Недоросль: Леня, как ты относишься к спектаклям для детей?
Прокофьев: У всех у нас есть память о прошлом, опыт из детства, когда мы ходили на спектакли с родителями или классом. И у всех она разная, чаще всего не то чтобы негативная, но не совсем приятная. У многих это было «обязаловкой», наверное, из-за этого и сформировалось определенное отношение к театру и детской литературе. Сейчас время другое, написано и переведено гораздо больше интересных и насущных текстов. Да и есть возможность думать о театре – в конце 80-х, когда я был ребенком, и в 90-ые, когда активно взрослел, он все же был не первой ценностью…
Недоросль: Почему? Слишком много важных событий происходило вокруг?
Прокофьев: Да, было время эпохальных перемен. Еще помню, тогда остро относились к мультфильму как к событию – этот дефицит ловили, ждали, когда его покажут по телевизору.
Недоросль: Возможно, теперь изменилась и литература?
Прокофьев: Наверное, сейчас так интересно с текстами для детей еще и потому, что они написаны современно, про сегодня, они очень актуальные. А профессиональная режиссерская ниша в этом направлении пока, мне кажется, не до конца освоена. На режиссерских и актерских факультетах редко работают с детской и подростковой темой. Обычно к таким спектаклям художник (разных профессий – я имею в виду и художника, и режиссера, и композитора) приходит сам по себе. Думаю, было бы классно, если бы где-то занимались именно детским театром. К примеру, в учебной программе был бы семестр, посвященный детской и подростковой литературе. Хотя, возможно, я просто не знаю о таких курсах.
Недоросль: Как ты стал читать современную детскую литературу?
Прокофьев: В какой-то момент услышал про некоторые новые издательства, в том числе про «Самокат». Начал интересоваться, узнавать, что-то купил своей дочке. Но никогда не думал, что буду этим заниматься как режиссер. Просто читал, потом иногда, на уровне: «Ой, что-то зацепило, тронуло, отозвалось!», стали появляться мысли: «Почему бы это не попробовать сделать?» Наверное, в будущем я прикоснусь к некоторым текстам. Не факт, что в стенах театра – может быть, будет проект в какой-то игровой комнате, или в торговом центре, или в самом «Самокате», у них такое любопытные здание. Или в пандемию у меня были мысли об онлайн-проектах. В общем, идей много, и хорошая литература появляется. Переводной пока больше, но российская к ней подтягивается.
Недоросль: Ты сказал, что читаешь книжки для детей и подростков, а кто тебе особенно близок из авторов?
Прокофьев: Меня сильно зацепили «Видимые и невидимые друзья» Николаса Шуффа. Она так философски написана! В этих коротких мыслях столько смысла и силы… Может, это мой формат – мало текста, но большой полет для фантазии, возможность додумать. Когда сказано все, даже какая погода на улице, то мне неинтересно. «Видимых и невидимых друзей» я советую всем как пример хорошей литературы, душевной, сердечной. И в ней есть какие-то загадки. Я за нее взялся, и стал не режиссером, а читателем. Только на третий-четвертый раз задумался, как можно ее поставить, отправил знакомой художнице текст. А сначала книга зацепила меня как читателя – я искренне плакал, искренне увлекся. Там переживания какие-то непростые – явно с автором случилось что-то прекрасное, и он написал эту книгу.
Требования к лабораториям для детей и подростков особенно высоки
Недоросль: Ты пока больше делаешь не спектакли, а эскизы по современным текстам? «Доклад о медузах» в Московском театре кукол, «Я не тормоз» в Томском ТЮЗе…
Прокофьев: Да, у меня пока больше лабораторно-эскизный опыт. Где-то это доходит до показа и реализации, где-то размяли, подумали, поискали и, возможно, в будущем как-то перемонтируем. Если говорить о форматах, то мне нравится, что «Самокат» делает на уровне чтений – у них не решенное «разыгрывание», при котором я почему-то начинаю уставать за время показа, а именно читка. Может, это профдеформация – для меня спектакли как будто слишком додуманы, простроены и не остается возможности пофантазировать. Хотя я вижу зрителя, который плачет и смеется.
Недоросль: И не хочет фантазировать…
Прокофьев: Может, моменты из своей жизни у него отзываются.
Недоросль: Не каждый режиссер так активно, как ты, участвует в лабораториях. Что ты в этом находишь?
