Главный итог сезона 2021-22 – это растерянность и подавленность, опущенные руки и попытки собрать себя обратно через работу.

Это вглядывание в мир и в людей с вопросом и страхом: что дальше. Как, о чем и с кем говорить?

Это попытки заново встроиться в мир.

Это практические, реальные вопросы, на которые пока не появилось ответов. А именно: как российский театр для детей и подростков изменится (и изменится ли в принципе) в связи с изменением общественной ситуации, мощнейшим кризисом, который, судя по прогнозам, только еще нас ждет, и появлением в разы большего количества социально незащищенных детей с ПТСР, тревожными расстройствами, страхами и реальным знанием самых чудовищных жизненных ситуаций. Но даже и те подростки и дети, которые не были в местах проведения военной операции, тоже не совсем те, какими были до 24 февраля. Эти дети так или иначе, рано или поздно придут в театр – и что театр сможет им предложить?

Раньше, особенно на фестивалях, казалось, что в российском театре для детей и подростков сплошь камерные спектакли, посвященные тяжелым, прежде – вообще табуированным темам, и все уже хорошо, за театр для детей и подростков можно не волноваться, он на правильном пути. В какой-то момент этих спектаклей стало так много и они стали так хороши по качеству, что из них, не слишком напрягаясь, можно было собрать несколько фестивалей сразу, а уж организовать лаборатории по современным текстам (спасибо издательству «Самокат», «Белой Вороне» и другим) – и вовсе не составляло труда для человека в теме. Стало много обсуждений с детьми после спектаклей, которые проводят адекватные театральные педагоги, это стало востребованным, театры и школы осознали ценность подобных диалогов со зрителями. Все это замечательно, и нужно обязательно это продолжать делать.

Но главный вопрос сейчас – что обсуждать, что брать на лаборатории и как дальше позиционировать театр для детей и подростков как таковой.

Выйдет ли на первый план его терапевтическая функция, способность театра как вида искусства залечивать внутренние раны, стать настоящим пространством диалога – и тогда это одна история, один вектор развития, выбор репертуара, создание социально-ориентированных детских студий при театрах...

Или же детский театр уйдет преимущественно в мельтешаще-отвлекающую сторону, будет «воспитывать, развлекая», говорить про борьбу «лучшего с хорошим» на классическом материале, делать эффектные зрелищные шоу? Это совсем другой, намного более безопасный и прибыльный вектор развития, когда, по большому счету, не важно, какой на улице год: 1985 или 2022.

Или же расслоение, так расколовшее сейчас общество, как в зеркале, отразится и в театре – и появятся полудиссидентские спектакли частных театров для детей и подростков на чердаках и в подвалах, которых будет все меньше и меньше, и мейнстримные, сделанные на огромных госбюджетах и в больших залах, эффектные постановки вне времени – и их будет становиться все больше?

Грубо говоря, как изменится и изменится ли миссия театра для детей и подростков в связи с тем, что изменилась жизнь?

Этот вопрос стал для меня главным итогом прошедшего сезона.

Галина Зальцман в спектакле «Волна» РАМТа четко выстраивает границы в пространстве сначала Белой комнаты, потом Черной, где игровые площадки четко очерчены полосатыми лентами, где безопасность возможна только снаружи окруженной зоны. Еще интереснее Зальцман работает с границами актерского погружения в образ. Максим Керин, Анна Дворжецкая, Владимир Зоммерфельд, Анастасия Волынская/Полина Лашкевич, Андрей Лаптев, Георгий Гайдучик и Антон Савватимов начинают спектакль как читку, потом переодеваются в костюмы персонажей – сначала яркие, потом монохромные – и, постепенно теряя возможность посмотреть на них со стороны, «заигрываются», как будто теряя возможность к саморефлексии. Такая работа с театральной условностью представляет общество более наглядно и бескомпромиссно, чем литература. Вообще, в сезоне 21-22 интересно отметить актерские работы, в которых исполнители существуют на грани между собой и персонажем, воспоминанием и нынешним состоянием своего героя.

