Недоросль: Иван, когда вам стали интересны спектакли для детей и подростков?
Пачин: Давно, еще когда мы начали делать свой театр в Москве. Я говорю про «Творческое объединение 9», оно существует до сих пор. Когда мы только-только окончили театральный институт им. Бориса Щукина, то создали театр и хотели быть полезными людям, которые придут смотреть наши спектакли. В Москве достаточно ясный рынок, мы понимали, что как молодым режиссерам нам стоит делать спектакли для детей. Хотя тогда у меня еще не было любви к ним и даже понимания, что такое зритель-ребенок, что такое его родители. Сделали один спектакль, другой – осознали, какое это огромное поле и начали сами влюбляться в театр для детей. Тем более, когда артист оказывается не на большой сцене, у него работает «другая группа мышц». А мы делали в основном спектакли для малых пространств, играли их перед зрителями, которые сидят в метре от нас. Поняли, что получаем от этого удивительный и ни с чем не сравнимый опыт. Мы многому учились у своей публики, у родителей и детей. Мне как режиссеру стало это очень интересно. И я начал называть себя режиссером театра для детей с родителями.
Недоросль: Именно для детей с родителями, а не просто театра для детей?
Пачин: Да, мы выбрали концепцию, что спектакль должен быть совместным пережитым опытом ребенка и его родителя. В постановках два плана, детский и взрослый. А после их просмотра между взрослым и ребенком должен рождаться разговор о том, что они сейчас увидели, кто что из истории понял. Мы хотели уйти от вопросов уровня «Тебе понравилось?», «А этот герой хороший или злой?». К примеру, у нас был спектакль по Иосифу Бродскому «Баллада о маленьком буксире», где в конце буксир говорит:
и тогда поплыву я
к прекрасному сну
мимо синих деревьев
в золотую страну,
из которой еще,
как преданья гласят,
ни один из буксиров
не вернулся назад.
Взрослые со своим опытом из этого текста понимают, что буксир умирает. Когда мы стали играть спектакль, то обнаружили удивительную вещь – дети в этой сцене радуются, она так выстроена, что буксир попадает, куда хотел, а взрослые плачут, они осознают, что буксир умирает, как однажды умрет каждый из нас. Такое разное восприятие, и спектакль раздваивается. Он становится «своим» и для родителей, и для детей. Дети поворачиваются к мамам и спрашивают: «Почему ты плачешь?» Для нас стало открытием, что каждый понимает спектакль сообразно своему опыту. Мне это кажется очень важным. Мы, подобно ученым, совершили несколько открытий и пошли за ними дальше.
Недоросль: Какие еще были открытия?
Пачин: У детей особенная природа. Кстати, я никогда не говорю «детишки». Если есть «детишки», то тогда должны быть и «взросленькие». Дети иначе воспринимают мир, он кажется огромным, поскольку они другого роста. И он для них наполнен игрой. Ребенок находится в постоянном придумывании чего-то. То для него пол – это лава, то надо добежать быстрее до двери, пока она не успела захлопнуться… Дети этим наполнены, у них игровая природа, и это важно. Худрук Хабаровского ТЮЗа Константин Кучикин очень точно говорит: «Все, что я делаю на сцене, взято из моего детства». Я могу только подтвердить его слова. Все рождается из детства, из каких-то мечтаний и фантазий.
Если вернуться к непосредственным открытиям, то у нас был спектакль «История одного чуда», он про рождение Иисуса Христа. В одном из эпизодов дети выходили к нам на сцену, играли пастухов и овечек. И, бывало, ты стоишь на сцене лицом к зрителям, к тебе выходит ребенок, и у него на глазах слезы. Ему неудобно быть у всех на виду, или, может, просто запнулся, неважно. Главное – он плачет. А ты понимаешь – нельзя, чтобы он развернулся, и мама увидела, что он в слезах. Успокоить его становится для тебя игрой в игре. Ты не только продолжаешь спектакль, но еще и должен мягко и аккуратно снять его слезы, перевести его в историю, которую ты хочешь, чтобы он помог тебе сыграть. И ты учишься вести с ребенком диалог.
Конечно, с нашими спектаклями связано огромное количество смешных, интересных вещей, которые мы до сих пор с радостью вспоминаем с ребятами из «Творческого объединения 9». Самое главное – мы однажды осознали, какой это для нас важный опыт. Мы узнаем наших зрителей, детей и родителей. Узнаем во время спектаклей. Мы не ходим на тренинги «Как общаться с детьми», не рассуждаем, что сейчас будет полезно ребенку посмотреть в театре. Мы выбрали, как нам кажется, правильный путь – наблюдать, как дети смотрят наш спектакль, который им интересен.
Недоросль: Многие спектакли «Творческого объединения 9» сделаны для локальных пространств или вообще мобильны. Как сделать такую работу современной и не похожей на те сказки, что часто брали на «выезд в садик»?
