13 мая 2023 года фестиваль негосударственных театров «Карабас» открылся одновременно в двух городах - привычно в Москве и впервые в Нижнем Новгороде. В Центре театрального мастерства состоялись показы лаборатории по современным текстам для подростков. Режиссеры сами выбрали материал и репетировали с актерами нижегородских театров.
Спектакль «Я, не Я, Жанна» / Фото: Владислав Марцев
«Я, не Я, Жанна» Александры Зайцевой
Режиссер Александра Ловянникова
Александра Ловянникова остановилась на прозе: книге «Я, не Я, Жанна» Александры Зайцевой. Ее основная тема – взаимоотношение девушки-подростка Полины и ее матери-блогера Жанны, которая сменила тему своих постов с путешествий на возрастные особенности дочери, не называя ее имени. Анонимность социальных сетей - в тексте 2021 года издания почему-то работает ЖЖ - позволяет персонажам быть честными онлайн, а в жизни прятаться за привычными масками.
Сцена поделена на квадраты - ограниченное скотчем пространство каждого из персонажей. Оно четко поделено, но открыто, дверей тут быть не может. Каждый квадрат диктует свои правила существования. В мире Жанны, например, условия диктует йога - ее новое увлечение, и все туда попадающие вынуждены либо присоединиться к упражнениям, либо покинуть «помещение». Но это в сценах из обычной реальности, а когда диалог перебрасывается в блог, установки меняются, и комментаторы запросто вторгаются в пространство Полины и хамят в комментариях.
Так выглядят размытые границы между общением онлайн и офлайн, анонимностью и популярностью, наконец, поколениями. Говорят, и говорят обычно люди взрослые, что для подростков надо ставить буквально. В соцсетях часто можно встретить подобные реплики. Вот цитата из комментария в блоге одного из театров: «Спектакль 12+, ориентирован на тех, кому «разжеванное» лучше усваивается». В эскизе, по понятным организационным причинам, учительниц и блогерок играют одни и те же актрисы, что делает взрослых персонажей карикатурами и обесценивает диалог с ними Полины. Учителя и блогеры и так на сцене обычно выглядят утрированно, а тут появилась производственная необходимость довести особенности профессионального искажения до предела, чтобы подчеркнуть их различия.
Автор дарит режиссеру подарок, помещая одну из ключевых финальных сцен на станцию метро. И Ловянникова им пользуется. Здесь героиня после переписки с парнем под ником встречается с ним, обнаруживая не того, кого думала. В этот момент надо поговорить о важном наедине, но в толпе и перекрикивая шум. Здесь и сейчас есть уникальная возможность быстро избежать диалога, спрятавшись в подошедший поезд, но докучный собеседник может последовать за тобой в замкнутое пространство вагона. Текст драматургичен и провоцирует действие, когда помещает принципиально личные разговоры в публичное пространство.
Режиссер Александра Ловянникова
Александра Ловянникова остановилась на прозе: книге «Я, не Я, Жанна» Александры Зайцевой. Ее основная тема – взаимоотношение девушки-подростка Полины и ее матери-блогера Жанны, которая сменила тему своих постов с путешествий на возрастные особенности дочери, не называя ее имени. Анонимность социальных сетей - в тексте 2021 года издания почему-то работает ЖЖ - позволяет персонажам быть честными онлайн, а в жизни прятаться за привычными масками.
Сцена поделена на квадраты - ограниченное скотчем пространство каждого из персонажей. Оно четко поделено, но открыто, дверей тут быть не может. Каждый квадрат диктует свои правила существования. В мире Жанны, например, условия диктует йога - ее новое увлечение, и все туда попадающие вынуждены либо присоединиться к упражнениям, либо покинуть «помещение». Но это в сценах из обычной реальности, а когда диалог перебрасывается в блог, установки меняются, и комментаторы запросто вторгаются в пространство Полины и хамят в комментариях.
Так выглядят размытые границы между общением онлайн и офлайн, анонимностью и популярностью, наконец, поколениями. Говорят, и говорят обычно люди взрослые, что для подростков надо ставить буквально. В соцсетях часто можно встретить подобные реплики. Вот цитата из комментария в блоге одного из театров: «Спектакль 12+, ориентирован на тех, кому «разжеванное» лучше усваивается». В эскизе, по понятным организационным причинам, учительниц и блогерок играют одни и те же актрисы, что делает взрослых персонажей карикатурами и обесценивает диалог с ними Полины. Учителя и блогеры и так на сцене обычно выглядят утрированно, а тут появилась производственная необходимость довести особенности профессионального искажения до предела, чтобы подчеркнуть их различия.
