце» в постановке Анны Викторовой (Театр «Кукфо», Санкт-Петербург). Сюжет известен всем, кто сколько-нибудь интересуется современной детской литературой.
Режиссер Анна Викторовой придумала спектакль, в котором совместила два плана – актерский и кукольный. История, которую легко и непринужденно разыгрывают Юлия Иванова и Илья Рябов, начинается в первый летний день: Лена и Трилле отправляются на поиски приключений, которые, разумеется, не замедлят случиться. «Сердце» - это, конечно, большая актерская удача: вот только что Юлия Иванова играла Лену, а вот уже она – мама героини, причем без видимых усилий; вот только что Илья Рябов был задумчивым Трилле, а вот он же играет его папу – мгновенно меняя рисунок роли. Причем актеры не пытаются подражать детям ни голосом, ни пластикой, перемены происходят на микроуровне, но настолько убедительно, что ни секунды не сомневаешься кто перед тобой именно сейчас. В спектакле масса как современных, так и узнаваемых деталей: словечки, которыми перекидываются герои друг с другом и с окружающими, игры, в которые они играют, разговоры про колготки и про то, как же увлекательно лизать качели на морозе. И публика, причем не только детская, благодарно отзывается. Работа с куклами построена виртуозно и на грани магии: мы видим, как кукла Лена ползет по канату, у нее срывается одна рука, потом вторая и она падает вниз. Мы видим, как вяжет Баба-Тётя и как она готовит те самые вафли. В час с небольшим вмещается масса событий, среди которых есть фатальное – смерть обожаемой Бабы-Тёти. Сообщение об этом горе проходит без криков, рыданий, истерик, реплики звучат спокойно и тихо, как будто речь идет о чем-то рядовом. Однако тут-то и становится понятно, как воспринимают уход взрослые и дети: для первых это естественный ход жизни, неизбежный и неотвратимый, для детей, впервые сталкивающихся с утратой, – катастрофа. И Трилле переживает ее тяжелее подружки, у него начинается депрессия, о чем он сообщает залу. Поразительной оказывается не даже способность ребенка четко вербализировать свои эмоции, а реакция близких – и дедушка, и Лена, и мама всячески поддерживают мальчика. К финалу герои ожидаемо обретают бОльшую самостоятельность в действиях и мыслях и все больше пытаются разобраться в своих чувствах и себе. Единственное, о чем можно посожалеть: некоторые нюансы на большой сцене тушевались, поскольку спектакль рассчитан на пространство значительно меньших размеров. Но зато это отличный повод приехать в Петербург и посмотреть спектакль уже в аутентичном пространстве.
В оффлайне фестиваль открылся уже днем – спектаклем «Вафельное сердце» в постановке Анны Викторовой (Театр «Кукфо», Санкт-Петербург). Сюжет известен всем, кто сколько-нибудь интересуется современной детской литературой.
Режиссер Анна Викторовой придумала спектакль, в котором совместила два плана – актерский и кукольный. История, которую легко и непринужденно разыгрывают Юлия Иванова и Илья Рябов, начинается в первый летний день: Лена и Трилле отправляются на поиски приключений, которые, разумеется, не замедлят случиться. «Сердце» - это, конечно, большая актерская удача: вот только что Юлия Иванова играла Лену, а вот уже она – мама героини, причем без видимых усилий; вот только что Илья Рябов был задумчивым Трилле, а вот он же играет его папу – мгновенно меняя рисунок роли. Причем актеры не пытаются подражать детям ни голосом, ни пластикой, перемены происходят на микроуровне, но настолько убедительно, что ни секунды не сомневаешься кто перед тобой именно сейчас. В спектакле масса как современных, так и узнаваемых деталей: словечки, которыми перекидываются герои друг с другом и с окружающими, игры, в которые они играют, разговоры про колготки и про то, как же увлекательно лизать качели на морозе. И публика, причем не только детская, благодарно отзывается. Работа с куклами построена виртуозно и на грани магии: мы видим, как кукла Лена ползет по канату, у нее срывается одна рука, потом вторая и она падает вниз. Мы видим, как вяжет Баба-Тётя и как она готовит те самые вафли. В час с небольшим вмещается масса событий, среди которых есть фатальное – смерть обожаемой Бабы-Тёти. Сообщение об этом горе проходит без криков, рыданий, истерик, реплики звучат спокойно и тихо, как будто речь идет о чем-то рядовом. Однако тут-то и становится понятно, как воспринимают уход взрослые и дети: для первых это естественный ход жизни, неизбежный и неотвратимый, для детей, впервые сталкивающихся с утратой, – катастрофа. И Трилле переживает ее тяжелее подружки, у него начинается депрессия, о чем он сообщает залу. Поразительной оказывается не даже способность ребенка четко вербализировать свои эмоции, а реакция близких – и дедушка, и Лена, и мама всячески поддерживают мальчика. К финалу герои ожидаемо обретают бОльшую самостоятельность в действиях и мыслях и все больше пытаются разобраться в своих чувствах и себе. Единственное, о чем можно посожалеть: некоторые нюансы на большой сцене тушевались, поскольку спектакль рассчитан на пространство значительно меньших размеров. Но зато это отличный повод приехать в Петербург и посмотреть спектакль уже в аутентичном пространстве.
