В первом спектакле фестивальной программы «О рыбаке и рыбке» Театра кукол Республики Карелия, г. Петрозаводск (режиссер Яна Тумина, художник Кира Камалидинова) самой рыбки и нет вовсе, она заменена мерцающим источником света в толще полиэтиленовых волн. Бездетного Старика голос рыбки, которую озвучивает ребенок, заставляет трепетать. Пугает и Старуха, которая с каждым новым исполненным желанием пугающе изменяется, примеряет личины – то говорит с помощью пищика, то прячется за жутковатой тантамареской в виде огромных часов или становится частью натюрморта с фруктами-муляжами и фоном из золотой парчи, от которой делается больно глазам. В минуты томительного одиночества Старика звучит духовный стих без двух последних строк: «...только надо грешну человеку Один сажень земельки Да четыре доски» и каждый разговор Старика с рыбкой становится молитвой, сначала робкой, затем отчаянной. Спектакль наполнен почти кинематографическими сценами, которые запоминаются мгновенно, именно по ним позже можно вновь забраться на вершину театрального впечатления. «О рыбаке и рыбке» – спектакль о любви, крепкой, как морской узел. И финальная сцена со сгорбленными стариковскими спинами и созвездием корыта над ними накрепко впечатывается в память, как и та, которую зритель видел в начале спектакля – «Рыбка моя!».
Для того, чтобы рассказать о другой любви, вывернутой наизнанку, отталкивающей, режиссер Роман Бокланов (художник Светлана Струкова) в спектакле «Похороните меня за плинтусом» Большого театра кукол доверяется театру предмета и одному актеру (Максим Морозов). Так бабушка главного героя – обшарпанная матрешка, дедушка – радиоприемник, а родная мама – флакон духов с крышечкой в виде женской головы. Большая часть действия происходит за столом по центру сцены, высвеченном лампой в оранжевом абажуре. История отношений мальчика с его семьей, попытка осмыслить тот сюр и неразбериху, которая творится в его маленькой жизни, наполняется для зрителей чередой узнаваний – текстур, форм, звуков. Когда актер проводит рукой по ребристой доске для стирки, заворачивается в искуственную шубу-чебурашку или бросает тряпку в желтое эмалированное ведро, которое предательски грохочет. Мир, в котором «никто никого не любит и все со всеми живут» построен так, что почти не вызывает сочувствия, а больше растерянности за эти угловатые жизни – ребенка и трех взрослых. И когда Нина Антоновна – никакая не матрешка, а женщина – в халате, олимпийке и роговых очках, растерянная, обмякшая, в финале спектакля возникает рядом с Сашей, становится понятно, что ничего уже не поправить, и время, отведенное на то, чтобы быть семьей по-людски, а не по-людоедски, упущено безвозвратно.
Первое, на что обращаешь внимание в «Сказке о Царе Салтане» (режиссер Борис Константинов, художник Виктор Никоненко) – барабанная установка у левого портала сцены и музыканты. Удары палочек задают настроение этому спектаклю, почти рок-концерту, и во все кульминационные моменты музыка звучит призывно, почти требовательно. Подпевать строкам об острове Буяне, трех девицах и кораблике не составляет труда. Удивительным образом режиссер поддерживает героев в их озорстве и одновременно вовлекает в театральный праздник, а еще много шутит, но делает это интеллигентно, четко отмеряя дозу. Подхватывает шуточное настроение и художник, придумывая деревянную рыбу-кит, озорно подмигивающую одним глазом и белку-щелкунчика с оскалом белых зубов. Даже Царевна-лебедь в этой сказке не привычная красавица – кукла ее похожа на изогнутую белую трость с крохотными глазками, а финальное появление героини лишено всякой помпезности – актриса Екатерина Малетина встает в полный рост, и кукла оказывается элементом ее головного убора. Герои пушкинской сказки оптимистичны и добродушны, с первых минут предвкушают пир, существуют в стихии танца, может быть, поэтому деревянные куклы постоянно находятся в руках актеров, почти не замирают в статике. И так легко дается героям –Гвидону и Матушке – прощение своих обидчиц. Невозможно иначе. Даже черный коршун (тростевая кукла с широко распахнутыми крылами и загнутым клювом) будет кружить над кручеными валами волн, но не тронет Царевну.
Творческая команда в составе режиссера Петра Васильева, художника Алевтины Торик и композитора Николая Морозова за последние несколько лет выпустила множество спектаклей по всей России, и казалось бы, у челябинской «Каштанки» есть все риски стать флажком на карте, но этого не происходит. Более того – мы видим спектакль, выстроенный на полном взаимопонимании (вот уже действительно – собачье чутье!) режиссера, композитора и художника. А благодаря актерам челябинской труппы он наполняется беспримерным, живым и свободным кукловождением, за которым хочется наблюдать. Когда-то Челябинский театр кукол начался с «Каштанки», и вновь к ней возвращается. Известный материал дает силу и инерцию новым смыслам, а значит непременно рождает историю.