Прокофьев: Волей случая предложения появляются – сам я уже перестал подавать заявки. Мне нравится, когда тебя зовут в гости, а не когда ты напрашиваешься. Тогда изначально уже энергетически настроен на позитив, и процесс обходится без лишних нервов. Такие лаборатории наполнены всевозможной коммуникацией, вопрос результата на них вторичен. Процесс прекрасен, можно поговорить уже про что-то другое, нежели материал. Ты вместе со всеми кайфуешь, можешь спокойно пойти попить чай или внезапно отпустить всех домой, а в другой раз сильно задержаться. Ты не репетируешь с 11 до 18. Я люблю договариваться, чтобы всем было хорошо во время наших встреч, общения. Для меня в лабораториях главное, чтобы они проходили для всех со знаком плюс.
Недоросль: Ты – один из участников Первого Зимнего фестиваля на ВДНХ «Вдохновение»
Прокофьев: Да, я там делал первый эскиз, потом показывали свои Радион Букаев и Данил Чащин. Мы работали со сказками народов севера. Я брал карельскую историю. У каждого проходила своя лаборатория – недельку на репетиции, и в выходные показы. Я предложил позвать в проект художников. Объявили open call, кто-то прислал свои анкеты (каких-то определенных ограничений не было). Они включились в работу, существовали, пока их терпели в этом помещении, до 12 ночи. Получилось, что внутри лаборатории я сделал еще свою маленькую лабораторию, чему очень рад. Я в этом направлении и двигаюсь, чтобы лабораторным путем создавать спектакли. Понятно, что есть репертуарный театр, сроки, но когда возможно посочинять, надо это делать.
Недоросль: У лабораторий подросткового, детского направления есть свои особенности?
Прокофьев: Думаю, нет и не должно быть. Требования внутренние к таким проектам еще выше. Попасть по возрасту, говорить на одном языке… Особенно если речь о подростковой литературе. Детская – она про искренность, и когда у тебя дочке 5-6 лет, тебе не надо идти и знакомиться с детьми друзей, чтобы понимать, о чем они говорят, какие у них интересы. У меня в семье сейчас нет подростков. Раньше периодически спрашивал что-то у племянников – мне надо было понять сленг, какие сейчас популярны фразы. Я-то для них уж «до свидания», далеко по возрасту... Это вечный вопрос отцов и детей.
Недоросль: То есть, ты пользуешься методами «внедрения» к подросткам?
Прокофьев: Да. К примеру, у моей коллеги Лены Политанской в Петрозаводске есть подростковая студия, общался с ними, писал им. Думал, главное, чтобы никто меня ни в чем плохом не заподозрил, раз я пишу подросткам. Первый вопрос был – какую музыку слушаете. Мне прямо списками кидали! Классно было, когда находились пересечения. Интересовался, как вы говорите про это, что думаете про то. Понимаю, что делать спектакль для подростков – это и сложная, и в то же время сверхинтересная задача. И когда видишь их в театре, думаешь, почему эти две девушки ходят, что их мотивировало, где все остальные, как их привлечь, как сделать, чтобы они вернулись на другой спектакль? Мне кажется, это крутые задачи не только для режиссера. Каждый театр может по-своему ответить.
Недоросль: Когда-то режиссер Мария Чеснокова из театра «Желтый квадрат» рассказывала мне, что именно ты посоветовал ей текст Йенса Рашке «А рыбы спят?», спектакль по которому стал событием. Как ты нашел тот текст?
Прокофьев: В родном городе Петрозаводск у меня была серия читок, проект с петербургским Гете-институтом и Немецким культурным центром. Работали со сборниками «ШАГ», где были немецкоязычные пьесы. Мы сделали несколько читок. По текстам видно, какой высокий виток развития у драматургии. Германия, как всегда, идет вперед со своим театром.
Не сразу понял, что сторителлинг – мой путь
Недоросль: Ты известен как специалист по сторителлингу. Есть ли смысл использовать этот метод для работы с подростками?
Прокофьев: Я в этом году несколько раз приезжал в Томск, начинал работу весной со сторителлинга в ТЮЗе, мы показывали эскиз. А когда зимой приехал ставить новогоднюю сказку, то меня позвали в театральную студию «Щеглы» провести мастер-класс. Там участвовали как раз подростки. В конце трехчасового интенсива мы добрались до коротких историй, говорения от первого лица. Мне кажется, подросткам понравилось, надеюсь, все довольны. Нужен ли им такой инструмент? Он полезен, как способ что-то решить, размять… Не всегда он требуется на отдельный показ. Хотя есть такие примеры. Понятно, что стандартно все делают сторителлинг про буллинг в школе и похожие темы.