Спектакль «Медея» / фото Михаила Мордасова
«Медея» (Новгородский театр для детей и молодежи «Малый»)
Вечером того же дня состоялся показ недавней премьеры театра «Малый» «Медея» (режиссер Надежда Алексеева). В постановке соединены тексты двух пьес – древнегреческой трагедии Еврипида и драмы Жана Ануя, написанной сразу после Второй Мировой войны. В прологе мы видим взрослую Медею (Любовь Злобина), которая произносит поразительный по своей актуальности монолог об участи женщины в мужском мире, о том, что она предпочла бы сражаться, чем рожать. А затем на сцене появляются молодые Медея (Марина Вихрова) и Ясон (Алексей Коршунов). Одетые в полупоходную одежду, снаряженные легкими рюкзаками, где все только самое необходимое, оба похожи на вечных странников или беженцев, которые все никак не могут найти место, где смогут наконец закрепиться и зажить размеренной жизнью. Все многочисленные приключения позади, но позади и счастье, и радость совместного пребывания: Ясон собрался покинуть Медею навсегда, уйдя к новой возлюбленной в Коринф, куда ей хода нет. Героиня не желает мириться с обстоятельствами и начинается жестокая, изматывающая дуэль: герой не желает оставаться с той, что ради него пожертвовала семьей, совершала преступления, врачевала, любила, а она пытается то уговорами и ласками, то угрозами, то мольбами удержать его. Художник Ольга Немолочнова поместила почти бывших любовников (у Медеи еще теплится надежда, в то время как Ясон все уже решил) в пространство, лишенное жизни: от Коринфа героев отделяет высокий металлический забор он же граница между мирами, между настоящим и будущим, а по краям сцены расставлены кадки растениями из проволоки. Здесь нет и не может быть места любым теплым чувствам, зато есть место ярости, ненависти и запредельной мести. И то, к чему пришли Медея и Ясон, какими стали, тоже доведется увидеть: Олег Зверев и Любовь Злобина замечательно играют постаревших, невыносимо уставших друг от друга людей, спаянных не любовью, но ненавистью, которая прочнее любых других чувств. Финальный фейерверк, возникающий на экранах, и грохочущий в колонках, больше похож на канонаду наконец завершающегося и потерявшего смысл сражения. Герои, охваченные такими сильными чувствами, не заметили, как они разрушили не только их самих, но и уничтожили самое дорогое – детей.
Вечером того же дня состоялся показ недавней премьеры театра «Малый» «Медея» (режиссер Надежда Алексеева). В постановке соединены тексты двух пьес – древнегреческой трагедии Еврипида и драмы Жана Ануя, написанной сразу после Второй Мировой войны. В прологе мы видим взрослую Медею (Любовь Злобина), которая произносит поразительный по своей актуальности монолог об участи женщины в мужском мире, о том, что она предпочла бы сражаться, чем рожать. А затем на сцене появляются молодые Медея (Марина Вихрова) и Ясон (Алексей Коршунов). Одетые в полупоходную одежду, снаряженные легкими рюкзаками, где все только самое необходимое, оба похожи на вечных странников или беженцев, которые все никак не могут найти место, где смогут наконец закрепиться и зажить размеренной жизнью. Все многочисленные приключения позади, но позади и счастье, и радость совместного пребывания: Ясон собрался покинуть Медею навсегда, уйдя к новой возлюбленной в Коринф, куда ей хода нет. Героиня не желает мириться с обстоятельствами и начинается жестокая, изматывающая дуэль: герой не желает оставаться с той, что ради него пожертвовала семьей, совершала преступления, врачевала, любила, а она пытается то уговорами и ласками, то угрозами, то мольбами удержать его. Художник Ольга Немолочнова поместила почти бывших любовников (у Медеи еще теплится надежда, в то время как Ясон все уже решил) в пространство, лишенное жизни: от Коринфа героев отделяет высокий металлический забор он же граница между мирами, между настоящим и будущим, а по краям сцены расставлены кадки растениями из проволоки. Здесь нет и не может быть места любым теплым чувствам, зато есть место ярости, ненависти и запредельной мести. И то, к чему пришли Медея и Ясон, какими стали, тоже доведется увидеть: Олег Зверев и Любовь Злобина замечательно играют постаревших, невыносимо уставших друг от друга людей, спаянных не любовью, но ненавистью, которая прочнее любых других чувств. Финальный фейерверк, возникающий на экранах, и грохочущий в колонках, больше похож на канонаду наконец завершающегося и потерявшего смысл сражения. Герои, охваченные такими сильными чувствами, не заметили, как они разрушили не только их самих, но и уничтожили самое дорогое – детей.
