7 декабря исполняется 75 лет Борису Голдовскому, доктору искусствоведения, который руководит театром, не разделяя две эти ипостаси. «Недоросль» поздравляет Бориса Павловича с юбилеем и публикует его разговор с Алексеем Гончаренко не о прошлом и итогах, а о готовящихся масштабных проектах.
Недоросль: Борис Павлович, я знаю, что вы написали новую книгу, посвященную всемирному театру кукол.
Голдовский: Моя самая первая энциклопедия «Куклы» вышла в 2004 году. Мир кукол - это планета с материками. Есть материк театральных кукол, есть не меньший – кукол культовых, обрядовых. Есть куклы-игрушки. Это тоже очень большой мир. Потом вышла энциклопедия «Художественные куклы». Это книга о мире авторских кукол, который возник в середине 19 века, а сейчас бурно развился во всех странах. Получилась очень красиво иллюстрированная книга. С годами я понял, что обе эти энциклопедии недостаточны. Посмотрел свои записи, и увидел, что там материал еще на четыре тома, и что это дело бесконечное и безнадежное. Мир кукол параллелен с миром человека, и выпустить энциклопедию человечества почти невозможно. С куклами то же самое. Но мне интересно заниматься тем, что сделать невозможно. Человек я не азартный, не болею ни за одну футбольную команду, тотализатор совершенно не интересует. Азарт возникает только, когда надо сделать что-то невозможное. Например, написать «Всемирную историю театра кукол». Не в 100-200 страниц обозрения истории театра, а рассказать, как в каждой отдельной стране возникал и каким образом развивался театр кукол. Но стран очень много, и это сначала отпугивало. Каждая страна – книга. Но затем все сложилось. Понимаете, когда ты куда-то перемещаешься в пространстве, то почти всегда возникаешь и в другом времени. В одном городе ты можешь вдруг оказаться в 2019 году, или даже в 1990-х, или еще раньше. Путешествуя по Африке, я понял, что переместился во времени очень далеко, оказался почти на заре человеческой цивилизации и, если писать книгу по истории театра кукол, надо начинать с Африки.
Недоросль: По алфавиту?
Голдовский: Нет, потому что там до сих пор существуют куклы, какие были тысячи лет назад. Если бы это все существовало в Северной Америки, я бы начал с нее. Я взял каждую страну в отдельности, потому что у каждой своя специфика. Стран в Африке много, а еще больше племен, к моему несчастью. После этого плавно переместился в Латинскую Америку, потому что это следующий шаг в развитии этого вида искусства, - индейская история играющих кукол. Так я увидел, что все системы театральных кукол, которые мы знаем, включая куклы на поясе, ростовые, марионетки, перчаточные, были знакомы и самым нецивилизованным африканским племенам и 200, и 800 лет назад (Хотя «нецивилизованным» – условно, так как у них своя цивилизация). Причем, с такими ухищрениями, которых мы и представить не можем. Получилась книжка около 2000 страниц, в общем-то немного. Когда я отдал ее в издательство, подумал, что надо мной посмеются и вернут, рукопись была заказана объемом в 3 раза меньше. Но, к моему огромному удивлению, вопрос был только один: «Борис Павлович, а можно мы издадим это в двух томах?» Я, конечно, согласился. Двухтомник будет иллюстрирован хорошо, в этом мне помогла Нина Монова, которой в книге принадлежит и текст «Испания». Эту страну она знает лучше меня.
Недоросль: Борис Павлович, я знаю, что вы написали новую книгу, посвященную всемирному театру кукол.