Сюжет сказки «Белая уточка», в которой ведьма превращает княгиню в уточку, а сама занимает ее место рядом с князем, хорош именно для театра кукол, ГАЦТК имени С.В. Образцова вспомнил о нем не зря. Автор пьесы, художник и режиссер Борис Константинов предложил сыграть Екатерине Малетиной даже не знакомое европейским солистам-кукольникам «раздвоение личности», а растроение. С одной стороны, в вольной пластике молодой героини (Малетина находит неброскую сексуальность в ее/своей васнецовской красоте) появляется птичья материнская грация и обреченность, сыгранная руками – именно руки, а не кукла играют птицу, в которую превращена Княгиня, именно за руку сможет спасти ее из воды осознавший случившееся муж. С другой стороны, головной убор при наклоне оказывается лицом-маской коварной обманщицы, которая при обороте не сразу может избавиться от черных перьев и когтей, части тела хотят обрести девичью гармонию, но стремятся свернуться в привычную для другой птицы закрытую позицию.

Для заглавной роли в спектакле ГАЦТК «Я – Сергей Образцов» актер Евгений Цыганов подошел как нельзя лучше не только благодаря таланту и профессионализму, но и еще принадлежностью к семье Мастера, здесь это обстоятельство работает на еще более бережное отношению к роли. Цыганов продолжает линию своего Режиссера из спектакля Крымова, хотя, казалось бы, это невозможно, и репетирующий «Дон Жуана» собирательный образ – вершина профессии. Нельзя сказать, что Образцова Цыганов играет лучше, здесь иная интересная задача, с которой он справляется. Актер балансирует на границе реального исторического персонажа и впечатления о нем. В финале спектакля сцена опустеет, куклы исчезнут, и Цыганов воспроизведет довольно продолжительную по меркам сценического времени часть телевизионной съемки в студии Останкино в 1981 году. Седой парик, звезда на пиджаке. И кажется, что Цыганов точно воспроизводит, копирует, снимает с натуры своего заглавного персонажа. Но нет, и это самое интересное. Да, такие же сложенные бумажки с вопросами, но откуда-то еще и очки для чтения в руках. Те же поиски-повторы нужного слова, но не такие широкие жесты. Важнее не подробность и буквальное следование деталям, а внимание к ходу мысли человека.

В спектакле Екатерины Корабельник «Беглецы» (театр Романа Виктюка) Готфрида в прошлом рядом с Наилем Абдрахамовым играет ребенок (Артем Божутин). В данном случае это важно, чтобы на сцене зримо были представлены три поколения семьи, о которой идет рассказ у Ульфа Старка. Тема смерти в театре для детей часто обсуждается в кругу профессионалов, но здесь она совершенно иначе подается. Обычно внимание уделяется детской оценке этого события и реакции на нее взрослых. Здесь Олег Исаев в роли Дедушки (и почти все это в присутствии внука) играет сложный и продолжительный процесс угасания. Когда ходить становится все тяжелее, когда надо непременно ценить прошлое, но не цепляться за него, и при этом, что важно, еще есть время измениться.

Став художественным руководителем театра «Шалом», Олег Липовецкий сделал репертуарным и стал играть в Москве на постоянной основе спектакль «Жирная Люба». Моноспектакль по его же книге «Жизнь номер один» в питерском «Театральном проекте 27» поставила Юлия Каландаришвили. Липовецкий играет на грани «сейчас» и «тогда», совмещая в каждой сцене острое переживание момента, какое было в прошлом и ироничную оценку, которая возможна из настоящего. Его тело взрослого мужчины до сих пор помнит, как на нем сидели незаменимые в детстве колготки и как в него попадали удары школьного обидчика, при этом внутри он успел всех понять и не зациклиться на буллинге и короткой первой любви. Возвращение к подростковым проблемам – не болезненное одинокое самокопание, а повод для откровенного спектакля.

Не хочу загадывать, каким будет следующий сезон. Зафиксирую уходящий, с разговорами без оглядки, с бережностью и честностью. В нем было много рефлексии героев и авторов о своем детстве – не всегда благополучном и радужном, во многом, скорее, травматичном. В него они и возвращаются повзрослевшие – кто-то проживший и разобравшийся, а кто-то так и оставшийся без ответов.

«Беглецы», Театр Романа Виктюка, по книге Ульфа Старка, режиссер Екатерина Корабельник, художник Наталья Чернова

Спектакль Корабельник – одно из лучших сценических воплощений современной литературы про «дедушек и смерть». Режиссер отдает роль ребенка ребенку, одевает его в желтый дождевик и резиновые сапоги – но ничего из этого не смотрится штампом и неуместным эстетством. Как и минималистичные декорации, в которых принято решать эту тему: старый дом на горе, куда сбегают мальчик с дедушкой, – подвешенный к потолку прозрачный остов, призрачный воздушный замок. Почти растворившееся счастливое прошлое, как и жизнь старика, тающая по ходу спектакля.