Спектакль «Маршак-Маршак» / фото Марина Воробьева
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Во второй день фестиваля мы смотрели спектакли «Маршак-Маршак» Марии Романовой (Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург) и «Холстомер» Руслана Кудашова (Брестский театр кукол).
«Маршак-Маршак» (Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург)
Мария Романова взяла для своей постановки, пожалуй, самые известные стихи Самуила Маршака: «Вот какой рассеянный», «Усатый-полосатый», «Пудель», «Багаж», «Сказка о глупом мышонке». А художник Мария Брянцева создала вселенную детского поэта из узнаваемых предметов (иногда гипертрофированных размеров): карандаши, коробки и коробочки, модели характерных петербургских зданий, машинки, паровозики, кубики. Проводником по ней становится актерское трио (Маргарита Иванова, Анна Гольдфельд, Дмитрий Хасанов). Одетые в уютные домашние костюмы, веселые и открытые, они немедленно располагают к себе и к доверительному разговору, а дальше начинает звучать поэзия, знакомая нескольким поколениям советских детей. Взрослые с видимым удовольствием проговаривают стихи следом за актерами, дети больше следят за трюками и фокусами, которыми насыщен спектакль. Авторы используют выразительные средства театра кукол, театра теней, театра предметов и даже цирка. Фигура поэта создается из всего, что находится под рукой, на глазах изумляющейся юной публики, чтобы соединить сюжеты. История про котенка разыгрывается в пределах одной коробки. История про даму, везущую багаж и маленькую собачонку, становится демонстрацией возможностей как актерских, так и театра предмета. Однако незадача в том, что в цельное, единое произведение эти части так и не собираются. Вынь из спектакля любой из эпизодов, вряд ли что поменяется. Каждая история оказывается сколь самодостаточна, столь и герметична. Что, безусловно, не умаляет других достоинств постановки: азартной актерской игры, сопровождающейся внешними преображениями, от которых юная публика приходит в восторг, умения держать внимание зрителей, пластичность (Дмитрий Хасанов танцует брейк) и музыкальность (играют на аккордеоне и гитаре) исполнителей, интерактивность действия и симпатичная сценография, словно сошедшая со страниц маршаковских книг. Самое же большое недоумение вызвала версия «Сказки о глупом мышонке», рассказанная как раз приемами театра теней. В первоисточнике заглавного героя съедает кошка, но авторы спектакля, вероятно, решили, что четырех-пятилеткам про смерть знать рановато, и придумали благополучный финал. Столь неожиданное решение смазывает общее впечатление, но лишь у взрослых. Детей красочная эстетика «Маршака» завораживает и увлекает настолько, что по окончании несколько юных зрителей порывались исследовать реквизит и декорации – ведь всегда интересно узнать как и из чего сделано волшебство.
Во второй день фестиваля мы смотрели спектакли «Маршак-Маршак» Марии Романовой (Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург) и «Холстомер» Руслана Кудашова (Брестский театр кукол).