Голдовский: Моя самая первая энциклопедия «Куклы» вышла в 2004 году. Мир кукол - это планета с материками. Есть материк театральных кукол, есть не меньший – кукол культовых, обрядовых. Есть куклы-игрушки. Это тоже очень большой мир. Потом вышла энциклопедия «Художественные куклы». Это книга о мире авторских кукол, который возник в середине 19 века, а сейчас бурно развился во всех странах. Получилась очень красиво иллюстрированная книга. С годами я понял, что обе эти энциклопедии недостаточны. Посмотрел свои записи, и увидел, что там материал еще на четыре тома, и что это дело бесконечное и безнадежное. Мир кукол параллелен с миром человека, и выпустить энциклопедию человечества почти невозможно. С куклами то же самое. Но мне интересно заниматься тем, что сделать невозможно. Человек я не азартный, не болею ни за одну футбольную команду, тотализатор совершенно не интересует. Азарт возникает только, когда надо сделать что-то невозможное. Например, написать «Всемирную историю театра кукол». Не в 100-200 страниц обозрения истории театра, а рассказать, как в каждой отдельной стране возникал и каким образом развивался театр кукол. Но стран очень много, и это сначала отпугивало. Каждая страна – книга. Но затем все сложилось. Понимаете, когда ты куда-то перемещаешься в пространстве, то почти всегда возникаешь и в другом времени. В одном городе ты можешь вдруг оказаться в 2019 году, или даже в 1990-х, или еще раньше. Путешествуя по Африке, я понял, что переместился во времени очень далеко, оказался почти на заре человеческой цивилизации и, если писать книгу по истории театра кукол, надо начинать с Африки.
Недоросль: По алфавиту?
Голдовский: Нет, потому что там до сих пор существуют куклы, какие были тысячи лет назад. Если бы это все существовало в Северной Америки, я бы начал с нее. Я взял каждую страну в отдельности, потому что у каждой своя специфика. Стран в Африке много, а еще больше племен, к моему несчастью. После этого плавно переместился в Латинскую Америку, потому что это следующий шаг в развитии этого вида искусства, - индейская история играющих кукол. Так я увидел, что все системы театральных кукол, которые мы знаем, включая куклы на поясе, ростовые, марионетки, перчаточные, были знакомы и самым нецивилизованным африканским племенам и 200, и 800 лет назад (Хотя «нецивилизованным» – условно, так как у них своя цивилизация). Причем, с такими ухищрениями, которых мы и представить не можем. Получилась книжка около 2000 страниц, в общем-то немного. Когда я отдал ее в издательство, подумал, что надо мной посмеются и вернут, рукопись была заказана объемом в 3 раза меньше. Но, к моему огромному удивлению, вопрос был только один: «Борис Павлович, а можно мы издадим это в двух томах?» Я, конечно, согласился. Двухтомник будет иллюстрирован хорошо, в этом мне помогла Нина Монова, которой в книге принадлежит и текст «Испания». Эту страну она знает лучше меня.
Недоросль: Чем ценна форма энциклопедии?
Голдовский: Моя «Всемирная энциклопедия театра кукол» – совсем не энциклопедия. Здесь беру сначала континент: общая статья. Потом текст о каждой конкретной стране на материке. Когда в статье возникает то или иное значимое на мой взгляд имя, и я понимаю, что это один из тех людей, которые здесь создавали театр кукол, его выделяю отдельным шрифтом и после основной статьи о стране помещаю отдельную статью о персоне. Не в алфавитном порядке. Россию же я решил рассмотреть, как отдельный континент. С театром русским, татарским, якутским, чувашским и т.д. Я закончил книгу месяца два назад, и теперь у меня только два ощущения, которые всегда возникают, когда заканчиваешь большую работу: ненависть к буквам и пустота.
Недоросль: Смириться с этими ощущениями помогает другой масштабный проект? Я имею ввиду ваше сотрудничество с Бахрушинским музеем.