Автор дарит режиссеру подарок, помещая одну из ключевых финальных сцен на станцию метро. И Ловянникова им пользуется. Здесь героиня после переписки с парнем под ником встречается с ним, обнаруживая не того, кого думала. В этот момент надо поговорить о важном наедине, но в толпе и перекрикивая шум. Здесь и сейчас есть уникальная возможность быстро избежать диалога, спрятавшись в подошедший поезд, но докучный собеседник может последовать за тобой в замкнутое пространство вагона. Текст драматургичен и провоцирует действие, когда помещает принципиально личные разговоры в публичное пространство.
Спектакль «Вадик поет свою музыку» / Фото: Владислав Марцев
«Вадик поет свою музыку» Полины Коротыч
Режиссер Антон Морозов
Антон Морозов заполнил мир пьесы Полины Коротыч «Вадик поет свою музыку» картонными коробками и пакетами. Так на сцене воплощается идеальный мир Икеа, который только-то и надо, что распаковать и наслаждаться жизнью. «В падик вышел Вадик», - произносит девушка в блестящем платье и поднимается по картону на высокую площадку. Предварительно она бросает кроксы, а по тексту тапки, на середину сцены, чтобы их легко мог обнаружить заглавный герой. Гравитация над ней не властна, вероятно, потому что текст от автора произносит, кажется, та самая комета, которая стремительно приближается к земле.
Морозову ценен отдельный жест актера. Правая рука Вадика красноречивее его пения. В какой-то момент его ладонь начинает пульсировать словно сердце. И в этом есть и угловатость подростка, который не может сразу осознать законы собственного расширяющегося тела. И открытость навстречу первому чувству. И удивленный взгляд со стороны на смену сердечного ритма.
Режиссер ставит то, что можно назвать «актерским спектаклем». Кажется, что это заложено в пьесе. От обаяния и иронии актеров, от их умения верить в фантастически реальные обстоятельства здесь много зависит. Даже присутствие в команде исполнителей двух актрис-близнецов позволяет Свете буквально раздваиваться в нескольких сценах.
«Где-то на северном полюсе тает кусок льда», - Морозов дублирует в своем эскизе этот текст после нескольких сцен. Улыбка и спасение детей где-то здесь оборачивается экологической катастрофой где-то там. Вадику и Свете по тексту девять лет. Тот возраст, когда с тобой могут говорить синицы и коты, а мама пока еще – лучший друг. Но созданием собственной реальности Вадик делает шаг в сторону пубертата.
Режиссер Антон Морозов
Антон Морозов заполнил мир пьесы Полины Коротыч «Вадик поет свою музыку» картонными коробками и пакетами. Так на сцене воплощается идеальный мир Икеа, который только-то и надо, что распаковать и наслаждаться жизнью. «В падик вышел Вадик», - произносит девушка в блестящем платье и поднимается по картону на высокую площадку. Предварительно она бросает кроксы, а по тексту тапки, на середину сцены, чтобы их легко мог обнаружить заглавный герой. Гравитация над ней не властна, вероятно, потому что текст от автора произносит, кажется, та самая комета, которая стремительно приближается к земле.
Морозову ценен отдельный жест актера. Правая рука Вадика красноречивее его пения. В какой-то момент его ладонь начинает пульсировать словно сердце. И в этом есть и угловатость подростка, который не может сразу осознать законы собственного расширяющегося тела. И открытость навстречу первому чувству. И удивленный взгляд со стороны на смену сердечного ритма.
Режиссер ставит то, что можно назвать «актерским спектаклем». Кажется, что это заложено в пьесе. От обаяния и иронии актеров, от их умения верить в фантастически реальные обстоятельства здесь много зависит. Даже присутствие в команде исполнителей двух актрис-близнецов позволяет Свете буквально раздваиваться в нескольких сценах.
«Где-то на северном полюсе тает кусок льда», - Морозов дублирует в своем эскизе этот текст после нескольких сцен. Улыбка и спасение детей где-то здесь оборачивается экологической катастрофой где-то там. Вадику и Свете по тексту девять лет. Тот возраст, когда с тобой могут говорить синицы и коты, а мама пока еще – лучший друг. Но созданием собственной реальности Вадик делает шаг в сторону пубертата.
Спектакль «Черный апельсин» / Фото: Владислав Марцев
«Черный апельсин» Даны Сидерос
Режиссер Юлия Беляева
На обсуждении со зрителями эскиза Юлии Беляевой по пьесе Даны Сидерос «Черный апельсин» несколько раз звучала фамилия Балабанова. По тексту главный герой – подросток Жека – учится делать уколы на апельсинах, заправляя шприцы тушью. Так он тренируется, потому что дед попросил внука помочь ему уйти.