Все действие разворачивается вокруг дорожного циркового фургона, и первой в руки берет куклу актриса, певшая под аккордеон высоким голосом, похожим на собачье поскуливание. Вслед за Каштанкой в черном прямоугольнике один за одним возникают и другие герои рассказа. Весь юмор спектакля сосредоточен вокруг одного персонажа – Месье Жоржа. Он задает настроение и вставляет шутки и словечки, которых нет в чеховском тексте. Алевтина Торик оставляет на лице этой куклы широкую улыбку, глаза тоже улыбаются. Именно вокруг Месье Жоржа вертится жизнь этой чудаковатой, но очень счастливой семьи, состоящей из черной свинки, гуся, кота а с некоторых пор и Каштанки. Гибель Иван Иваныча повергает Месье Жоржа в бездну совсем не кукольного, почти неуместного для зрительского адреса спектакля страдания. «В наш дом пришла смерть!» – произносит герой, и кукла живого замирает над куклой умершего. Кружится и падает живое гусиное перышко. Возвращение Каштанки к своим старым хозяевам (кукла собаки перелетает к ним, точно в замедленной съемке) в этом спектакле тяжело оправдать, почти физическое усилие требуется, чтобы вспомнить про собачью верность. История рыжей собаки возвышается режиссером до христианских мотивов о сострадании, о любви, которая не мыслит зла. Все актеры в финале выходят из-за фургона и замирают в неестественности фотографического снимка. Актриса, играющая Хавронью Иванову, аккуратно прижимает к груди голову куклы.
Виктор Платонов в спектакле «Как научить дракона летать» Рязанского театра кукол (режиссер Валерий Шадский) удивляет огромным количеством придумок, как в решении сценического пространства, так и в механике планшетных кукол. Ни одна поверхность, ни одна кукла не остается в статике – качающиеся руки, вращающиеся ноги, кукла на проволочном велосипеде и на автомобиле. Все, что видит на сцене зритель, движется, функционирует: проволка с гармошкой из деревянных домиков из европейского пейзажа, резные здания банка и зоосада, который напоминает книги в технике pop-up. И дракон – большая тростевая кукла с перламутровыми крыльями и сияющей чешуей – парит над зрительным залом и тяжело выпархивает на сцену. В спектакле о дружбе маленького мальчика и добродушного дракона с повадками собаки необходимо было соблюсти баланс для того, чтобы яркая форма не поглотила содержание. Рязанский театр кукол подходит к теме первой дружбы и ответственности за близкого со всей ответственностью и серьезностью, только сцена гибели дракона от выстрела решена максимально мягко и деликатно, чтобы маленький зритель не успел испугаться и сосредоточился на финале красочной, но немного затянувшейся истории.
«Мой папа – птиц» Курганского театра кукол «Гулливер» (режиссер Дмитрий Шишанов, художник Никита Запаскин) – тот случай, когда благодатное зерно материала падает в такую перенасыщенную, удобренную почву, что едва ли не гибнет. На один час сценического действия приходится множество визуальных эффектов, куклы-маппеты соединяются с театром теней, сменяют одна другую яркие декорации. Актеры, а вслед за ними и куклы будто торопятся обжить вверенное им пространство, даже спускаются в зрительный зал. Сама суть истории, придуманной Алмондом, о чудаковатом отце и его дочери Лиззи запаздывает, не поспевает за заданным темпоритмом и причины, по которым главные герои оказываются в исходной точке сюжета, озвучиваются, но не становятся важными. Спектакль курганского театра крепок и ладен, но эмоционально почти не срабатывает. С самого начала заявляется и в шуточной форме рекламируется «Конкурс летунов» – с высокой декорации глазастый маппет Мистер Пуп размахивает динамиком, и личная история, которая лежит за всем этим, сереет и блекнет. И несмотря на то, что в финале признается право беречь свою мечту, нет ощущения, что внешний назойливый мир с его жаждой к соревнованию потерпел поражение или хоть сколько-то сдал позиции. Он все так же мельтешит и старательно отвлекает от главного. Важным представляется то, что есть моменты, когда Лиззи и отец остаются наедине друг с другом, и иллюстрируется то единственно важное, ради чего имеет право существовать вся эта чокнутая действительность: любовь к ближнему, желание непременно утешить и две-три секунды свободного падения на самодельных крыльях.