«Маршак-Маршак» (Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург)
Мария Романова взяла для своей постановки, пожалуй, самые известные стихи Самуила Маршака: «Вот какой рассеянный», «Усатый-полосатый», «Пудель», «Багаж», «Сказка о глупом мышонке». А художник Мария Брянцева создала вселенную детского поэта из узнаваемых предметов (иногда гипертрофированных размеров): карандаши, коробки и коробочки, модели характерных петербургских зданий, машинки, паровозики, кубики. Проводником по ней становится актерское трио (Маргарита Иванова, Анна Гольдфельд, Дмитрий Хасанов). Одетые в уютные домашние костюмы, веселые и открытые, они немедленно располагают к себе и к доверительному разговору, а дальше начинает звучать поэзия, знакомая нескольким поколениям советских детей. Взрослые с видимым удовольствием проговаривают стихи следом за актерами, дети больше следят за трюками и фокусами, которыми насыщен спектакль. Авторы используют выразительные средства театра кукол, театра теней, театра предметов и даже цирка. Фигура поэта создается из всего, что находится под рукой, на глазах изумляющейся юной публики, чтобы соединить сюжеты. История про котенка разыгрывается в пределах одной коробки. История про даму, везущую багаж и маленькую собачонку, становится демонстрацией возможностей как актерских, так и театра предмета. Однако незадача в том, что в цельное, единое произведение эти части так и не собираются. Вынь из спектакля любой из эпизодов, вряд ли что поменяется. Каждая история оказывается сколь самодостаточна, столь и герметична. Что, безусловно, не умаляет других достоинств постановки: азартной актерской игры, сопровождающейся внешними преображениями, от которых юная публика приходит в восторг, умения держать внимание зрителей, пластичность (Дмитрий Хасанов танцует брейк) и музыкальность (играют на аккордеоне и гитаре) исполнителей, интерактивность действия и симпатичная сценография, словно сошедшая со страниц маршаковских книг. Самое же большое недоумение вызвала версия «Сказки о глупом мышонке», рассказанная как раз приемами театра теней. В первоисточнике заглавного героя съедает кошка, но авторы спектакля, вероятно, решили, что четырех-пятилеткам про смерть знать рановато, и придумали благополучный финал. Столь неожиданное решение смазывает общее впечатление, но лишь у взрослых. Детей красочная эстетика «Маршака» завораживает и увлекает настолько, что по окончании несколько юных зрителей порывались исследовать реквизит и декорации – ведь всегда интересно узнать как и из чего сделано волшебство.
Спектакль «Холостомер» / фото Михаила Мордасова
«Холстомер» (Бресткий театр кукол)
В «Холстомере», поставленном в Брестском театре кукол в 2005 году, Руслан Кудашов разворачивает историю крестного пути, который проходит заглавный герой. Сценический рассказ ведется от лица заглавного героя – мерина Холстомера, переходящего от одного владельца к другому. Кудашов использует такое число приемов и техник, словно ему дана задача показать возможности нескольких видов театра, но прежде всего театра кукол, и собственные режиссерские. Здесь используются планшетные куклы, марионетки, шахматные фигуры, карусельные лошадки, предметы лошадиного «быта» – герои из мира животных явлены в разных масштабах и фактурах и чрезвычайно индивидуальны. А стойло не раз сменит свою функцию и побывает ипподромом, упряжкой, трактиром, чтобы в финале стать смертным одром. Люди же здесь снивелированы и представлены конкретными предметами-знаками: например, конюший – это тулуп с высоким воротником, за которым нет ничего кроме пустоты, Серпуховский – гусарский ментик, барышник – кнут и так далее. По мере развития сценический текст становится все насыщеннее, плотнее и все интенсивнее воздействует на зрителя: приемы театра теней и театра кукол соединяются с изобретательной световой партитурой, подкрепляясь партитурой музыкально-шумовой. Действие движется вперед без пауз и передышек, напряжение нарастает от сцене к сцене и к финалу не остается уже никаких сомнений, что произойдет с героем, претерпевшим такое количество испытаний и мук. Люди же, повелевающие этим миром, уверенные, что все существующее в нем принадлежит и должно быть послушно только им, оказываются менее человечны, чем животные. И спустя почти 20 лет после премьеры этого спектакля выводы все так же неутешительны.
