В конце весны команда «Открытого пространства» представила спектакль «Ромео и Джульетта». В сценической версии театра эта история стала ближе и понятнее детям и подросткам – тем, кому предстоит жить в сложном мире и в какой-то момент решать, на какой они стороне – любви или ненависти и вражды.
Режиссер спектакля Рузанна Мовсесян в соавторстве с художником Марией Утробиной создали для каждого персонажа плоские фигуры, которыми управляют актеры и за которыми они скрываются. Получился вертеп, где каждая форма и предмет одухотворены. Только происходит все не в деревянном ящике, а на большой сцене. Нарисованные на картоне, застывшие лица членов семей Монтекки и Капулетти, скрывающие лица артистов, создают ощущение сна, увиденного после прочитанной на ночь сказки.
О том, как создавался этот спектакль, а также о том, как сегодня живет и продолжает свой путь театр «Открытое пространство», поговорили с Аллой Данишевской, директором, художественным руководителем, продюсером и актрисой проекта.
Недоросль: Почему вы взяли этот материал? На какие размышления хотелось бы натолкнуть детей, их родителей через него?
Данишевская: Основная наша идея состояла в том, чтобы рассказать Шекспира детям младшего и среднего школьного возраста. Это первое знакомство с архетипичным сюжетом, который запомнится ребенку. С возрастом он будет открывать в нем все новые смыслы. Кроме того, наш спектакль – хороший повод для разговора родителей с детьми, возможность ответить на многие детские вопросы, вместе поразмышлять об устройстве этого мира. Еще это великолепный поэтический текст. Чем раньше ребенок начнет знакомство с таким произведением, тем лучше.
Недоросль: Это история про любовь?
Данишевская: Если вдуматься, Ромео и Джульетта знали друг друга всего день – какая может быть любовь? Но в том-то и дело, что здесь показаны абсолютные, безусловные чувства. У нас, у взрослых, все сильно осложняется разными «но». А тут все просто и понятно: где добро, а где зло, что такое любовь и что такое ненависть. Неизвестно, как сложилась бы их судьба, будь они живы. Остались бы они вместе? Но в этой точке жизни для героев все очевидно. Они честны в этом и идут до конца.
Недоросль: Это особенно актуально сегодня, в мире, где «все неоднозначно»…
Данишевская: На самом деле все однозначно: убивать плохо. Нет никаких «но», их не может быть. Просто, когда тебе сорок, ты начинаешь эти «но» перечислять через запятую, а когда тебе 13-15 и ты родился с этим чувством правды, для тебя нет «но». Ненависть – это плохо. Любовь – это хорошо.
Недоросль: Как события в стране, в мире повлияли на проект?
Данишевская: Мы готовились к нему год, писали заявку на грант. Репетировать начали в феврале. Когда случилось 24 февраля, у нас был шок. Мы много думали о том, что теперь со всем этим делать, имеем ли мы право продолжать. Но у нас был грант. Нужно было либо остановиться в той точке, либо работать дальше. И мы решили идти до конца. Никакого политического подтекста мы не вкладывали. Задача была – рассказать детям, подросткам эту историю понятным языком.
Недоросль: Проект «Открытое пространство» появился из курса Григория Козлова и желания делать свое. Как бы вы рассказали историю его появления?
Данишевская: Наш курс воспитывался так, что мы с первого дня знали, что будем театром, хотели быть вместе. Про нас все говорили, что мы – как кулак. В этом плане наш курс действительно был уникальной группой, крепкой, сильной командой. В нашей выпускной афише было 17 курсовых спектаклей. Одну из этих постановок мы договорились играть на сцене Малого драматического театра. Нужно было юрлицо, чтобы заключить договор. И мы решили, что создаем свой театр. Назвались «Театральной компанией» – в том смысле, что мы единомышленники, которые собрались вместе, открыты к экспериментам. Потом начался кризис 2008 года. Все решили, что нужно заканчивать, и вышли из проекта. А у меня возникла новая идея – спектакль по «Синей птице» Метерлинка. Так началась вторая жизнь «Открытого пространства» в той форме, в которой он существует до сих пор.
Недоросль: С чем связан уклон в сторону театра кукол? Не во всех спектаклях, но, так или иначе, вы к нему обращаетесь.
Данишевская: В 2009 году на Летней театральной школе СТД я познакомилась с Борисом Константиновым. Он открыл для меня кукольный театр с его безграничными возможностями. И я предложила Боре поставить «Синюю птицу». Получился большой, полноценный спектакль, который мы играли несколько сезонов в театре Комиссаржевской, в зале на 600 мест. Так я вошла в мир театра кукол. Потом были другие постановки, пришла Яна Тумина с «Деревней канатоходцев». С Рузанной Мовсесян мы не планировали спектакль с куклами, все знают ее как драматического режиссера, но как-то она сама пришла к этому. Для нее это тоже первый опыт, эксперимент. Видимо, судьба ведет меня в эту сторону. Артисты театра кукол немного другие, нежели драматические: они изначально за ширмой, больше заняты ролью, которую играют, а не собой в роли. Есть много прекрасных драматических артистов, но с кукольниками в этом смысле гораздо проще работать. Они, например, проще относятся к тому, что кроме роли должны еще и технически что-то сделать, переставить за кулисами что-то. Отношение к себе проще.
