Хранитель дома
В одном из интервью Бородин как-то сказал, что не ушел из РАМТа, когда очень этого хотелось, из-за паркета в своем кабинете. Из-за того, что, как бы дико это ни звучало, чувствует ответственность – буквально – перед стенами, перед полом, перед зданием. Эта черта – осознание своей ответственности перед тем, что тебе доверено, – одна из главных в портрете Бородина. Вряд ли Алексей Владимирович ощущает РАМТ как свой собственный театр – в смысле частного дома, где что хочу, то и делаю. Кажется, что совсем нет, что Бородин воспринимает РАМТ как вверенный ему на время корабль, который, пока ты капитан, нужно осторожно, умно и по возможности элегантно провести между рифами разных времен, не сбившись при этом со своего основного курса и постоянно держа в голове собственную сверх-задачу. Миссию. У Бородина и его театра она есть – та дальняя, недостижимая, все определяющая цель, художественная и человеческая.
Бородин делает театр, в котором смыслы важнее формы. Учитывая его дар провидца, прорицателя, это принципиально важно. Он угадывает, чует нерв времени до того как тот становится очевидным для большинства. Поэтому на его премьерах часто возникает некоторое недоумение: к чему все это? Зачем так остро о том, что кажется далеким? Проходит месяца три с премьеры – и в ужасе понимаешь, читая новостную ленту: а про про это, вот поэтому была последняя премьера Бородина. Но это касается его собственных спектаклей. Режиссеры, которых он приглашает, попадают в нерв времени с обычным для театральных людей отставанием месяца на два, а то и полгода-год. Но попадают точно. Как Олег Долин с «Островом Сахалин» в Черной комнате.
Бородин завет к себе на постановки тех, кого считает яркими с точки зрения театра и честными по-человечески. Он хорошо разбирается в очень хорошем театре. Ценит его и тоже, как и нерв времени, чует. Поэтому у него ставили и Карбаускис, и Бутусов. Поэтому он дает площадку молодым, присматриваясь к ним, давая шанс, выращивая – себе на смену? Он дает им обживать РАМТ так, как им надо, – приспосабливая под игровые пространства все новые и новые помещения. Радуется этому «гнездованию», кипению театральной жизни в каждом закоулке здания. В этом он похож на Табакова – тот тоже считал, что репетировать должны в каждом углу. У Бородина начинали – или продолжали, мощно развивая свои собственные линии именно в РАМТе, Рузанна Мовсесян, Олег Долин, Егор Перегудов, Марина Брусникина. Два последних имени – те, кого Бородин позвал себе в приемники. Но Перегудов ушел в Маяковку, и тогда возникла Марина Брусникина как главреж при худруке.
Бородину важно не формально, а из рук в руки, в разговорах, в совместно проведенном времени, в общей работе – приглядеться, притереться, узнать друг друга так хорошо, чтобы можно было передать театр, дело: спокойно, взвешенно, с уверенностью в выбранном человеке. Не художнике. Человеке. Кажется, что для него (так ценящего, так по детски радостно, открыто восхищающегося крупными режиссерами) важнее человеческая составляющая. Потому что себе в приемники он выбирает – да, конечно, режиссера, художника, но прежде всего – хранителя дома. Того, кто не развалит его в угоду своим творческим капризам, не продаст, не испохабит, а будет, играя «вдолгую» и понимая свою роль, свое место и задачу в этой игре, приглашать, собирать, растить и любоваться молодыми – другими, непонятными, но схожими «по крови» (как говорит Бородин). Так, как делает это Александр Петрович Ланин в «Усадьбе Ланиных».
Катерина Антонова