В «Холстомере», поставленном в Брестском театре кукол в 2005 году, Руслан Кудашов разворачивает историю крестного пути, который проходит заглавный герой. Сценический рассказ ведется от лица заглавного героя – мерина Холстомера, переходящего от одного владельца к другому. Кудашов использует такое число приемов и техник, словно ему дана задача показать возможности нескольких видов театра, но прежде всего театра кукол, и собственные режиссерские. Здесь используются планшетные куклы, марионетки, шахматные фигуры, карусельные лошадки, предметы лошадиного «быта» – герои из мира животных явлены в разных масштабах и фактурах и чрезвычайно индивидуальны. А стойло не раз сменит свою функцию и побывает ипподромом, упряжкой, трактиром, чтобы в финале стать смертным одром. Люди же здесь снивелированы и представлены конкретными предметами-знаками: например, конюший – это тулуп с высоким воротником, за которым нет ничего кроме пустоты, Серпуховский – гусарский ментик, барышник – кнут и так далее. По мере развития сценический текст становится все насыщеннее, плотнее и все интенсивнее воздействует на зрителя: приемы театра теней и театра кукол соединяются с изобретательной световой партитурой, подкрепляясь партитурой музыкально-шумовой. Действие движется вперед без пауз и передышек, напряжение нарастает от сцене к сцене и к финалу не остается уже никаких сомнений, что произойдет с героем, претерпевшим такое количество испытаний и мук. Люди же, повелевающие этим миром, уверенные, что все существующее в нем принадлежит и должно быть послушно только им, оказываются менее человечны, чем животные. И спустя почти 20 лет после премьеры этого спектакля выводы все так же неутешительны.
Спектакль «Мойры Петроградского района» / фото Марина Воробьева
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Главным героем третьего и четвертого дней фестивальных показов «Царь-Сказки» стал театр кукол, во всем возможном многообразии
«Мойры Петроградского района» (Московский областной театр кукол, Обнинск)
Героини спектакля Александры Ловянниковой, как следует из названия, те самые богини, что прядут нити жизней, определяют человеческие судьбы и, когда приходит срок, – нити перерезают. Живут они в старом доме на Каменном острове обычной жизнью обычных петербуржцев, но, чтобы сестры не заскучали, драматург Константин Федоров сделал внушительных размеров белку их домашним животным. Так этот квартет и жил бы да поживал, если бы однажды Атропа не потеряла свои ножницы. Это происшествие запускает цепь событий, которые приводят к настоящей путанице и с некоторыми людьми происходит то, что вряд ли бы случилось при других обстоятельствах.
Роли судьбоносных сестер и не ведающих о них петербуржцах исполняют перчаточные куклы, которые перемещаются по «сцене» на ногах-пальцах. У каждой свой цвет и материал: лысый парикмахер – это черная кожаная перчатка, не слишком везучий бизнесмен Вадим – перчатка из охристой замши, детдомовский любознательный мальчик Вова и строгий пенсионер Сергей Аркадьевич – серого оттенка, легкомысленная Лера – белая и тонкокожая. А еще есть собака-варежка – пушистая и ласковая. Мойры тоже шерстяные, но из более суровой пряжи. Индивидуальность персонажей проявляется интонационно: актеры Анастасия Игнатенко, Марина Романова, Наталья Третьяк, Николай Воронов наделяют каждого определенной манерой речи. Петербург здесь выглядит таким, каким его представляют во внешнем мире – без конца идет снег, дует сильный пронизывающий ветер, потрепанные дома жмутся друг к другу.
Мойры в этом спектакле не бесстрастные вершительницы фатума, они похожи на тех, кто по сути находится в их власти – так же неловки, растеряны, ругаются друг с другом и клянут свои жизнь и судьбу, мечтая об отдыхе.
История каждого героя – фрагмент чего-то большего. Режиссер вместе с актерами собирают их в единый паззл, создавая собственную, пусть и маленькую вселенную, в которой хочется оказаться, даже несмотря на непогоду, бушующую там.
Главным героем третьего и четвертого дней фестивальных показов «Царь-Сказки» стал театр кукол, во всем возможном многообразии
«Мойры Петроградского района» (Московский областной театр кукол, Обнинск)
Героини спектакля Александры Ловянниковой, как следует из названия, те самые богини, что прядут нити жизней, определяют человеческие судьбы и, когда приходит срок, – нити перерезают. Живут они в старом доме на Каменном острове обычной жизнью обычных петербуржцев, но, чтобы сестры не заскучали, драматург Константин Федоров сделал внушительных размеров белку их домашним животным. Так этот квартет и жил бы да поживал, если бы однажды Атропа не потеряла свои ножницы. Это происшествие запускает цепь событий, которые приводят к настоящей путанице и с некоторыми людьми происходит то, что вряд ли бы случилось при других обстоятельствах.