Голдовский: Года три назад меня попросили сделать концепцию музея театра для детей и юношества и театра кукол. Надо учесть, что Бахрушинский музей разрастается до огромного квартала, в котором один из особняков на улице Бахрушина целиком отдается под этот музей. Я с удовольствием взялся за работу, было интересно, потому что задача опять-таки невозможная по-существу. Тема театра кукол в России более или менее исследована, а вот история и теория театра для детей и юношества написана фрагментарно. Есть отдельные исследования о театрах и знаковых фигурах: Наталии Сац, Брянцеве, Корогодском, а в целом о процессе – нет. Тем более, что задача была – сделать концепцию музея, куда будут приходить дети. Как это сделать, чтобы и детям было интересно, и музей не превратить в развлекательный центр? Первоначально я придумал соорудить в музее машину времени, своеобразный портал, который переносит посетителей в разные времена российской истории. К примеру, входит ребенок в один из залов, смотрит в уличное окошко и вдруг видит, что на улице шумят не современные автомобили, а идет ярмарка 19 века, а в другом зале за уличным окном едет конка или идут революционные матросы… Прекрасный театральный художник Маша Утробина сделала чудесный дизайн будущего музея. Он никоим образом не имеет отношения к моей концепции, но это талантливая работа, поэтому я честно сказал: все отлично, но писать меня автором этой новой концепции нельзя. Я придумал совсем другое, но останусь в команде, при необходимости помогу и проконсультирую. Дело-то хорошее. Сегодня как раз запланирована очередная встреча в Музее Бахрушина, жаль что не смогу там быть, занят перспективным репертуаром на февраль в Московского театра кукол.
Недоросль: Как у вас получается утром писать о театре кукол в Африке, дальше думать над концепцией музея, а потом приходить в МТК и работать над репертуаром на февраль? Получается, что реальная жизнь театра включается в мировой исторический контекст?
Голдовский: Можете удивиться, но одно другому помогает. Я человек театра. С тех пор, как после школы в 1966 году пришел работать в театр Моссовета, не было дня, когда я не работал внутри какого-то театра. Именно внутри (за исключения трех лет срочной службы на корабле в Кронштадте). Поэтому в научном сообществе я чувствую себя не в своей тарелке. Мне важна реальная работа в театре, его движение: актеры, труппа, постановочная часть, сцена… Я люблю все это. Актерскую профессию получил в Московском театре кукол, завлитом работал в Московском областном театре кукол, творческой работой руководил в Театре С.В. Образцова, помогал создавать театр «Волшебная лампа»… Когда-то был и художником по свету, и актером, даже несколько спектаклей поставил в Польше и Германии. В 2012 году ушел из любимого мной театра Образцова, потому что хотел, чтобы приходили ко мне, а не к начальственному креслу, которое я занимал в ГАЦТК. Ушел и написал книжку «Дети Гефеста», проследил за эволюцией механических существ, кукол-автоматов, которые существуют на сцене. А потом, уже работая в МТК, возникла идея сделать «по мотивам книги» фестиваль «Гкфест». Ведь у меня уже была вся информация, кто наиболее интересен, кому звонить, кто на фестиваль приедет. Московский театр кукол – театр замечательный, он этот фестиваль создал.
Недоросль: В книге «Дети Гефеста» вы писали, что у каждой системы кукол – свое время. Было время петрушек, марионеток, теперь – время автоматов. Прошло семь лет, мы все еще живем в этой эпохе?
Голдовский: Я думаю, пока еще только заря «времени автоматов». Потому что какие мы – такие и куклы. Они – наше отражение. Именно поэтому мы все чаще видим механических кукол, роботов на экранах, в витринах магазинов, на сценических площадках и аттракционах. Но и их время пройдет. По моим наблюдениям, периоды длятся 20-30 лет, потом меняется что-то в людях и начинаются новые «времена»...
Недоросль: В людях еще меняется отношение к текстам. Вы долгие годы были завлитом, сейчас вы постоянный эксперт лаборатории Московского областного театра кукол «Маленькая драма». Появляются новые имена, но театры предпочитают снова обращаться к пьесам Супонина, Козлова.