«Волна», РАМТ, по книге Тодда Штрассера, режиссер Галина Зальцман, художник Катя Никитина

Спектакль-реконструкция американского школьного эксперимента воздействует буквально на физическом уровне. Здесь интересно следить не только за изменениями поведения учеников, но и учителя, затеявшего эксперимент. Максим Керин входит в роль постепенно, все глубже погружаясь в амбивалентность и расщепленность своего персонажа. Человека, который в процессе понимает, что может делать вообще все, что угодно – никто даже не пытается его всерьез остановить, а все самые безумные идеи можно оправдать перед начальством. В какой-то момент мы видим человека, который упивается абсолютной властью и вседозволенностью, боится, но жаждет увидеть, как далеко можно зайти. Человека, который, кажется, сам начинает верить в то, что придумал. Поначалу думаешь, что у учителя есть план – он же взрослый, он же сам это затеял. Но абсолютный ужас охватывает, когда понимаешь, что плана нет, и как закончить начатое, он не знает сам.

«Где здесь я», Тверской ТЮЗ, инсценировка Гульнары Насыровой, режиссер Павел Макаров

Спектакль играется не на сцене театра, а в Центре современной культуры «Рельсы» – этот выход к целевой аудитории тоже важная часть работы. Гуля Насырова в своей инсценировке скомпоновала мировую литературу и откровения сегодняшних подростков. Четыре актера рассказывают истории о крушении детства, но это не сентиментальное прощание, а травматичный жесткий опыт, который не всем удается в прямом смысле пережить. Плохая компания, первый сексуальный опыт – «давай поговорим об этом», – взывает дочь к матери, но та отказывает привычным холодно-сладким тоном. Мотив отношений детей и родителей здесь идет сквозь все истории – «если бы родители хоть что-нибудь заметили», – говорит герой, не в силах ни признаться им, ни разрешить проблему сам.

«Жирная Люба», Театральный проект 27, по повести Олега Липовецкого, режиссер Юлия Каландаришвили, художник Евгения Платонова

Олег Липовецкий ведет здесь совершенно откровенный разговор о своем собственном детстве. Ничего не скрывает, говорит больше о неудачах, чем о победах – это сейчас они кажутся забавными, а тогда были настоящим концом света. К чувствам полного еврейского мальчика у него нет обесценивания, но есть понимание их с точки зрения взрослого человека. Так, наверное, и надо говорить с подростками – вскрывать себя без оглядки, не приукрашая. Говорить, потому что главный враг детства побежден – и это не задиравший каждый день одноклассник, а страх. Говорить о людях, которых уже нет, не создавать идеальный образ, стирая нарочно недостатки, а показывать такими, какими они были на самом деле – так они и сегодня встанут рядом с тобой. Взрослый, красивый, уверенный в себе мужчина говорит со сцены о своем вовсе не самом безоблачном детстве – есть в этом спектакле витальность и надежда, мощная такая.

«Мальчики», Новосибирский театр «Глобус», по книге Владислава Крапивина, режиссер Артем Терехин, художник Екатерина Угленко.

Солнце в этом спектакле разлито щедро: медное, густое и липкое, как и подобает солнцу августа. В этом меду утоплено счастье, которое герои еще держат за тонкую нитку, как воздушного змея, но уже предчувствуют, что скоро она оборвется. Это счастье детства, безмятежное, искристое, где можно носиться, смеяться и мечтать о неизменно великом будущем. При этой пульсирующей нежности с очарованием узнавания (несмотря на поколения) в спектакле ведется прямой разговор о серьезных вещах: принятии непохожего, зарождении новой дружбы, гибели самого близкого друга, с которой детство неотвратимо заканчивается.

«Не верь, не бойся, не проси», Северный драматический театр им. Ульянова и Омский ТЮЗ, драматург Ирина Горбунова, режиссер Максим Соколов, художник Анастасия Юдина.

Спектакль играется за вечер дважды: труппами Тары и Омска по очереди – с разными финалами. Ирина Горбунова написала пьесу про подростков рабочего квартала в обычном российском городе. Все начинается с похорон Пушкина – огромная салатовая статуя поэта лежит по центру весь спектакль и мешает актерам, чьи лица целиком скрывают маски. Здесь все анонимусы и не хотят отрываться, ни подростки, ни взрослые. Пушкина здесь свергли и буквально вертят во все стороны, а вместо его стихов читают лирику группы «Тату». В нескольких моментах действие прерывается – психолог в зале берет микрофон и проясняет внутренние мотивы героев. Объединяет всех то, что ни у кого нет способности просить о помощи и принимать ее.