Роли судьбоносных сестер и не ведающих о них петербуржцах исполняют перчаточные куклы, которые перемещаются по «сцене» на ногах-пальцах. У каждой свой цвет и материал: лысый парикмахер – это черная кожаная перчатка, не слишком везучий бизнесмен Вадим – перчатка из охристой замши, детдомовский любознательный мальчик Вова и строгий пенсионер Сергей Аркадьевич – серого оттенка, легкомысленная Лера – белая и тонкокожая. А еще есть собака-варежка – пушистая и ласковая. Мойры тоже шерстяные, но из более суровой пряжи. Индивидуальность персонажей проявляется интонационно: актеры Анастасия Игнатенко, Марина Романова, Наталья Третьяк, Николай Воронов наделяют каждого определенной манерой речи. Петербург здесь выглядит таким, каким его представляют во внешнем мире – без конца идет снег, дует сильный пронизывающий ветер, потрепанные дома жмутся друг к другу.
Мойры в этом спектакле не бесстрастные вершительницы фатума, они похожи на тех, кто по сути находится в их власти – так же неловки, растеряны, ругаются друг с другом и клянут свои жизнь и судьбу, мечтая об отдыхе.
История каждого героя – фрагмент чего-то большего. Режиссер вместе с актерами собирают их в единый паззл, создавая собственную, пусть и маленькую вселенную, в которой хочется оказаться, даже несмотря на непогоду, бушующую там.
Спектакль «Сад» /
«Сад» Александра Янушкевича (Театр кукол Республики Карелия, Петрозаводск)
Вечер третьего фестивального дня завершился спектаклем «Сад» Александра Янушкевича (Театр кукол Республики Карелия, Петрозаводск). И эта постановка, совершенно точно, стала самой неожиданной по своему художественному решению.
В основе, конечно же, чеховский «Вишневый сад», но вишневых деревьев нет и в помине, остался лишь внушительный участок земли, который можно приспособить не только для созидательной деятельности, а для погребения умерших, охотно готовых восстать из удобных могил. Они и восстают! Герои спектакля – не люди, а ожившие мертвецы. Первое же появление Раневской (отличная Любовь Бирюкова) с домашними смахивает на прибытие главной ведьмы со свитой на шабаш. Лица актеров закрыты масками, сделанными из податливого материала, тела «запаяны» в своего рода комбинезоны, до поры до времени скрывающихся под костюмами, изломанная пластика и преувеличенность интонаций только усиливают общее впечатление. Сада – нет. Как нет по сути и дома, куда так жаждала вернуться помещица. Вместо него – очертания, подсвечиваемые софитами то красным, то фиолетовым, то еще каким-нибудь разъедающим глаза светом. Все уже давно распалось, истлело, утратило любые признаки жизни.
Мужские образы здесь придуманы и сыграны с изрядной долей иронии и самоиронии, но настоящим открытием «Сада» становятся образы женские. Раневская и Дуняша (Екатерина Швецова) – хищницы пока еще разного калибра, но вторая только начинает карьеру. Варя (Марина Збуржинская) – лицемерная святоша, Аня (Ирина Будникова) чуть что кидается в слезы, Шарлотта (Татьяна Мацкевич) примеряет то одну маску, то другую, то третью, ловко ими «жонглируя». И, наконец, феерические выходы ярославской бабули-миллионерши (Светлана Романова), придуманной неуемной фантазией режиссера Янушкевича, оказываются очень к месту. В кульминационные моменты эта героиня, облаченная в костюм в стиле «а ля рюс» (привет ансамблю «Березка») молча скользит из одной кулисы в другую, вызывая веселый смех в зале. И для каждого персонажа, даже эпизодического, были придуманы индивидуальный пластический рисунок (хореограф Александр Козин) и звуковая партитура: на сцене звучат тихая, незвонкая или громкая речь, взвизгивания и вскрики, шелестящие или резкие голоса складываясь в прихотливый музыкальный узор. Единственная претензия, которая возникает после мощного кульминационного монолога Лопахина (Дмитрий Будников) - спектакль продолжается еще минут 30, хотя точка тут так и просится. Да, кстати, кукол тут нет. Ни одной.
Вечер третьего фестивального дня завершился спектаклем «Сад» Александра Янушкевича (Театр кукол Республики Карелия, Петрозаводск). И эта постановка, совершенно точно, стала самой неожиданной по своему художественному решению.