Голдовский: Остаются те пьесы, которые созданы людьми, владеющими словом, писателями. Пьесы, написанные режиссерами, как правило, живут только один раз – в конкретном театре. Потому что это не пьесы, а развернутые режиссерские экспликации. К тому же далеко не все писатели – драматурги. Я помню свою завлитскую работу с Феликсом Кривиным. Он гениальный писатель, но на сцену его произведения перенести трудно. Сергей Козлов другой. Он и писатель, и драматург. Из новой драматургии для кукол могу назвать «Мойры Петроградского района» Константина Федорова – качественная и драматургия, и литература. В ней сильное иносказательное начало. Как только в пьесе возникает пространство для режиссера, когда режиссеры видят в пьесе еще никем до него не прочитанные, не открытые пространства, пьеса долго живет и широко расходится по театрам.
Голдовский: Моя «Всемирная энциклопедия театра кукол» – совсем не энциклопедия. Здесь беру сначала континент: общая статья. Потом текст о каждой конкретной стране на материке. Когда в статье возникает то или иное значимое на мой взгляд имя, и я понимаю, что это один из тех людей, которые здесь создавали театр кукол, его выделяю отдельным шрифтом и после основной статьи о стране помещаю отдельную статью о персоне. Не в алфавитном порядке. Россию же я решил рассмотреть, как отдельный континент. С театром русским, татарским, якутским, чувашским и т.д. Я закончил книгу месяца два назад, и теперь у меня только два ощущения, которые всегда возникают, когда заканчиваешь большую работу: ненависть к буквам и пустота.
Недоросль: Смириться с этими ощущениями помогает другой масштабный проект? Я имею ввиду ваше сотрудничество с Бахрушинским музеем.
Голдовский: Года три назад меня попросили сделать концепцию музея театра для детей и юношества и театра кукол. Надо учесть, что Бахрушинский музей разрастается до огромного квартала, в котором один из особняков на улице Бахрушина целиком отдается под этот музей. Я с удовольствием взялся за работу, было интересно, потому что задача опять-таки невозможная по-существу. Тема театра кукол в России более или менее исследована, а вот история и теория театра для детей и юношества написана фрагментарно. Есть отдельные исследования о театрах и знаковых фигурах: Наталии Сац, Брянцеве, Корогодском, а в целом о процессе – нет. Тем более, что задача была – сделать концепцию музея, куда будут приходить дети. Как это сделать, чтобы и детям было интересно, и музей не превратить в развлекательный центр? Первоначально я придумал соорудить в музее машину времени, своеобразный портал, который переносит посетителей в разные времена российской истории. К примеру, входит ребенок в один из залов, смотрит в уличное окошко и вдруг видит, что на улице шумят не современные автомобили, а идет ярмарка 19 века, а в другом зале за уличным окном едет конка или идут революционные матросы… Прекрасный театральный художник Маша Утробина сделала чудесный дизайн будущего музея. Он никоим образом не имеет отношения к моей концепции, но это талантливая работа, поэтому я честно сказал: все отлично, но писать меня автором этой новой концепции нельзя. Я придумал совсем другое, но останусь в команде, при необходимости помогу и проконсультирую. Дело-то хорошее. Сегодня как раз запланирована очередная встреча в Музее Бахрушина, жаль что не смогу там быть, занят перспективным репертуаром на февраль в Московского театра кукол.
Недоросль: Как у вас получается утром писать о театре кукол в Африке, дальше думать над концепцией музея, а потом приходить в МТК и работать над репертуаром на февраль? Получается, что реальная жизнь театра включается в мировой исторический контекст?