Необычным форматом увлекся Иркутский областной театр кукол «Аистенок» (режиссер Диана Денисенко) – это спектакль-прогулка или спектакль-променад «В движении стихий», задуманный во время локдауна. Постановка была адаптирована под город, и в три сессии зрители небольшими группами перемещались по территории Рязанского кремля. Вернее будет сказать слушатели, потом что именно голос в наушниках рассказывал о четырех стихиях – Земле, Воде, Ветре и Огне – и предлагал выполнять нехитрые задания, разработанные совместно с психологом. Каждую стихию озвучивал отдельный актер. Во многом впечатление от прогулки зависело от фантазии смотрящего и способности довериться и принять условия игры. Осенние пейзажи и древние постройки Кремля неожиданно стали крайне удачной локацией для такого проекта, который родился на грани театрального искусства и практик медитации.
Второй спектакль «Аистенка» продолжает ранее заложенную театром традицию постановок для детей с особенностями развития. «Бетховен. Разговорные тетради» (режиссер Наталья Пахомова, художник Роман Вильчик) – постановка для слабослышащих зрителей. Спектакль-байопик и одновременно попытка поговорить о предназначении художника, об избранности гения, где есть музыка и нет слов, а актеры (не важно, работают они с куклой или в живом плане) существуют в очень жестком, почти агрессивном пластическом рисунке. Сцены детства и юности, первых музыкальных уроков Людвига лишены нот радости, и вся жизнь главного героя скорее мучительный поиск ответов на вопросы, чем радость творчества. Триумф композитора тоже остается за кадром, наследие мировой классической музыки, которое останется потомкам, – для самого юноши неожиданные вспышки света (черный задник полностью вышит круглыми маленькими прожекторами) и мигрень, разрывающая голову. Семья Бетховена, его учителя, его окружение – это подборка злых карикатур и дружеских шаржей: мягкие поясные куклы, очень убедительные в своей некрасивости. Сам же Бетховен (Евгений Кириллов) в смокинге и взъерошенном парике, ранимый, большеглазый, резко контрастирует с миром, в котором ему суждено родиться – узнать музыку и потерять музыку. Этот намагниченный, наэлектризованный спектакль не дает ответов и не утешает, есть в нем какое-то смирение с божьим промыслом, без попытки взбунтоваться и записка, пущенная по зрительским рядам, со словами «Я буду слышать на небесах».
Для того, чтобы порассуждать о природе гениальности, к театру петрушки обращается режиссер Олег Жюгжда и театр «Карабаска» из Перми в спектакле «ШексПИР во время чумы, или Трагедия шутов». Вера Задорожняя, с которой театр работает на постоянной основе, создает изумительных перчаточных кукол с лицами, расписанными в максимальной подробности. Два Мефтистофеля, два шута (заложенная в названии игра смыслов оправдывает себя незамедлительно) повинуясь таинственному голосу свыше, дают ход всей истории. Но как верно предсказывает цитата из Гете: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Актеры Андрей Тетюрин и Наталья Красильникова в пышных викторианский костюмах, с выбеленными волосами, стильные и изящные, сменяют добрый десяток ролей. Мефистофели пытаются хоть сколько-то повлиять на происходящее в этом выдуманном мире, где автор неотделим от его героя, где солнце русской поэзии вызывает на дуэль Шекспира – и обратно. Очаровательный литературный балаган не желает никому подчиняться и живет по своим, только ему понятным законам.
В спектакле нет литературной основы, есть попурри диалогов и самые неожиданные персонажи, например, Английская королева и Арина Родионовна, которая носит за собой огромную бутыль с самогоном и читает стихи собственного сочинения, ни чуть не стесняясь воспитанника. Шекспировские персонажи появляются один за одним из матрешки, находится место даже Наташе Гончаровой и совсем уж необычным лирическому отступлению и рекламной паузе. Не обходится и без попытки взаимного (и неудачного!) отравления двух главных героев – Пушкина и Шекспира. При неизбежной сумбурности премьерных показов (рязанский зритель действительно был первым), необходимости выполнять множество технических задач этот спектакль очень узнаваемый, «карабаскинский», в первую очередь благодаря той энергии, которой заряжают друг друга актеры, работая в многолетнем тандеме. И когда невидимая зрителю партитура будет выучена совершенно, спектаклю будет сообщена задуманная легкость тонкой шутки. «ШексПИР во время чумы, или Трагедия шутов» балансирует между неуемным театром петрушки и деликатно избранным сослагательным наклонением «если бы встретились Пушкин и Шекспир», которое в финале берет-таки верх, и гении примиряются в счастливом течении вечности.
В статье затронута лишь малая часть фестивальных спектаклей, но главное ощущение от сегодняшних «Рязанских смотрин» формулируется ясно и вынесено в заглавие статьи. Точка опоры в профессии – для молодых кукольников, впервые принявших участие в фестивале, точка опоры для режиссеров, актеров и театральных критиков, которых связывает со «Смотринами» многолетняя работа, а главное – дружба и, в конце концов, точка опоры в мире, который в последние два года и вовсе встал с ног на голову. А фестиваль, едва замедлившись, выходит на новый виток и будет ждать своего зрителя в 2023 году.