Пачин: Нужна позиция. Чего ты хочешь как артист? Рассказать историю – это очень важно. А ты такой, какой ты есть. Это тоже значимо. Подход к спектаклям основан на том, кто ты такой и какой этот спектакль для тебя, кажется ли тебе, что он интересен, и должен ли он быть интересным детям. Что ты ради этого готов в него вложить, какими профессиональными навыками обладаешь? Что делает этот спектакль классным, вносит в него ритм ребенка, ритм нашего времени? И декорация, и актерская игра – это вопросы уровня вкуса. Нет точных критериев, что хорошо, а что плохо. Все зависит от того, насколько артист верит в то, что он делает, насколько он открыт своему зрителю. Быть открытым помогает позиция.
Недоросль: Как можно выразить вашу?
Пачин: Ребенок – художник, и когда он придумывает, сочиняет, он остается художником. А я как режиссер и артист лишь напоминаю взрослому, что его ребенок художник, говорю ему – такой путь правильный, стоит продолжать придумывать. Еще для меня очень важно сделать спектакль из простых вещей. Я бы хотел, чтобы зритель, посмотревший мой спектакль, вернулся домой и сделал из подручных средств свою постановку, чтобы он видел – все может стать декорацией, ожить, работать для театра.
Хочется ставить материал «с зазубринами»
Недоросль: Вы часто ставите спектакли по российской и зарубежной современной прозе. Как вы выбираете материал?
Пачин: Я бы хотел, чтобы каждая работа была индивидуальна, чтобы у нее был свой звук, от нее оставалось свое ощущение. Иногда материал предлагает театр, и ты с радостью идешь за его вариантом. К примеру, в Канске мне предложили сделать спектакль по Астафьеву, конечно, от такого не отказываются. Что касается современной прозы, то я давно открыл ее для себя. Все началось с книги «Мой дедушка был вишней», о ней я узнал от моей подруги, театроведа Елизаветы Спиваковской. Вскоре я обнаружил, что европейская литература давно считает своим правом и обязанностью разговаривать с детьми на взрослом языке, неординарном и сложном. У них развита детская психология. «Мой дедушка был вишней», «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?», «Вафельное сердце»... В этих и других известных книгах найден удивительный тон.
Когда ты режиссер, тебе интересно что-то открывать, искать. Возможно, мои поиски и назовут подозрительными или непонятными. Но хочется, чтобы материал был «с зазубринами», сложный. Такого издают больше и больше. Хотя со временем ты, бывает, замечаешь повторы, и искать новое становится сложнее. Ты уже понимаешь, что, если в книге есть бабушка, то она, вероятно, умрет. С другой стороны – есть желание знакомить ребенка с театром, подготовить его к спектаклям Туминаса, Бутусова. К тебе приходит маленький зритель, хочется, чтобы после твоей постановки он стал чуть более открытым, в идеале – чуть больше полюбил театр. Главное – открывать ему театр, а материал, текст –только причина поставить спектакль. По сути, весь твой разговор – он о театре. Почему он важен, почему стоит мечтать и придумывать.
Недоросль: У вас есть авторы, которых хотелось бы поставить?
Пачин: Я подружился с «Самокатом», «Белой вороной», другими издательствами. Слежу за новинками, нахожусь в контексте современной детской литературы. В издательстве «Самокат» вышла книга Игоря Ефимова «Таврический сад». Ищу театр, где бы ее поставить. Это замечательная литература, текст написан в 60-е годы, при этом там удивительная позиция, внятный язык. Есть вершины детской литературы, и одна из них – «Таврический сад».
Захотелось попробовать себя в качестве главрежа
Недоросль: В январе 2021 года вы стали главным режиссером Тверского ТЮЗа. Как вы приняли такое решение – не каждый сегодня стремится к этой должности, подразумевающей большую ответственность…
Пачин: Тверской ТЮЗ – театр с историей, в следующем году ему исполняется 90 лет. Я поставил там спектакли по книгам Марии Парр «Вафельное сердце» и «Вратарь и море». Пришел к директору и сказал: «Знаю, в театре нет главного режиссера. Мне было бы интересно попробовать...». У режиссера не так много путей в жизни. Можно потратить ее на зарабатывание денег или на поиск своего слова в искусстве, на создание своего театра. Редко эти пути совмещаются… Мне как режиссеру, художнику, человеку захотелось попробовать себя в качестве главрежа. Тем более, я часто приезжал в театры, где не было главных режиссеров. Мы обычно говорим о том, что, когда отец уходит из семьи, это плохо. Семья с одним родителем – не очень здорово. И в то же время у нас огромное количество театров без главных режиссеров. Хотя, какой бы он ни был, он все равно «отец» театра, и несет за него ответственность.