Голдовский: Можете удивиться, но одно другому помогает. Я человек театра. С тех пор, как после школы в 1966 году пришел работать в театр Моссовета, не было дня, когда я не работал внутри какого-то театра. Именно внутри (за исключения трех лет срочной службы на корабле в Кронштадте). Поэтому в научном сообществе я чувствую себя не в своей тарелке. Мне важна реальная работа в театре, его движение: актеры, труппа, постановочная часть, сцена… Я люблю все это. Актерскую профессию получил в Московском театре кукол, завлитом работал в Московском областном театре кукол, творческой работой руководил в Театре С.В. Образцова, помогал создавать театр «Волшебная лампа»… Когда-то был и художником по свету, и актером, даже несколько спектаклей поставил в Польше и Германии. В 2012 году ушел из любимого мной театра Образцова, потому что хотел, чтобы приходили ко мне, а не к начальственному креслу, которое я занимал в ГАЦТК. Ушел и написал книжку «Дети Гефеста», проследил за эволюцией механических существ, кукол-автоматов, которые существуют на сцене. А потом, уже работая в МТК, возникла идея сделать «по мотивам книги» фестиваль «Гкфест». Ведь у меня уже была вся информация, кто наиболее интересен, кому звонить, кто на фестиваль приедет. Московский театр кукол – театр замечательный, он этот фестиваль создал.
Недоросль: В книге «Дети Гефеста» вы писали, что у каждой системы кукол – свое время. Было время петрушек, марионеток, теперь – время автоматов. Прошло семь лет, мы все еще живем в этой эпохе?
Голдовский: Я думаю, пока еще только заря «времени автоматов». Потому что какие мы – такие и куклы. Они – наше отражение. Именно поэтому мы все чаще видим механических кукол, роботов на экранах, в витринах магазинов, на сценических площадках и аттракционах. Но и их время пройдет. По моим наблюдениям, периоды длятся 20-30 лет, потом меняется что-то в людях и начинаются новые «времена»...
Недоросль: В людях еще меняется отношение к текстам. Вы долгие годы были завлитом, сейчас вы постоянный эксперт лаборатории Московского областного театра кукол «Маленькая драма». Появляются новые имена, но театры предпочитают снова обращаться к пьесам Супонина, Козлова.
Голдовский: Остаются те пьесы, которые созданы людьми, владеющими словом, писателями. Пьесы, написанные режиссерами, как правило, живут только один раз – в конкретном театре. Потому что это не пьесы, а развернутые режиссерские экспликации. К тому же далеко не все писатели – драматурги. Я помню свою завлитскую работу с Феликсом Кривиным. Он гениальный писатель, но на сцену его произведения перенести трудно. Сергей Козлов другой. Он и писатель, и драматург. Из новой драматургии для кукол могу назвать «Мойры Петроградского района» Константина Федорова – качественная и драматургия, и литература. В ней сильное иносказательное начало. Как только в пьесе возникает пространство для режиссера, когда режиссеры видят в пьесе еще никем до него не прочитанные, не открытые пространства, пьеса долго живет и широко расходится по театрам.
Недоросль: Получается, что новая драматургия не попадает в наше время?
Голдовский: Какая-то попадает, какая-то нет. Знаете, здесь часто тоже все дело во времени и настроениях зрителей. Например, в 1943 году в театре Образцова возник легендарный, с восторгом принятый зрителями «Король-Олень». Волшебная, яркая история Карло Гоцци в тяжелое время. 1946 год – «Необыкновенный концерт». В стране разруха, а на сцене счастье. Начало 1970-х годов – время уверенного застоя, развитой социализма, вроде все хорошо. Войны нет, колбаса 2.20, коньяк 4.12, зарплаты не большие, но достаточные, чтобы спокойно жить. И вот тут-то успех у пьес и спектаклей весьма жестких. Что же касается сегодняшнего времени, я не очень уверен, что оно благоприятно для жестких, проблемных пьес. Может быть оттого, что люди итак нагружены? Им бы улыбнуться. Им бы дать уверенность. А забота театра, почти медицинская, – гармонизировать человека. Сейчас, думаю, время «Ежика в тумане». Он погружает человека в гармоничную светлую историю. Вообще я уверен, что сейчас театру лучше всего обращаться к эмоциям человека. Потому что не каждый готов к острым, жестким пьесам и спектаклям. Я вчера посмотрел вполне успешный спектакль «Сашашишин» в театре «Современник». Хорошая компьютерная графика, замечательные куклы Виктора Платонова. Есть емкие, эмоциональные актерские работы… Но, «не моё». К стыду своему, не читал ранее этого романа, который знают все. Но уже минут через 15 первого действия, стало понятно, чем вся эта история закончится, и сопереживать ей не было сил…
Недоросль: Если мы говорим про эмоциональный театр, то как в нем существовать актерам, чтобы и не выгореть, и быть понятым. Каким образом, если мы сами действительно дисгармонизированы, настроить зал необходимым образом?