Недоросль: То, что у вас нет постоянной площадки, – вынужденная ситуация?
Данишевская: Конечно, вынужденная. Мы много лет искали площадку – и в коммерческом секторе, и в социальную аренду. И однажды предприняли попытку арендовать коммерческое помещение – сделали проект, придумали концепцию и даже заключили договор. Но началась пандемия, и все стало невозможно. Мы продолжали просматривать свободные помещения, выставленные на конкурс Комитетом по имущественным отношениям. И вдруг нашлось помещение на Моховой – оно оказалось частично, но подходящим под наши нужды. Подались на конкурс – и выиграли. Это случилось 16 февраля этого года. Теперь, в нашей новой реальности, что с этим делать? Но уже дали – значит, будем строить театр.
Недоросль: В Петербурге театральные, культурные проекты неинтересны спонсорам?
Данишевская: Малоинтересны. В Москве, наверное, другая ситуация, потому что там другие социальные условия и другие материальные возможности. В Петербурге зрительская аудитория значительно меньше. Не знаю, получают ли московские предприниматели льготы от города при финансировании каких-то культурных событий. Здесь этого нет вообще. Остается добрая воля конкретного спонсора. Крупным игрокам типа «Сбербанка», «Газпрома» интересны федеральные бренды вроде Мариинского, Александринского театров, а мелкие предприниматели сами нуждаются в помощи – свободных денег у них нет. Пока еще существует субсидия от Комитета по культуре Санкт-Петербурга – на конкурсной основе негосударственные театры могут подавать заявки на ее получение. Благодаря этой субсидии мы имеем возможность ставить новые спектакли, можем что-то играть. Но делать новое без дополнительной поддержки невозможно.
Недоросль: Есть что-то неправильное в формулировке «негосударственные театры»...
Данишевская: Мы не раз поднимали этот вопрос. Но придумать другой термин так и не смогли. Если называться негосударственным театром, то вопрос – почему? Мы живем в этом государстве, платим налоги. Правда, не стоим на балансе у государства – у нас нет бюджетного финансирования, нет госзаказа. Это единственное, чем мы отличаемся от государственных театров. Если называться независимым театром – дальше идут разные коннотации этого слова. Ах, ты независимый? Тогда почему ты к нам приходишь просить субсидии? Если частный – у зрителей возникает негативное отношение, ассоциация с коммерческой антрепризой. В общем, правильное слово найти не удалось, и нас по привычке называют негосударственными.
Недоросль: Сколько человек у вас в команде? Есть ли постоянная труппа?
Данишевская: Есть постоянная команда административной части – пять человек. Двое занимаются только театром, у троих есть в том числе и другая работа. Все артисты приглашенные. Складывается свой круг, некоторые пересекаются по спектаклям, формируется своя команда. Свет, звук – тоже постоянные ребята, но они не в штате.
Недоросль: Как вам удается быть и директором, и продюсером, и художественным руководителем, и актрисой?
Данишевская: Сложно. В сутках всего 24 часа. А еще есть дом, семья. Раньше я все делала одна. Потом стали появляться люди в команде – уже проще, можно что-то делегировать. Сложнее справиться с собственным внутренним конфликтом. Как актриса я ищу материал, исходя из творческих задач, а как продюсер и директор часто понимаю, что выбранный материал по разным нетворческим причинам не подходит, нужно что-то другое. То есть традиционный для стационарного театра спор между худруком и директором происходит внутри меня. Приходится искать компромиссы.
Недоросль: Что вас сегодня греет, поддерживает?
Данишевская: Люди. Очень много талантливых людей. Я нередко чувствую себя самозванцем в актерской профессии. Родители у меня физики, я тоже закончила физико-математическую школу, потом экономический факультет университета. Театр – моя любовь с детства. Когда я поступила в театральный, поначалу с трудом понимала, чего от меня хотят преподаватели. Какие такие этюды? Была страшная ломка. Сейчас, когда со мной работают очень талантливые люди, для меня это всегда удивление и неожиданность: «Неужели это происходит со мной?» Через них я дорастаю до чего-то, что-то узнаю новое. Это очень интересно! Мне везет на людей. Рядом – и в работе, и в профессии – оказываются удивительные личности – самоотверженные, талантливые, глубокие, интересные, выдающиеся.
Беседу вела Екатерина Сырцева