Недоросль: Глобальных тем вообще не так уж и много…
Прокофьев: Да, я согласен, с ребенком про первую любовь говорить дико сложно, хотя и интересно.
Недоросль: Как ты обратился к рассказыванию личных историй?
Прокофьев: Это произошло со мной, когда я учился на втором курсе актерского факультета. У нас было индивидуальное задание, где каждый сам себе режиссер, можно задействовать других, свет, звук, а можно без них обойтись. Все хотят удивить других, и вот день показа. Все носятся, кому-то кубы нужны, кому-то ширмы, кто-то кому-то помогает на свете и звуке… Доходит дело до меня. Спрашивают:
- Леня, чем тебе помочь?
- Ничем.
- А кто на звуке?
- Никого не надо…
Накануне я решил, что выйду в центр зала, все сядут слушать, а я буду рассказывать историю про себя маленького. Подробности я заранее уточнил у мамы, все записал, покопался в истории… Потом перечеркнул, постарался забыть и на следующий день вспоминал заново. Был как сам себе драматург, написал, переработал, понял, чем будет заканчиваться, куда вести, для чего все это… Когда я рассказывал, то поймал удивительное ощущение безвременья. Все слушали, были увлечены, переживали, смеялись, плакали. В этом была магия-не магия, неважно, но со мной в тот момент что-то произошло, о чем тогда я еще не догадывался….
Недоросль: В каком году это случилось?
Прокофьев: В 2004. Я тогда не понял, что, по сути, начал свой путь. На обсуждениях работы студентов обычно разбирают долго. Когда дело дошло до меня, я услышал: «Леонид, спасибо, все понятно, следующий». Забеспокоился, может, получилось плохо? Подошел к педагогам, тогда и прозвучало: «Задумайся, может, это начало пути». Я жалею, что тогда сразу не подхватил это направление. Хотя было очень прикольно, когда я 10-15 минут о чем-то говорил на сцене. Причем это была одна конкретная история, не повествование, не стендап на разные темы, а одна, от начала до конца, со всеми поворотами, кульминациями, развязками. Я тогда даже слов таких не знал, не вникал, просто рассказывал, как все было. Очень приятный, поворотный опыт получился. Конечно, со временем, проанализировав себя, я начинаю, как и все сомневающиеся, любознательные люди от профессии, задумываться, что мне интересно и понимаю, это был один из ключевых моментов. Именно рассказывание личных историй. Что сейчас в тренде, а в 2004 году и такого слова «сторителлинг» не знали.
Учитывая, что сейчас происходит в мире, лучше ничего не усложнять
Недоросль: Сейчас ты ставишь в Томском ТЮЗе новогоднюю сказку. Для многих «спектакль на Новый год» – это болезненный вопрос. Как ты определялся с материалом?
Прокофьев: Я выбрал «Волшебную ночь, или Когда оживают игрушки…» Анны Богачевой, это хорошая, простая для понимания, добрая история. Все, кому я давал ее почитать, говорили об этом же. Я подумал, такую сказку сегодня и надо. Учитывая, что происходит в мире последние пару лет, не надо ничего усложнять. Лучше просто пойти и посмотреть на себя в прошлом, себя в настоящем и как-то уйти в прекрасное будущее. Все должно быть внятно и по делу. Персонажи истории просто, ясно написаны. Пьеса, по-моему, популярна...
Недоросль: Да, ее ставили не только в России, но и в Русском театре в Эстонии.
Прокофьев: Вот. Я написал драматургу Марии Огневой, попросил подборку новогодних пьес, она прислала мне базу новогодних сказок, где я и нашел этот текст. Кстати, там была и папка взрослых новогодних пьес. Их реально не хватает. Я все время задавался этим вопросом, спрашивал, где новогодние пьесы для взрослых. Помню, Олег Липовецкий делал в Петрозаводске читку «Ба» Юлии Тупикиной, связав действие с Новым годом. У меня такой запрос во Вселенную к драматургам – хочу новогодние пьесы для взрослых. Пусть они ходят в театр в праздники не только с детьми на сказки.
…А к Новому году я нормально, профессионально отношусь. Понятно, что мы по другую сторону баррикад и в хорошем смысле обслуживаем зрителей. Трудимся для их радости и веселья. Для нас стерто это понятие «новогодние выходные». Когда там обычно люди отдыхают, с 30 декабря до 10 января? У нас на практике, как мы начали учиться своему делу, таких каникул не бывает.