Голдовский: Это очень сложно. Но это работа актера, драматурга, режиссера, художника и композитора. Но сначала - драматурга, потому пьеса – это первый повод для спектакля, а спектакль – инструмент гармонизации человека.
Недоросль: Но с залом непосредственно встречается актер.
Голдовский: И когда получается эта встреча – счастье! Это и есть театр. Я всегда сравниваю театр с большим теннисом. Выходит, на сцену актер: первая подача в зрительный зал, и важно оттуда не пропустить ответ: роскошную эмоциональную волну (если конечно «мяч» подан правильно), со сцены – в зал - и обратно… Когда Аристотель говорил о катарсисе, я уверен, он имел в виду именно это эмоциональное взаимное очищение, потому что очищаются и зрители, и актер.
Недоросль: Вы упомянули «Сашушишина». Почему сейчас так много кукол на сцене драматического театра?
Голдовский: Это абсолютно естественная история. Почему я давно интересуюсь историей театра кукол? Зачем написал об этом три десятка книг? Зная, что было, я понимаю, что будет. Представьте себе, XVIII век, театр до Федора Волкова. Или еще раньше – спектакли для царя Алексея Михайловича, например, «О Давиде и Голиафе», – и в описях реквизита появляются: ноги, руки, голова... Потому что Голиаф – ростовая кукла, а Давид – человек. В театре Волкова возникают и маски, и драма, и балет, и опера. Потом плавно переходим в XIX век, театральные спектакли дифференцируются. Все отдельно: балет, опера, драма, театр кукол. Если драма, то слева шкаф, в центре стол, на сцене только люди-актеры. Через десятилетия возникает «четвертая стена». До 50-х годов XX века соблюдается «специфика театра кукол», в одном спектакле только перчаточные куклы или тростевые, или только марионетки без всякого «живого плана». А в 1960-е все опять синтезируется. Все это – естественное дыхание театра. Вдох, через столетие – выдох. Да, конечно, еще лет 30 - 50 будет интенсивная история перемешивания театральных видов, жанров и стилей. Ко мне время от времени приходит журналист, который возмущается, почему нынче театр кукол почти без кукол. Я говорю: «Ты можешь волноваться или не волноваться, но так и будет, а через 50-60 лет прочтут твою возмущенную статью и скажут, как он был прав. Потому время уже изменилось и интеграция вновь сменилась дифференциацией… Мне важно понять прошлое, чтобы пытаться прогнозировать будущее. В настоящее время прогнозировать и осуществлять для конкретного Московского театра кукол, в котором я работаю и который люблю. Тем более, если верить Уильяму Гибсону, - «Будущее уже наступило. Просто оно еще неравномерно распределено».