В основе, конечно же, чеховский «Вишневый сад», но вишневых деревьев нет и в помине, остался лишь внушительный участок земли, который можно приспособить не только для созидательной деятельности, а для погребения умерших, охотно готовых восстать из удобных могил. Они и восстают! Герои спектакля – не люди, а ожившие мертвецы. Первое же появление Раневской (отличная Любовь Бирюкова) с домашними смахивает на прибытие главной ведьмы со свитой на шабаш. Лица актеров закрыты масками, сделанными из податливого материала, тела «запаяны» в своего рода комбинезоны, до поры до времени скрывающихся под костюмами, изломанная пластика и преувеличенность интонаций только усиливают общее впечатление. Сада – нет. Как нет по сути и дома, куда так жаждала вернуться помещица. Вместо него – очертания, подсвечиваемые софитами то красным, то фиолетовым, то еще каким-нибудь разъедающим глаза светом. Все уже давно распалось, истлело, утратило любые признаки жизни.
Мужские образы здесь придуманы и сыграны с изрядной долей иронии и самоиронии, но настоящим открытием «Сада» становятся образы женские. Раневская и Дуняша (Екатерина Швецова) – хищницы пока еще разного калибра, но вторая только начинает карьеру. Варя (Марина Збуржинская) – лицемерная святоша, Аня (Ирина Будникова) чуть что кидается в слезы, Шарлотта (Татьяна Мацкевич) примеряет то одну маску, то другую, то третью, ловко ими «жонглируя». И, наконец, феерические выходы ярославской бабули-миллионерши (Светлана Романова), придуманной неуемной фантазией режиссера Янушкевича, оказываются очень к месту. В кульминационные моменты эта героиня, облаченная в костюм в стиле «а ля рюс» (привет ансамблю «Березка») молча скользит из одной кулисы в другую, вызывая веселый смех в зале. И для каждого персонажа, даже эпизодического, были придуманы индивидуальный пластический рисунок (хореограф Александр Козин) и звуковая партитура: на сцене звучат тихая, незвонкая или громкая речь, взвизгивания и вскрики, шелестящие или резкие голоса складываясь в прихотливый музыкальный узор. Единственная претензия, которая возникает после мощного кульминационного монолога Лопахина (Дмитрий Будников) - спектакль продолжается еще минут 30, хотя точка тут так и просится. Да, кстати, кукол тут нет. Ни одной.
Спектакль «Мойдодыр» / фото Михаила Мордасова
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Завершили фестиваль спектакли, поставленные по литературным хитам
«Мойдодыр» (Театр кукол Республики Карелия, Петрозаводск)
На узенькой полоске авансцены появляются трое: Профессор (Владислав Тимонин) и лаборанты (актёры Наталья Васильева и Антон Верещагин). Это умные и веселые сотрудники «Лаборатории чистоты», которые все расскажут, покажут и вопросы позадают. Например, все ли чистили зубы с утра. А руки! Руки все мыли? Позади троицы размещен прозрачный экран, на котором будут «показывать» результат научного эксперимента, и «черный кабинет», позволяющий актерам оставаться невидимыми, а куклам перемещаться как будто самим по себе.
Переключаются ученые люди между своей реальностью и экранной посредством некоего чудесного механизма, снабженного чем-то вроде руля – покрутил туда-сюда, и испытания начались. А дальше все как у Корнея Чуковского – чумазый мальчишка с трогательным выражением лица, кривоногий и хромой Мойдодыр, носящиеся туда-сюда рубашки, брюки, тарелки, чашки (художник — Александра Ковальская). Временами происходящее, придуманное режиссером Людмилой Федоровой, напоминает хоррор, но юных зрителей, рассказывающих друг другу истории про черную-черную комнату, гроб на колесиках и т.п. этим, конечно, не напугать. Зато причин для ощущения чуда тут предостаточно: то булочки демонстрируют оперный вокал, то половник подхватывает колбасу и с ней улепетывает от героя, то Мойдодыр принимается распевать куплеты. А все вместе это похоже на яркий, живой и неназидательный мультфильм, после которого еще долго пребываешь в приподнятом настроении.
Завершили фестиваль спектакли, поставленные по литературным хитам
«Мойдодыр» (Театр кукол Республики Карелия, Петрозаводск)
На узенькой полоске авансцены появляются трое: Профессор (Владислав Тимонин) и лаборанты (актёры Наталья Васильева и Антон Верещагин). Это умные и веселые сотрудники «Лаборатории чистоты», которые все расскажут, покажут и вопросы позадают. Например, все ли чистили зубы с утра. А руки! Руки все мыли? Позади троицы размещен прозрачный экран, на котором будут «показывать» результат научного эксперимента, и «черный кабинет», позволяющий актерам оставаться невидимыми, а куклам перемещаться как будто самим по себе.