Режиссер ставит принципиально лабораторный спектакль. Словно тушь в апельсин, вводя прививку Балабанова в Сидерос, Беляева лишает пьесу юмора, текст также темнеет и длит беспросветность до самого финала, где дед отменяет свое желание. Обратная, невыигрышная, сторона поиска, что подобное решение требует более продолжительного, чем лабораторный, репетиционного процесса.
Бледные сосиски и простой овощной салат – обычный ужин потерянной семьи. В натуралистическом решении в зале мог бы раздаться запах продуктов, но здесь его нет, потому что еда в этом доме постоянно безвкусна. Жека и дед остаются за столом вдвоем, оба сидят наклонившись друг к другу, первый в шапке, которую носят подростки по моде, второй – в какой пожилые люди ходят в холода. Мать как среднее звено-поколение выпадает из зоны взаимопонимания.
Дети решительнее взрослых и часто берут ответственность за других – важная тема современной прозы для подростков. В решении Беляевой Жека выступает скорее Гамлетом, на которого старший родственник взвалил непосильную ношу. Дед своей странной и страшной просьбой высасывает из него все силы. И если в первую сцену Жека стремительно вбегает, то в последней падает на кровать, оставляя одежду и обувь на полу по пути, словно груз. В это же время дед впервые встает и используя табуретку вместо ходунков движется к внуку. Важно, как они меняют мизансцену и как меняются их персонажи, отражая и усиливая свои болезненные состояния движением и статикой.
«Все, закрыли тему. Потому что закрываю темы у нас я», - говорит Жеке мать. Закрыть тему можно только взрослому. Подростку остается старательно не понимать, что происходит. Закрытая тема делает все понятным, но не понятым. Мать, находя в комнате шприц, сразу же оценивает сына как наркомана. Вещественное доказательство быстрее и проще принять, чем проанализировать поведение близкого человека и задать ему вопросы. И тут Беляева решается на метафорический жест, дарит его матери, которая, покрутив в руках грязные апельсины, хватается руками за лицо, оставляя на нем черные пятна, почти маску.
Эскиз не закрывает тему пьесы.
Все три эскиза не закрывают темы текстов, по которым поставлены.
Режиссер Юлия Беляева
На обсуждении со зрителями эскиза Юлии Беляевой по пьесе Даны Сидерос «Черный апельсин» несколько раз звучала фамилия Балабанова. По тексту главный герой – подросток Жека – учится делать уколы на апельсинах, заправляя шприцы тушью. Так он тренируется, потому что дед попросил внука помочь ему уйти.
Режиссер ставит принципиально лабораторный спектакль. Словно тушь в апельсин, вводя прививку Балабанова в Сидерос, Беляева лишает пьесу юмора, текст также темнеет и длит беспросветность до самого финала, где дед отменяет свое желание. Обратная, невыигрышная, сторона поиска, что подобное решение требует более продолжительного, чем лабораторный, репетиционного процесса.
Бледные сосиски и простой овощной салат – обычный ужин потерянной семьи. В натуралистическом решении в зале мог бы раздаться запах продуктов, но здесь его нет, потому что еда в этом доме постоянно безвкусна. Жека и дед остаются за столом вдвоем, оба сидят наклонившись друг к другу, первый в шапке, которую носят подростки по моде, второй – в какой пожилые люди ходят в холода. Мать как среднее звено-поколение выпадает из зоны взаимопонимания.
Дети решительнее взрослых и часто берут ответственность за других – важная тема современной прозы для подростков. В решении Беляевой Жека выступает скорее Гамлетом, на которого старший родственник взвалил непосильную ношу. Дед своей странной и страшной просьбой высасывает из него все силы. И если в первую сцену Жека стремительно вбегает, то в последней падает на кровать, оставляя одежду и обувь на полу по пути, словно груз. В это же время дед впервые встает и используя табуретку вместо ходунков движется к внуку. Важно, как они меняют мизансцену и как меняются их персонажи, отражая и усиливая свои болезненные состояния движением и статикой.
«Все, закрыли тему. Потому что закрываю темы у нас я», - говорит Жеке мать. Закрыть тему можно только взрослому. Подростку остается старательно не понимать, что происходит. Закрытая тема делает все понятным, но не понятым. Мать, находя в комнате шприц, сразу же оценивает сына как наркомана. Вещественное доказательство быстрее и проще принять, чем проанализировать поведение близкого человека и задать ему вопросы. И тут Беляева решается на метафорический жест, дарит его матери, которая, покрутив в руках грязные апельсины, хватается руками за лицо, оставляя на нем черные пятна, почти маску.
Эскиз не закрывает тему пьесы.
Все три эскиза не закрывают темы текстов, по которым поставлены.
Фото: Владислав Марцев