Голдовский: Какая-то попадает, какая-то нет. Знаете, здесь часто тоже все дело во времени и настроениях зрителей. Например, в 1943 году в театре Образцова возник легендарный, с восторгом принятый зрителями «Король-Олень». Волшебная, яркая история Карло Гоцци в тяжелое время. 1946 год – «Необыкновенный концерт». В стране разруха, а на сцене счастье. Начало 1970-х годов – время уверенного застоя, развитой социализма, вроде все хорошо. Войны нет, колбаса 2.20, коньяк 4.12, зарплаты не большие, но достаточные, чтобы спокойно жить. И вот тут-то успех у пьес и спектаклей весьма жестких. Что же касается сегодняшнего времени, я не очень уверен, что оно благоприятно для жестких, проблемных пьес. Может быть оттого, что люди итак нагружены? Им бы улыбнуться. Им бы дать уверенность. А забота театра, почти медицинская, – гармонизировать человека. Сейчас, думаю, время «Ежика в тумане». Он погружает человека в гармоничную светлую историю. Вообще я уверен, что сейчас театру лучше всего обращаться к эмоциям человека. Потому что не каждый готов к острым, жестким пьесам и спектаклям. Я вчера посмотрел вполне успешный спектакль «Сашашишин» в театре «Современник». Хорошая компьютерная графика, замечательные куклы Виктора Платонова. Есть емкие, эмоциональные актерские работы… Но, «не моё». К стыду своему, не читал ранее этого романа, который знают все. Но уже минут через 15 первого действия, стало понятно, чем вся эта история закончится, и сопереживать ей не было сил…
Недоросль: Если мы говорим про эмоциональный театр, то как в нем существовать актерам, чтобы и не выгореть, и быть понятым. Каким образом, если мы сами действительно дисгармонизированы, настроить зал необходимым образом?
Голдовский: Это очень сложно. Но это работа актера, драматурга, режиссера, художника и композитора. Но сначала - драматурга, потому пьеса – это первый повод для спектакля, а спектакль – инструмент гармонизации человека.
Недоросль: Но с залом непосредственно встречается актер.
Голдовский: И когда получается эта встреча – счастье! Это и есть театр. Я всегда сравниваю театр с большим теннисом. Выходит, на сцену актер: первая подача в зрительный зал, и важно оттуда не пропустить ответ: роскошную эмоциональную волну (если конечно «мяч» подан правильно), со сцены – в зал - и обратно… Когда Аристотель говорил о катарсисе, я уверен, он имел в виду именно это эмоциональное взаимное очищение, потому что очищаются и зрители, и актер.
Недоросль: Вы упомянули «Сашушишина». Почему сейчас так много кукол на сцене драматического театра?
Голдовский: Это абсолютно естественная история. Почему я давно интересуюсь историей театра кукол? Зачем написал об этом три десятка книг? Зная, что было, я понимаю, что будет. Представьте себе, XVIII век, театр до Федора Волкова. Или еще раньше – спектакли для царя Алексея Михайловича, например, «О Давиде и Голиафе», – и в описях реквизита появляются: ноги, руки, голова... Потому что Голиаф – ростовая кукла, а Давид – человек. В театре Волкова возникают и маски, и драма, и балет, и опера. Потом плавно переходим в XIX век, театральные спектакли дифференцируются. Все отдельно: балет, опера, драма, театр кукол. Если драма, то слева шкаф, в центре стол, на сцене только люди-актеры. Через десятилетия возникает «четвертая стена». До 50-х годов XX века соблюдается «специфика театра кукол», в одном спектакле только перчаточные куклы или тростевые, или только марионетки без всякого «живого плана». А в 1960-е все опять синтезируется. Все это – естественное дыхание театра. Вдох, через столетие – выдох. Да, конечно, еще лет 30 - 50 будет интенсивная история перемешивания театральных видов, жанров и стилей. Ко мне время от времени приходит журналист, который возмущается, почему нынче театр кукол почти без кукол. Я говорю: «Ты можешь волноваться или не волноваться, но так и будет, а через 50-60 лет прочтут твою возмущенную статью и скажут, как он был прав. Потому время уже изменилось и интеграция вновь сменилась дифференциацией… Мне важно понять прошлое, чтобы пытаться прогнозировать будущее. В настоящее время прогнозировать и осуществлять для конкретного Московского театра кукол, в котором я работаю и который люблю. Тем более, если верить Уильяму Гибсону, - «Будущее уже наступило. Просто оно еще неравномерно распределено».