Переключаются ученые люди между своей реальностью и экранной посредством некоего чудесного механизма, снабженного чем-то вроде руля – покрутил туда-сюда, и испытания начались. А дальше все как у Корнея Чуковского – чумазый мальчишка с трогательным выражением лица, кривоногий и хромой Мойдодыр, носящиеся туда-сюда рубашки, брюки, тарелки, чашки (художник — Александра Ковальская). Временами происходящее, придуманное режиссером Людмилой Федоровой, напоминает хоррор, но юных зрителей, рассказывающих друг другу истории про черную-черную комнату, гроб на колесиках и т.п. этим, конечно, не напугать. Зато причин для ощущения чуда тут предостаточно: то булочки демонстрируют оперный вокал, то половник подхватывает колбасу и с ней улепетывает от героя, то Мойдодыр принимается распевать куплеты. А все вместе это похоже на яркий, живой и неназидательный мультфильм, после которого еще долго пребываешь в приподнятом настроении.
Спектакль «Ромео и Джульетта» / фото Михаила Мордасова
«Ромео и Джульетта» (театр «Открытое пространство», Санкт-Петербург)
Такой спектакль, наверное, должен был бы появиться раньше, но вышел именно сейчас. Идея рассказать историю шекспировских героев, по сути, языком комикса пришла режиссеру Рузанне Мовсесян, а продюсер и актриса Алла Данишевская ее поддержала.
Сюжет трагедии вроде бы известен и давно уж набил оскомину, но знакомство с ним происходит в подростковом либо в более старшем возрасте. Театр «Открытое пространство» решил посмотреть на Ромео и Джульетту глазами 8-10-летних детей. Художник Мария Утробина придумала ростовых кукол, вырезанных из картона или фанеры, на обеих сторонах которых нанесены рисунки, сделанные будто бы детской рукой. В зависимости от сцены кукол поворачивают то одной, то другой стороной, но на удивление неизменность «лиц» ничуть не мешает ни восприятию текста, ни актерской игре. В спектакле постоянно идет игра масштабов: вот Джульетта (Мария Сафонова) – это большая картонная фигура, а вот маленькая изящная куколка, а вот они вместе с Ромео «парят» над городом и миром как персонажи картин Шагала.
Спектакль начинается с появления черных птиц, издающих жуткие звуки. И дальше они появятся еще не раз, снова и снова желая собрать свою жатву, люди же им не препятствуют, а только помогают своими ссорами, распрями, болезнями.
Режиссер Рузанна Мовсесян рассказывает историю очень понятными приемами и средствами, которые могут показаться даже слишком простыми. Однако это свойство не должно смущать, напротив, оно позволяет расслышать смыслы, которые казалось бы давно погребены под толстым культурным слоем многочисленных версий и интерпретаций.
Такой спектакль, наверное, должен был бы появиться раньше, но вышел именно сейчас. Идея рассказать историю шекспировских героев, по сути, языком комикса пришла режиссеру Рузанне Мовсесян, а продюсер и актриса Алла Данишевская ее поддержала.
Сюжет трагедии вроде бы известен и давно уж набил оскомину, но знакомство с ним происходит в подростковом либо в более старшем возрасте. Театр «Открытое пространство» решил посмотреть на Ромео и Джульетту глазами 8-10-летних детей. Художник Мария Утробина придумала ростовых кукол, вырезанных из картона или фанеры, на обеих сторонах которых нанесены рисунки, сделанные будто бы детской рукой. В зависимости от сцены кукол поворачивают то одной, то другой стороной, но на удивление неизменность «лиц» ничуть не мешает ни восприятию текста, ни актерской игре. В спектакле постоянно идет игра масштабов: вот Джульетта (Мария Сафонова) – это большая картонная фигура, а вот маленькая изящная куколка, а вот они вместе с Ромео «парят» над городом и миром как персонажи картин Шагала.
Спектакль начинается с появления черных птиц, издающих жуткие звуки. И дальше они появятся еще не раз, снова и снова желая собрать свою жатву, люди же им не препятствуют, а только помогают своими ссорами, распрями, болезнями.
Режиссер Рузанна Мовсесян рассказывает историю очень понятными приемами и средствами, которые могут показаться даже слишком простыми. Однако это свойство не должно смущать, напротив, оно позволяет расслышать смыслы, которые казалось бы давно погребены под толстым культурным слоем многочисленных версий и интерпретаций.