В театрах без главрежа я чувствовал, что постановщика воспринимают как «халифа на час». Мол, человек приехал на месяц, потом он все равно уедет, зачем выкладываться на 100%, стараться, погружаться в творчество. Меня это расстраивало. И я решил возглавить Тверской ТЮЗ, чтобы понять, каково это – быть главным режиссером. Ты знаешь от великих «отцов» театра, что, когда у тебя в соавторстве артисты, и ты их любишь, они расцветают. Когда они расцветут, увидишь, что даже самые неоднозначные спектакли будут выглядеть иначе. Это один из путей развития режиссера, и меня он привлек.
Недоросль: И директор ТЮЗа Александр Бахарев вас поддержал?
Пачин: Александр Витальевич сказал: «Да, театр нуждается в главном режиссере, Иван, я хочу дать вам возможность попробовать, нашему театру это интересно». И я стал главным режиссером.
Недоросль: Чем живет ваш театр, как планируете развиваться?
Пачин: Сейчас мы делаем проект «Читки», в нем знакомим зрителей с пьесами современных авторов. Уже прочли «Черный апельсин» Даны Сидерос, «Август-6» Андрея Иванова, «Бах-бах-бах» Юлии Поспеловой. Еще наш ТЮЗ обычно был заточен на развитие большой сцены. Я считаю своей задачей развивать и другие пространства. Посиделки со зрителями в фойе за обсуждением спектакля, читки, когда зритель видит артиста на расстоянии вытянутой руки, спектакли для детей на камерной площадке – легкие, подвижные, когда берется условный ковер, стул, а дальше играет артист, и все чувствуют, это и есть театр.
Мой план развития заключается в том, что мы должны играть на каждом участке здания, высекать искру творчества из каждого метра нашего пространства. «Нужен тотальный театр, где всегда что-то должно происходить», – сказал мне Олег Семенович Лоевский. Да, двери театра постоянно должны быть открыты, чтобы зритель оттуда не уходил. Читал книги в фойе с детьми, затем шел на мастер-классы, на спектакли. Я не могу так широко мыслить, как Олег Семенович, но его позиция «Театр, где все время что-то происходит», мне близка. Театр, куда я не могу прийти замученный, уставший, неинтересный. Если у нас читка – это ощущение выхода к зрителю, общение с ним. А нам очень нужно друг с другом разговаривать.
Недоросль: Что собираетесь делать в юбилейном сезоне?
Пачин: Зовем интересных режиссеров. Конечно, у нас много планов, важно, чтобы все реализовалось. К нам приедет Артем Устинов. Выпускница курса Женовача этого года Ирина Васильева поставит «Белые ночи» Достоевского в фойе театра, поскольку у нас есть там «уголок Петербурга», и это можно обыграть в спектакле. Собираемся выйти и за пределы здания ТЮЗа. В ноябре Павел Макаров поставит спектакль, который будет идти на другой площадке, в тверском культурном центре «Рельсы». Мы его с нетерпением ждем, надеемся привлечь новых зрителей. Собираемся сделать променад. Мы на связи с молодыми театроведами – я как молодой режиссер пытаюсь всех собрать, все обсудить, узнать мнения о будущем театральной России, о самых интересных темах.
Когда я играю Джобса, то ощущаю себя подростком
Недоросль: В Петербурге у вас есть проект «Сочинение про Джобса», также вы ставили спектакль про космос. Научно-популярные работы сейчас актуальны?
Пачин: Это к вопросу о ТЮЗе вообще. Иногда люди спрашивают меня: «И как там детишки, что вы им в ТЮЗе показываете?», а потом не понимают, почему у меня на лице такая кислая мина… Я им объясняю и про детишек, и про ТЮЗы. Дорога театра юного зрителя гораздо шире, чем у театра драмы, артист не может развиваться только в детских спектаклях. Да и «спектакли для детей» сегодня очень условное понятие… Поскольку дорога ТЮЗа широка, он берет на себя и образовательную, воспитательную роль. К нам приходят дети, у которых еще не так велик жизненный опыт. И, конечно, у нас могут быть научно-популярные спектакли, где заложены некие энциклопедические знания, где с помощью героев истории мы узнаем о каком-то предмете, о его развитии. Это связано с взрослением, и научпоп в театре – очень правильно.
Недоросль: В «Сочинении про Джобса» вы еще и играете главную роль. Почему вам он интересен? Можно считать его героем современных подростков?
Пачин: «Сочинение про Джобса» – спектакль про Джобса, но не только про него. Он еще и про придумывание, про театр, про то, как нам кажется правильным рассказывать историю. Джобс – великая фигура, которая двигала этот мир. Каждый художник на своем уровне тоже либо двигает этот мир, либо хотя бы пытается. Это спектакль для подростков, потому что он достаточно резкий. Когда я играю Джобса, то ощущаю себя подростком, бунтарем, человеком, который может очень многое. При этом чувствую – процесс создания, сочинения очень тонкий. Скажешь одно неаккуратное слово, и все развалится. Мы очень заряжены, когда играем его. Это про нас, про театр, где часто все рождается без денег, без ощущения времени, на коленке и при этом на огромном энтузиазме. Джобс тоже создавал свои произведения с большим азартом.